Неточные совпадения
Он слышал ужасный
запах, видел грязь, беспорядок, и мучительное положение и
стоны и чувствовал, что помочь этому нельзя.
Прислушиваясь, подходили, подкрадывались больные, душил
запах лекарств, кто-то
стонал так разнотонно и осторожно, точно учился делать это; глаз Миши смотрел прямо и требовательно.
В этой гостиной, на этом диване я ждал ее, прислушиваясь к
стону больного и к брани пьяного слуги. Теперь все было так черно… Мрачно и смутно вспоминались мне, в похоронной обстановке, в
запахе ладана — слова, минуты, на которых я все же не мог нe останавливаться без нежности.
— Наградил господь… Ох, наградил! — как-то
застонал Харитон Артемьич,
запахивая халат. — Как их ни считай, все три девки выходят… Давай поменяемся: у тебя три сына, а у меня три дочери, — ухо на ухо сменяем, да Лиодорку прикину впридачу.
И точно: холодный ветер пронизывает нас насквозь, и мы пожимаемся, несмотря на то, что небо безоблачно и солнце заливает блеском окрестные пеньки и побелевшую прошлогоднюю отаву, сквозь которую чуть-чуть пробиваются тощие свежие травинки. Вот вам и радошный май. Прежде в это время скотина была уж сыта в поле, леса
стонали птичьим гомоном, воздух был тих, влажен и нагрет. Выйдешь, бывало, на балкон — так и обдает тебя душистым паром распустившейся березы или смолистым
запахом сосны и ели.
В сенях пищат и возятся крысы, в пекарне мычит и
стонет девица. Я вышел на двор, там лениво, почти бесшумно сыплется мелкий дождь, нo все-таки душно, воздух насыщен
запахом гари — горят леса. Уже далеко за полночь. В доме напротив булочной открыты окна; в комнатах, неярко освещенных, поют...
Дым, треск,
стоны, бешеное «ура!».
Запах крови и пороха. Закутанные дымом странные чужие люди с бледными лицами. Дикая, нечеловеческая свалка. Благодарение Богу за то, что такие минуты помнятся только как в тумане.
Шарахнутся где-нибудь добрые христиане от взмаха казачьей нагайки целой стеною в пять, в шесть сот человек, и как попрут да поналяжут стеной дружненько, так из середины только
стон да
пах пойдет, а потом, по освобождении, много видано женского уха в серьгах рваного и персты из-под колец верчены, а две-три души и совсем богу преставлялись.
Со
стоном он подбежал к ней и, мыча, как параличный, — на бороде у него была капуста, и
пахло от него водкой, — припал лбом к муфте и как бы замер.
Вокруг них мелькали люди в белом, раздавались приказания, подхватываемые прислугой на лету, хрипели, охали и
стонали больные, текла и плескалась вода, и все эти звуки плавали в воздухе, до того густо насыщенном острыми, неприятно щекочущими ноздри
запахами, что казалось — каждое слово доктора, каждый вздох больного тоже
пахнут, раздирая нос…
— Верно! — соглашается Гнедой. — Это я зря, не надо ругаться. Ребята! — дёргаясь всем телом, кричит он. Вокруг него летает лохмотье кафтана, и кажется, что вспыхнул он тёмным огнём. — Ребятушки, я вам расскажу по порядку, слушай! Первое — работал. Господь небесный, али я не работал? Бывало,
пашу — кости скрипят, земля
стонет — работал — все знают, все видели! Голодно, братцы! Обидно — все командуют! Зиму жить — холодно и нету дров избу вытопить, а кругом — леса без края! Ребятёнки мрут, баба плачет…
Ставни во флигельке были прикрыты, и уже в сенцах сильно
пахло йодом и камфарным маслом. Иона потыкался в полутьме и вошел на тихий
стон. На кровати во мгле смутно виднелась кошка Мумка и белое заячье с громадными ушами, а в нем страдальческий глаз.
В лесу ждала Ефрема атмосфера удушливая, густая, насыщенная
запахами хвои, мха и гниющих листьев. Слышен легкий звенящий
стон назойливых комаров да глухие шаги самого путника. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, скользят по стволам, по нижним ветвям и небольшими кругами ложатся на темную землю, сплошь покрытую иглами. Кое-где у стволов мелькнет папоротник или жалкая костяника, а то хоть шаром покати.
Но сегодня этот, так сильно любимый мною
запах, почти неприятен… Он кружит голову, дурманит мысль… Какой-то туман застилает глаза. Неодолимая сонливость сковывает меня всю. А боль в руке все сильнее и сильнее. Я уже не пытаюсь сдерживать
стонов, они рвутся из груди один за другим… Голова клонится на шелковые мутаки тахты. Отец, Люда, Михако и Маро — все расплываются в моих глазах, и я теряю сознание…
— Петровна! —
стонет Пахом.
Егорушка, бледно-зеленый, растрепанный, сильно похудевший, лежал под тяжелым байковым одеялом, тяжело дышал, дрожал и метался. Голова и руки его ни на минуту не оставались в покое, двигались и вздрагивали. Из груди вырывались
стоны. На усах висел маленький кусочек чего-то красного, по-видимому крови. Если бы Маруся нагнулась к его лицу, она увидела бы ранку на верхней губе и отсутствие двух зубов на верхней челюсти. От всего тела веяло жаром и спиртным
запахом.
Тут она просила солдат отнять два столбика, подпиравшие крышу; желание ее было выполнено, и в один миг вместо хижины остался только земляной, безобразный холм, над которым кружился пыльный столб. Солдатам послышался
запах серы; им чудилось, что кто-то закричал и
застонал под землей, — и они, творя молитвы, спешили без оглядки на пикет.
Минкина выхватила из рук
Паши щипцы, разорвала ей рубашку и калеными щипцами начала хватать за голую грудь бедной девушки. Щипцы шипели и дымились, а нежная кожа лепестками оставалась на щипцах.
Паша задрожала всем телом и глухо
застонала; в глазах ее заблестел какой-то фосфорический свет, и она опрометью бросилась вон из комнаты.
И подходя к нему и слушая те тихие
стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и, чувствуя усилившийся теперь
запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум-бум-бум выстрелов, послышались
стоны, крики, шлепанье снарядов,
запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его.