Неточные совпадения
Утро было свежее, но прекрасное. Золотые облака громоздились на горах, как новый ряд воздушных гор;
перед воротами расстилалась широкая площадь; за нею базар кипел народом, потому что было воскресенье; босые мальчики-осетины, неся за плечами котомки с сотовым медом, вертелись вокруг меня; я их прогнал: мне было не до них, я начинал разделять беспокойство доброго штабс-капитана.
Я имел такое сознание своей силы, что даже не обратил внимания на досаду молодого человека; но после узнал, что молодой человек этот спрашивал, кто тот взъерошенный
мальчик, который проскочил мимо его и
перед носом отнял даму.
Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с
мальчиком, делалась простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не
передашь на бумаге, — их сила в чувстве, не в самих них.
Катерина Ивановна взяла Лидочку, сняла со стула
мальчика и, отойдя в угол к печке, стала на колени, а детей поставила на колени
перед собой.
Он злился. Его раздражало шумное оживление Марины, и почему-то была неприятна встреча с Туробоевым. Трудно было признать, что именно вот этот человек с бескровным лицом и какими-то кричащими глазами —
мальчик, который стоял
перед Варавкой и звонким голосом говорил о любви своей к Лидии. Неприятен был и бородатый студент.
Но когда
перед ним развернулась площадь, он увидел, что немногочисленные прохожие разбегаются во все стороны, прячутся во двор трактира извозчиков, только какой-то высокий старик с палкой в руке, держась за плечо
мальчика, медленно и важно шагает посреди площади, направляясь на Арбат.
Заметив, что Дронов называет голодного червя — чевряком, чреваком, чревоедом, Клим не поверил ему. Но, слушая таинственный шепот, он с удивлением видел пред собою другого
мальчика, плоское лицо нянькина внука становилось красивее, глаза его не бегали, в зрачках разгорался голубоватый огонек радости, непонятной Климу. За ужином Клим
передал рассказ Дронова отцу, — отец тоже непонятно обрадовался.
Вон залаяла собака: должно быть, гость приехал. Уж не Андрей ли приехал с отцом из Верхлёва? Это был праздник для него. В самом деле, должно быть, он: шаги ближе, ближе, отворяется дверь… «Андрей!» — говорит он. В самом деле,
перед ним Андрей, но не
мальчик, а зрелый мужчина.
— Ты ли это, Илья? — говорил Андрей. — А помню я тебя тоненьким, живым
мальчиком, как ты каждый день с Пречистенки ходил в Кудрино; там, в садике… ты не забыл двух сестер? Не забыл Руссо, Шиллера, Гете, Байрона, которых носил им и отнимал у них романы Коттень, Жанлис… важничал
перед ними, хотел очистить их вкус?..
— Отчего вы такой? — повторил он в раздумье, останавливаясь
перед Марком, — я думаю, вот отчего: от природы вы были пылкий, живой
мальчик. Дома мать, няньки избаловали вас.
С князем он был на дружеской ноге: они часто вместе и заодно играли; но князь даже вздрогнул, завидев его, я заметил это с своего места: этот
мальчик был всюду как у себя дома, говорил громко и весело, не стесняясь ничем и все, что на ум придет, и, уж разумеется, ему и в голову не могло прийти, что наш хозяин так дрожит
перед своим важным гостем за свое общество.
Сел Максим Иванович и кричит
мальчику: „Резвись!“ — а тот
перед ним еле дышит.
Еще к нам пришел из дома
мальчик, лет двенадцати, и оба они сели
перед нами на пятках и рассматривали пристально нас, платья наши, вещи.
Робкий ум
мальчика, родившегося среди материка и не видавшего никогда моря, цепенел
перед ужасами и бедами, которыми наполнен путь пловцов. Но с летами ужасы изглаживались из памяти, и в воображении жили, и пережили молодость, только картины тропических лесов, синего моря, золотого, радужного неба.
У забора, в тени деревьев, сняв фуражки, стояли два мальчика-реалиста над присевшим
перед ними на коленки морожеником.
Сестра Нехлюдова, Наталья Ивановна Рагожинская была старше брата на 10 лет. Он рос отчасти под ее влиянием. Она очень любила его
мальчиком, потом,
перед самым своим замужеством, они сошлись с ним почти как ровные: она — двадцатипятилетняя, девушка, он — пятнадцатилетний
мальчик. Она тогда была влюблена в его умершего друга Николеньку Иртенева. Они оба любили Николеньку и любили в нем и себе то, что было в них хорошего и единящего всех людей.
«Такое же опасное существо, как вчерашняя преступница, — думал Нехлюдов, слушая всё, что происходило
перед ним. — Они опасные, а мы не опасные?.. Я — распутник, блудник, обманщик, и все мы, все те, которые, зная меня таким, каков я есмь, не только не презирали, но уважали меня? Но если бы даже и был этот
мальчик самый опасный для общества человек из всех людей, находящихся в этой зале, то что же, по здравому смыслу, надо сделать, когда он попался?
Нехлюдов шел медленным шагом, пропуская вперед себя спешивших посетителей, испытывая смешанные чувства ужаса
перед теми злодеями, которые заперты здесь, состраданья к тем невинным, которые, как вчерашний
мальчик и Катюша, должны быть здесь, и робости и умиления
перед тем свиданием, которое ему предстояло.
— Господин Перхотин
передал нам, что вы, войдя к нему, держали в руках… в окровавленных руках… ваши деньги… большие деньги… пачку сторублевых бумажек, и что видел это и служивший ему
мальчик!
Он много наслышался о нем от
мальчиков, но до сих пор всегда наружно выказывал презрительно равнодушный вид, когда ему о нем говорили, даже «критиковал» Алешу, выслушивая то, что о нем ему
передавали.
Этот
мальчик очень скоро, чуть не в младенчестве (как
передавали по крайней мере), стал обнаруживать какие-то необыкновенные и блестящие способности к учению.
Выгонять
перед вечером и пригонять на утренней заре табун — большой праздник для крестьянских
мальчиков.
Мальчики приутихли. Видно было, что слова Павла произвели на них глубокое впечатление. Они стали укладываться
перед огнем, как бы собираясь спать.
Сам Кирила Петрович, казалось, любил ее более прочих, и черноглазый
мальчик, шалун лет девяти, напоминающий полуденные черты m-lle Мими, воспитывался при нем и признан был его сыном, несмотря на то, что множество босых ребятишек, как две капли воды похожих на Кирила Петровича, бегали
перед его окнами и считались дворовыми.
Перед тобою
В слезах стоит не
мальчик; гордый духом
Смиряется.
У них было трое детей, два года
перед тем умер девятилетний
мальчик, необыкновенно даровитый; через несколько месяцев умер другой ребенок от скарлатины; мать бросилась в деревню спасать последнее дитя переменой воздуха и через несколько дней воротилась; с ней в карете был гробик.
Иногда будто пахнёт им, после скошенного сена, при сирокко,
перед грозой… и вспомнится небольшое местечко
перед домом, на котором, к великому оскорблению старосты и дворовых людей, я не велел косить траву под гребенку; на траве трехлетний
мальчик, валяющийся в клевере и одуванчиках, между кузнечиками, всякими жуками и божьими коровками, и мы сами, и молодость, и друзья!
Мальчиком четырнадцати лет, потерянным в толпе, я был на этом молебствии, и тут,
перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой, я клялся отомстить казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками.
Один пустой
мальчик, допрашиваемый своею матерью о маловской истории под угрозою прута, рассказал ей кое-что. Нежная мать — аристократка и княгиня — бросилась к ректору и
передала донос сына как доказательство его раскаяния. Мы узнали это и мучили его до того, что он не остался до окончания курса.
Так же
Мальчик и амбар грачевский очистил… Стали к Грачеву обращаться соседи — и
Мальчик начал отправляться на гастроли, выводить крыс в лавках. Вслед за Грачевым завели фокстерьеров и другие торговцы, чтобы охранять первосортные съестные припасы, которых особенно много скоплялось
перед большими праздниками, когда богатая Москва швырялась деньгами на праздничные подарки и обжорство.
Оказалось, что это три сына Рыхлинских, студенты Киевского университета, приезжали прощаться и просить благословения
перед отправлением в банду. Один был на последнем курсе медицинского факультета, другой, кажется, на третьем. Самый младший — Стасик, лет восемнадцати, только в прошлом году окончил гимназию. Это был общий любимец, румяный, веселый
мальчик с блестящими черными глазами.
Что такая книга существует, я узнал незадолго
перед этим в школе: в морозный день, во время перемены, я рассказывал
мальчикам сказку, вдруг один из них презрительно заметил...
Пока дядя Максим с холодным мужеством обсуждал эту жгучую мысль, соображая и сопоставляя доводы за и против,
перед его глазами стало мелькать новое существо, которому судьба судила явиться на свет уже инвалидом. Сначала он не обращал внимания на слепого ребенка, но потом странное сходство судьбы
мальчика с его собственною заинтересовало дядю Максима.
Максим пользовался им, чтобы знакомить
мальчика с историей его страны, и вся она прошла
перед воображением слепого, сплетенная из звуков.
Тем не менее, изо дня в день какое-то внутреннее сознание своей силы в ней все возрастало, и, выбирая время, когда
мальчик играл
перед вечером в дальней аллее или уходил гулять, она садилась за пианино.
Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильичу, который взял меня за руку и ввел в большую неопрятную комнату, из которой несся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, — комнату, всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал;
перед первым столом стояла, утвержденная на каких-то подставках, большая черная четвероугольная доска; у доски стоял
мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой.
Половина скамеек была занята
мальчиками разных возрастов;
перед ними лежали на столах тетрадки, книжки и аспидные доски; ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие.
— Вчерашнего числа (она от мужа заимствовала этот несколько деловой способ выражения)… вчерашнего числа к нам в село прибежал ваш крестьянский
мальчик — вот этакий крошечка!.. — и становая, при этом, показала своею рукою не более как на аршин от земли, — звать священника на крестины к брату и, остановившись что-то такое
перед нашим домом, разговаривает с
мальчиками.
Остальное ты все знаешь, и я только прибавлю, что, когда я виделась с тобой в последний раз в доме Еспера Иваныча и тут же был Постен и когда он ушел, мне тысячу раз хотелось броситься
перед тобой на колени и умолять тебя, чтобы ты спас меня и увез с собой, но ты еще был
мальчик, и я знала, что не мог этого сделать.
Это такая своеобразная натура, такая сильная и правдивая душа, сильная именно своей чистотой и правдивостью, что я
перед ней просто
мальчик, младший брат ее, несмотря на то, что ей всего только семнадцать лет.
—
Передай это… Тыбурцию… Скажи, что я покорнейше прошу его, — понимаешь?.. покорнейше прошу — взять эти деньги… от тебя… Ты понял?.. Да еще скажи, — добавил отец, как будто колеблясь, — скажи, что если он знает одного тут… Федоровича, то пусть скажет, что этому Федоровичу лучше уйти из нашего города… Теперь ступай,
мальчик, ступай скорее.
— Д-да, — ответил он задумчиво, — я знаю… Я виноват
перед тобою,
мальчик, и ты постараешься когда-нибудь забыть это, не правда ли?
Левушка Крутицын был
мальчик нервный и впечатлительный; он не выдержал
перед мыслью о предстоящей семейной разноголосице и поспешил произнести суд над укоренившимися в семье преданиями, послав себе вольную смерть.
То ли, что я когда-то знал его в угнетенном виде, которого он теперь, одевшись в штаны, стыдится, или то, что я был однажды свидетелем, как он хвастался
перед"
мальчиком в штанах", что он, хоть и без штанов, да зато Разуваеву души не продал,"а ты, немец, контрактом господину Гехту обязался, душу ему заложил"…
Мальчик высказал это солидно, без похвальбы, и без всякого глумления над странностью моего вопроса. По-видимому, он понимал, что
перед ним стоит иностранец (кстати: ужасно странно звучит это слово в применении к русскому путешественнику; по крайней мере, мне большого труда стоило свыкнуться с мыслью, что я где-нибудь могу быть… иностранцем!!), которому простительно не знать немецких обычаев.
Стройный, широкоплечий, в расстегнутой шинели, из-под которой виднелась красная рубашка с косым воротом, с папироской в руках, облокотившись на перила крыльца, с наивной радостью в лице и жесте, как он стоял
перед братом, это был такой приятно-хорошенький
мальчик, что всё бы так и смотрел на него.
Санин вскочил с дивана и выхватил ее из рук Эмиля. Страсть в нем слишком сильно разыгралась: не до скрытности было ему теперь, не до соблюдения приличия — даже
перед этим
мальчиком, ее братом. Он бы посовестился его, он бы принудил себя — если б мог!
Показаться
перед нею не жалким мальчиком-кадетом, в неуклюже пригнанном пальто, а стройным, ловким юнкером славного Александровского училища, взрослым молодым человеком, только что присягнувшим под батальонным знаменем на верность вере, царю и отечеству, — вот была его сладкая, тревожная и боязливая мечта, овладевавшая им каждую ночь
перед падением в сон, в те краткие мгновенья, когда так рельефно встает и видится недавнее прошлое…
B.М. Соболевский позвонил и
передал ее вошедшему
мальчику...
Сухим, резким голосом Хрипач
передал Передонову дошедшие до него слухи, — из достоверных источников, прибавил он, — о том, что Передонов ходит на квартиры к ученикам, сообщает их родителям или воспитателям неточные сведения об успехах и поведении их детей и требует, чтобы
мальчиков секли, вследствие чего происходят иногда крупные неприятности с родителями, как, например, вчера в клубе с нотариусом Гудаевским.