Неточные совпадения
В полдень поставили столы и стали обедать; но бригадир был так неосторожен, что еще
перед закуской пропустил три чарки очищенной. Глаза его вдруг сделались неподвижными и стали смотреть в одно место. Затем, съевши первую перемену (были щи с солониной), он опять выпил два стакана и
начал говорить, что ему нужно
бежать.
Я был несчастен и смущен, когда эти мысли
начали посещать меня; я всячески хотел
бежать от них… я стучался, как путник, потерявший дорогу, как нищий, во все двери, останавливал встречных и расспрашивал о дороге, но каждая встреча и каждое событие вели к одному результату — к смирению
перед истиной, к самоотверженному принятию ее.
Потихоньку
побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился
перед могилкою. Свечка погасла, на могиле лежал камень, заросший травою. «Этот камень нужно поднять!» — подумал дед и
начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в землю, пихнул он его с могилы. «Гу!» — пошло по долине. «Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело».
— Я только на минутку, Алеша. Пришел поздравить вас с рождением первенца и
передать вам гонорар, десять рублей. И уж вы меня простите, сейчас же
бегу домой. Сижу я здесь, и все мне кажется: а вдруг вы все сейчас
начнете стрелять. Адье, Алеша, и не забывайте мой дом на голубятне.
Он видел, как все,
начиная с детских, неясных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнию, все, что вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлялось, все складывалось, воплощалось, вставало
перед ним в колоссальных формах и образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались
перед ним волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые
начинали жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его, каждая мысль его, каждая бесплотная греза, воплощалась почти в миг зарождения; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеями, а целыми мирами, целыми созданиями, как он носился, подобно пылинке, во всем этом бесконечном, странном, невыходимом мире и как вся эта жизнь, своею мятежною независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной иронией; он слышал, как он умирает, разрушается в пыль и прах, без воскресения, на веки веков; он хотел
бежать, но не было угла во всей вселенной, чтоб укрыть его.
— Постой, — говорю, — старуха, если ты так говоришь, так слушай: я приехал к тебе на пользу; дочку твою я вылечу, только ты говори мне правду, не скрывай ничего, рассказывай сначала: как она у тебя жила, не думала ли ты против воли замуж ее выдать, что она делала и как себя
перед побегом вела, как сбежала и как потом опять к тебе появилась? — Все подробно с самого
начала.
В небольшой и легкой плетеной беседке, сплошь обвитой
побегами павоя и хмеля, на зеленой скамье,
перед зеленым садовым столиком сидела Татьяна Николаевна Стрешнева и шила себе к лету холстинковое платье.
Перед нею лежали рабочий баул и недавно сорванные с клумбы две розы. По саду
начинали уже летать майские жуки да ночные бабочки, и как-то гуще и сильнее запахло к ночи со всех окружающих клумб ароматом резеды и садового жасмина.
При одном имени «Суворов» конфедераты уже падали духом, а это на войне всегда
начало поражения. И действительно, неприятель всегда
бежал перед «каменными суворовцами».
— Быть может, — снова
начала она, — я виновата
перед вами, что не предупредила сначала, кто вас здесь ожидает, но насколько я вас знаю, по рассказам вы — дикарь. Письмо от такой женщины, как я, вас не привлекло бы, напротив, оно заставило бы вас
бежать от нее. Вот почему я прибегла к средству, в верности которого не сомневалась, и вызвала вас именем нашего общего друга графа Белавина.
Он опять поцеловал руку у матери жестом молодого человека и
побежал за отцом. Ее пронизала мысль:"моего в нем ничего нет". И вся жизненная дорога этого мальчика была
перед ней как на ладони. Но он прямо
начнет с того, чем отец его кончает.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро-меньших усилий, неприятель
бежал) испытывали одинаковое чувство ужаса
перед тем врагом, который, потеряв ПОЛОВИНУ войска, стоял так же грозно в конце, как и в
начале сражения.