Неточные совпадения
— Наш народ — самый свободный на
земле. Он ничем не связан изнутри. Действительности — не любит. Он — штучки любит, фокусы. Колдунов и чудодеев. Блаженненьких. Он сам такой — блаженненький. Он завтра же может магометанство принять — на пробу. Да, на пробу-с! Может сжечь все свои избы и скопом уйти в пустыни, в
пески, искать Опоньское царство.
Все удобные
земли располагаются
с правой стороны реки, где почва весьма плодородная и состоит из ила и чернозема
с прослойками гальки и
песка, вследствие чего травы развиваются весьма пышно, в особенности тростники, достигающие 2,5–3 м высоты.
Каждый порыв ветра сыпал на
землю сухой снег
с таким шумом, точно это был
песок.
И теперь веселье простых людей, когда им удается веселиться, более радостно, живо и свежо, чем наше; но у наших простых людей скудны средства для веселья, а здесь средства богаче, нежели у нас; и веселье наших простых людей смущается воспоминанием неудобств и лишений, бед и страданий, смущается предчувствием того же впереди, — это мимолетный час забытья нужды и горя — а разве нужда и горе могут быть забыты вполне? разве
песок пустыни не заносит? разве миазмы болота не заражают и небольшого клочка хорошей
земли с хорошим воздухом, лежащего между пустынею и болотом?
Но если бассейн мелок относительно силы ключа, то вся вода,
с песком,
землей и даже мелкими камушками, ворочается со дна доверху, кипит и клокочет, как котел на огне.
Я сравнивал себя
с крестьянскими мальчиками, которые целый день, от восхода до заката солнечного, бродили взад и вперед, как по
песку, по рыхлым десятинам, которые кушали хлеб да воду, — и мне стало совестно, стыдно, и решился я просить отца и мать, чтоб меня заставили бороновать
землю.
Выйдут на берег покатый
К русской великой реке —
Свищет кулик вороватый,
Тысячи лап на
песке;
Барку ведут бечевою,
Чу, бурлаков голоса!
Ровная гладь за рекою —
Нивы, покосы, леса.
Легкой прохладою дует
С медленных, дремлющих вод…
Дедушка
землю целует,
Плачет — и тихо поет…
«Дедушка! что ты роняешь
Крупные слезы, как град?..»
— Вырастешь, Саша, узнаешь!
Ты не печалься — я рад…
Он мчался, как птица, крепко и часто ударяя о
землю ногами, которые внезапно сделались крепкими, точно две стальные пружины. Рядом
с ним скакал, заливаясь радостным лаем, Арто. Сзади тяжело грохотал по
песку дворник, яростно рычавший какие-то ругательства.
— Я не радикал, — гордо говорил Краснов, — я либерал-с. У меня ни одной пяди
песку нет; я наделяю крестьян настоящей, заправской
землей, и потому на выкуп не согласен-с.
Знает ли он, наконец, что этот
песок, который сию минуту хрустнул у него на зубах, составляет часть горсти
земли, взятой рьяным бонапартистом
с могилы Лулу и составлявшей предмет пламенных тостов на вчерашнем банкете в Hotel Continental?
Мерно шел конь, подымая косматые ноги в серебряных наколенниках, согнувши толстую шею, и когда Дружина Андреевич остановил его саженях в пяти от своего противника, он стал трясти густою волнистою гривой, достававшею до самой
земли, грызть удила и нетерпеливо рыть
песок сильным копытом, выказывая при каждом ударе блестящие шипы широкой подковы. Казалось, тяжелый конь был подобран под стать дородного всадника, и даже белый цвет его гривы согласовался
с седою бородой боярина.
Лена очень обрадовалась, узнав, что теперь подошла новая реформа и ее отца зовут опять туда, где родилась, где жила, где любила ее мать, где она лежит в могиле… Лена думала, что она тоже будет жить там и после долгих лет, в которых, как в синей мреющей дали, мелькало что-то таинственное, как облако, яркое, как зарница, — ляжет рядом
с матерью. Она дала слово умиравшей на
Песках няне, что непременно привезет горсточку родной
земли на ее могилу на Волковом кладбище.
Но если б заставить его, например, переливать воду из одного ушата в другой, а из другого в первый, толочь
песок, перетаскивать кучу
земли с одного места на другое и обратно, — я думаю, арестант удавился бы через несколько дней или наделал бы тысячи преступлений, чтоб хоть умереть, да выйти из такого унижения, стыда и муки.
Скосив на нее черные глаза, Кострома рассказывает про охотника Калинина, седенького старичка
с хитрыми глазами, человека дурной славы, знакомого всей слободе. Он недавно помер, но его не зарыли в
песке кладбища, а поставили гроб поверх
земли, в стороне от других могил. Гроб — черный, на высоких ножках, крышка его расписана белой краской, — изображены крест, копье, трость и две кости.
Поневоле надобно согласиться
с мнением рыбаков, которые говорят, что рыба, кроме всякой другой пищи, питается тиною, илом,
землею,
песком и даже — одной водой.
…В середине лета наступили тяжёлые дни, над
землёй, в желтовато-дымном небе стояла угнетающая, безжалостно знойная тишина; всюду горели торфяники и леса. Вдруг буйно врывался сухой, горячий ветер, люто шипел и посвистывал, срывал посохшие листья
с деревьев, прошлогоднюю, рыжую хвою, вздымал тучи
песка, гнал его над
землёй вместе со стружкой, кострикой [кора, луб конопли, льна — Ред.], перьями кур; толкал людей, пытаясь сорвать
с них одежду, и прятался в лесах, ещё жарче раздувая пожары.
Лежа на
земле лицом вверх и касаясь ее затылком
с одной стороны, а пятками —
с другой, круто выгнув спину и поддерживая равновесие руками, которые глубоко ушли в тырсу [Смесь
песка и деревянных опилков, которой посыпается арена.
Я думаю, что если бы смельчак в эту страшную ночь взял свечу или фонарь и, осенив, или даже не осенив себя крестным знамением, вошел на чердак, медленно раздвигая перед собой огнем свечи ужас ночи и освещая балки,
песок, боров, покрытый паутиной, и забытые столяровой женою пелеринки, — добрался до Ильича, и ежели бы, не поддавшись чувству страха, поднял фонарь на высоту лица, то он увидел бы знакомое худощавое тело
с ногами, стоящими на
земле (веревка опустилась), безжизненно согнувшееся на-бок,
с расстегнутым воротом рубахи, под которою не видно креста, и опущенную на грудь голову, и доброе лицо
с открытыми, невидящими глазами, и кроткую, виноватую улыбку, и строгое спокойствие, и тишину на всем.
Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили
с человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая
песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на
землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню.
Местами он гнездами в
земле лежит и
с виду как есть золотой
песок.
В самом деле место тут каменистое. Белоснежным кварцевым
песком и разноцветными гальками усыпаны отлогие берега речек, а на полях и по болотам там и сям торчат из
земли огромные валуны гранита. То осколки Скандинавских гор, на плававших льдинах занесенные сюда в давние времена образования земной коры. За Волгой иное толкуют про эти каменные громады: последние-де русские богатыри, побив силу татарскую, похвалялись здесь бой держать
с силой небесною и за гордыню оборочены в камни.
Ранним утром, еще летнее солнце в полдерево стояло, все пошли-поехали на кладбище. А там Настина могилка свежим изумрудным дерном покрыта и цветики на ней алеют. А кругом
земля выровнена, утоптана, белоснежным речным
песком усыпана. Первыми на кладбище пришли Матренушка
с канонницей Евпраксеей, принесли они кутью, кацею
с горячими углями да восковые свечи.
— Не клад, а
песок золотой в
земле рассыпан лежит, — шептал Алексей. — Мне показывали… Стуколов этот показывал, что
с Патапом Максимычем поехал… За тем они в Ветлугу поехали… Не проговорись только, Христа ради, не погуби… Вот и думаю я — не пойти ли мне на Ветлугу… Накопавши золота, пришел бы я к Патапу Максимычу свататься…
— Твое дело было уверять его, тебе надо было говорить, что в город не по что ездить… А ты что понес?.. Эх ты, фофан, в
землю вкопан!.. Ну если б он сунулся в город
с силантьевским-то
песком? Сам знаешь, каков он… Пропали б тогда все мои труды и хлопоты.
Все чернее ложатся тени, обуевая сирые, немощные души; глубже бороздят трещины иссыхающую
землю; все явнее уходит Церковь
с исторического горизонта в
пески пустыни.
— Много-то взять
с родяковских и нельзя, — спокойно ответила Марья Ивановна. — Самим едва на пропитанье достает.
Земля — голый
песок, да и его не больно много; лесом, сердечные, только и перебиваются… Народ бедный, и малый-то оброк, по правде сказать, им тяжеленек.
Опять обрывается мысль Иоле. Тяжелый снаряд шлепается близко, срезает, словно подкашивает, прибрежное тутовое дерево и зарывается воронкой в
землю, обсыпав юношу целым фонтаном взброшенного кверху
песку и
земли. Иоле
с засыпанными глазами падает на траву, как подкошенный.
За ним упал по соседству второй, a через минуту и третий. Теперь аккуратно, через каждый определенный срок, ложились, взрывая фонтаны
земли, травы,
песка и каменьев зарывающиеся глубоко воронкой в почву и разворачивающие ее вместе
с деревьями и кустами, снаряды.
Они пошли вдоль пляжа. Зелено-голубые волны
с набегающим шумом падали на
песок, солнце, солнце было везде,
земля быстро обсыхала, и теплый золотой ветер ласкал щеки.
К западу от сопки лежали два сильно блиндированных окопа, в них сидело две роты; над головами — толстые балки, на аршин засыпанные
землею, впереди — узкие бойницы, заложенные мешками
с песком.
От всего же богатства гермейстерского достались ей в удел несколько гаков
земли, частью под
песком, частью под болотами, принятых вместе
с ее особою под покровительство баронессы.
«Светит месяц, дол сребрится;
Мертвый
с девицею мчится;
Путь их к келье гробовой.
Страшно ль, девица, со мной?» —
«Что до мертвых? что до гроба?
Мертвых дом
земли утроба». —
«Конь, мой конь, бежит
песок;
Чую ранний ветерок;
Конь, мой конь, быстрее мчися;
Звезды утренни зажглися,
Месяц в облаке потух.
Конь, мой конь, кричит петух».
Так, прыгая
с материка на материк, добрался я до самой серой воды, и маленькие плоские наплывы ее показались мне в этот раз огромными первозданными волнами, и тихий плеск ее — грохотом и ревом прибоя; на чистой поверхности
песка я начертил чистое имя Елена, и маленькие буквы имели вид гигантских иероглифов, взывали громко к пустыне неба, моря и
земли.