Мрачная это была история, одна из тех мрачных и мучительных историй, которые так часто и неприметно, почти таинственно, сбываются под тяжелым
петербургским небом, в темных, потаенных закоулках огромного города, среди взбалмошного кипения жизни, тупого эгоизма, сталкивающихся интересов, угрюмого разврата, сокровенных преступлений, среди всего этого кромешного ада бессмысленной и ненормальной жизни…
Неточные совпадения
Но и морская поэзия надоест, и тропическое
небо, яркие звезды: помянешь и майские
петербургские ночи, когда, к полуночи,
небо захочет будто бы стемнеть, да вдруг опять засветлеет, точно ребенок нахмурится: того и гляди заплачет, а он вдруг засмеялся и пошел опять играть!..
В художественном творчестве Л. Толстого постоянно противополагается мир лживый, условный и мир подлинный, божественная природа (князь Андрей в
петербургском салоне и князь Андрей, смотрящий на поле сражения на звездное
небо).
Это есть различие между князем Андреем в
петербургском салоне Анны Павловны и князем Андреем перед звездным
небом, когда он лежит на поле раненый.
Двумя грязными двориками, имевшими вид какого-то дна не вовсе просохнувшего озера, надобно было дойти до маленькой двери, едва заметной в колоссальной стене; оттуда вела сырая, темная, каменная, с изломанными ступенями, бесконечная лестница, на которую отворялись, при каждой площадке, две-три двери; в самом верху, на финском
небе, как выражаются
петербургские остряки, нанимала комнатку немка-старуха; у нее паралич отнял обе ноги, и она полутрупом лежала четвертый год у печки, вязала чулки по будням и читала Лютеров перевод Библии по праздникам.
Живем мы опять спокойно, зима идет своим порядком, по серому
небу летают белые, снеговые мухи; по вонючей и холодной
петербургской грязи ползают извозчичьи клячи, одним словом все течет, как ему господь повелел.
Хотя снег, дождь и все то, чему даже имени не бывает, когда разыграется вьюга и хмара под
петербургским ноябрьским
небом, разом вдруг атаковали и без того убитого несчастиями господина Голядкина, не давая ему ни малейшей пощады и отдыха, пронимая его до костей, залепляя глаза, продувая со всех сторон, сбивая с пути и с последнего толка, хоть все это разом опрокинулось на господина Голядкина, как бы нарочно сообщась и согласясь со всеми врагами его отработать ему денек, вечерок и ночку на славу, — несмотря на все это, господин Голядкин остался почти нечувствителен к этому последнему доказательству гонения судьбы: так сильно потрясло и поразило его все происшедшее с ним несколько минут назад у господина статского советника Берендеева!
Есть что-то неизъяснимо-трогательное в нашей
петербургской природе, когда она, с наступлением весны, вдруг выкажет всю мощь свою, все дарованные ей
небом силы, опушится, разрядится, упестрится цветами…
Даже в те часы, когда совершенно потухает
петербургское серое
небо и весь чиновный народ наелся и отобедал, кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда чиновники спешат предать наслаждению оставшееся время: кто побойчее, несется в театр; кто на улицу, определяя его на рассматриванье кое-каких шляпенок; кто на вечер — истратить его в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему брату в четвертый или третий этаж, в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся из высшего общества, от которого никогда и ни в каком состоянии не может отказаться русский человек, или даже, когда не о чем говорить, пересказывая вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё стремится развлечься, — Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.
Когда Алмазовы приехали к садовнику, белая
петербургская ночь уже разлилась по
небу и в воздухе синим молоком.
Синее
небо, чинаровые рощи и исполины-горы как будто отступили в эту ночь на второй план. Равно, как и
петербургские впечатления. Все заслонила хрупкая фигурка девочки с удивительными, сияющими зелеными глазами.
Когда князь Андрей смотрит на звездное
небо, это более подлинная жизнь, чем когда он разговаривает в
петербургском салоне.
Гнилая
петербургская осень по-прежнему висела над столицей, по-прежнему серело
небо без малейшей солнечной улыбки, по-прежнему кончались одни уроки и начинались другие, по-прежнему фея Ирэн, всегда спокойная, ровная, улыбалась мне при встречах, а между тем точно новая песенка звенела в воздухе, веселая весенняя песенка, и песенка эта начиналась и кончалась одною и тою же фразой...
Васильев и Линская были украшением всего персонала
петербургского"Однодворца". Остальное все оказалось весьма и весьма посредственным. От исполнения тех же ролей в Москве это отстояло, как
небо от земли.