Неточные совпадения
Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может
быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе:
тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни
есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
Илья. Антон у нас
есть,
тенором поет…
Илья. Пополам перегнуло набок, coвсeм углом, так глаголем и ходит… другая неделя… ах, беда! Теперь в хоре всякий лишний человек дорого стоит, а без
тенора как
быть! К дохтору ходил, дохтор и говорит: «Через неделю, через две отпустит, опять прямой
будешь». А нам теперь его надо.
Илья (подстраивая гитару). Вот третий голос надо! Ах, беда! Какой
тенор был! От своей от глупости. (
Поют в два голоса.)
Илья. Один
тенор и
есть, а то все басы. Какие басы, какие басы! А
тенор один Антон!
Запевали «Дубинушку» двое: один — коренастый, в красной, пропотевшей, изорванной рубахе без пояса, в растоптанных лаптях, с голыми выше локтей руками, точно покрытыми железной ржавчиной. Он
пел высочайшим, резким
тенором и, удивительно фокусно подсвистывая среди слов, притопывал ногою, играл всем телом, а железными руками играл на тугой веревке, точно на гуслях, а
пел — не стесняясь выбором слов...
Самгин ожег себе рот и взглянул на Алину неодобрительно, но она уже смешивала другие водки. Лютов все исхищрялся в остроумии, мешая Климу и
есть и слушать. Но и трудно
было понять, о чем кричат люди, пьяненькие от вина и радости; из хаотической схватки голосов, смеха, звона посуды, стука вилок и ножей выделялись только междометия, обрывки фраз и упрямая попытка
тенора продекламировать Беранже.
— Нервы. Так вот: в Мариуполе, говорит, вдова, купчиха, за матроса-негра замуж вышла, негр православие принял и в церкви, на левом клиросе,
тенором поет.
Но и священник, лицом похожий на Тагильского,
был приятный и, видимо, очень счастливый человек, он сиял ласковыми улыбками,
пел высочайшим
тенором, произнося слова песнопений округло, четко; он, должно
быть, не часто хоронил людей и
был очень доволен возможностью показать свое мастерство.
Можно
было ожидать, что человек этот говорит высоким
тенором, а он говорил мягким баском, медленно и немножко заикаясь.
(Половой, длинный и сухопарый малый, лет двадцати, со сладким носовым
тенором, уже успел мне сообщить, что их сиятельство, князь Н., ремонтер ***го полка, остановился у них в трактире, что много других господ наехало, что по вечерам цыгане
поют и пана Твардовского дают на театре, что кони, дескать, в цене, — впрочем, хорошие приведены кони.)
Это
был русский tenore di grazia, ténor léger [Лирический
тенор (ит., фр.).].
Приходская церковь Крестовниковых
была небогатая: служба в ней происходила в низеньком, зимнем приделе, иконостас которого скорее походил на какую-то дощаную перегородку; колонны, его украшающие,
были тоненькие; резьбы на нем совсем почти не
было; живопись икон — нового и очень дурного вкуса; священник — толстый и высокий, но ризы носил коротенькие и узкие; дьякон — хотя и с басом, но чрезвычайно необработанным, — словом, ничего не
было, что бы могло подействовать на воображение, кроме разве хора певчих, мальчиков из ближайшего сиротского училища, между которыми
были недурные
тенора и превосходные дисканты.
Вихров из всего их пения только и слышал: Да вознесуся! —
пели басы. Да вознесуся! — повторяли за ними дисканты. Да вознесуся! — тянул
тенор.
Веткин стоял уже на столе и
пел высоким чувствительным
тенором...
И не то чтоб стар
был — всего лет не больше тридцати — и из себя недурен, и
тенор такой сладкий имел, да вот поди ты с ним! рассудком уж больно некрепок
был, не мог сносить сивушьего запаха.
Разносчик, идя по улице с лоханью на голове и поворачиваясь во все стороны, кричал: «Лососина, рыба живая!», а другой, шедший по тротуару, залился, как бы вперебой ему, звончайшим
тенором: «Огурчики зеленые!» Все это
было так знакомо и так противно, что Калинович от досады плюнул и чуть не попал на шляпу проходившему мимо чиновнику.
Громкий
тенор дерптского студента уже не
был одиноким, потому что во всех углах комнаты заговорило и засмеялось.
Певчие — вероятно, составленные все из служащих в почтамте и их детей —
пели превосходно, и между ними слышался чей-то чисто грудной и бархатистый
тенор: это
пел покойный Бантышев [Бантышев Александр Олимпиевич (1804—1860) — оперный певец (
тенор) и композитор.], тогда уже театральный певец, но все еще, по старой памяти своей службы в почтамте, участвовавший иногда в хоре Гавриило-Архангельской церкви.
По чувствуемой мысли дуэта можно
было понять, что тщетно злым и настойчивым басом укорял хитрый хан Амалат-Бека, называл его изменников, трусом, грозил кораном; Амалат-Бек,
тенор, с ужасом отрицался от того, что ему советовал хан, и умолял не возлагать на него подобной миссии.
—
Пейте,
ешьте, друзья, — говорит он звонким
тенором.
Бутлер познакомился и сошелся также и с мохнатым Ханефи, названым братом Хаджи-Мурата. Ханефи знал много горских песен и хорошо
пел их. Хаджи-Мурат, в угождение Бутлеру, призывал Ханефи и приказывал ему
петь, называя те песни, которые он считал хорошими. Голос у Ханефи
был высокий
тенор, и
пел он необыкновенно отчетливо и выразительно. Одна из песен особенно нравилась Хаджи-Мурату и поразила Бутлера своим торжественно-грустным
напевом. Бутлер попросил переводчика пересказать ее содержание и записал ее.
Пела скрипка, звенел чистый и высокий
тенор какого-то чахоточного паренька в наглухо застёгнутой поддёвке и со шрамом через всю левую щёку от уха до угла губ; легко и весело взвивалось весёлое сопрано кудрявой Любы Матушкиной; служащий в аптеке Яковлев
пел баритоном, держа себя за подбородок, а кузнец Махалов, человек с воловьими глазами, вдруг открыв круглую чёрную пасть, начинал реветь — о-о-о! и, точно смолой обливая, гасил все голоса, скрипку, говор людей за воротами.
А
тенор Комаровского, всё повышаясь,
пел...
В дванадесятые праздники он становился на клирос и
пел свежим
тенором по крюкам, которые постиг в совершенстве еще под батюшковым руководством.
Люди, поющие в хоре
тенором или басом, особенно те, которым хоть раз в жизни приходилось дирижировать, привыкают смотреть на мальчиков строго и нелюдимо. Эту привычку не оставляют они и потом, переставая
быть певчими. Обернувшись к Егорушке, Емельян поглядел на него исподлобья и сказал...
Голос
был небольшой, весьма приятный
тенор,
пел, когда, как говорится, разойдется, под гитару, без устали.
Была поставлена и «Аскольдова могила». Торопку
пел знаменитый в то время
тенор Петруша Молодцов, а Неизвестного должен
был петь Волгин-Кречетов, трагик. Так, по крайней мере, стояло в афише. Репетировали без Неизвестного. Наступил день спектакля, а на утренней репетиции Волгина-Кречетова нет.
Как бы для того, чтобы его фамилия казалась еще нелепее, он говорил высоким, звонким
тенором и сам весь — полный, маленький, круглолицый и веселый говорун —
был похож на новенький бубенчик.
В его манерах, в привычке всякий разговор сводить на спор, в его приятном
теноре и даже в его ласковости
было что-то грубоватое, семинарское, и когда он снимал сюртук и оставался в одной шелковой рубахе или бросал в трактире лакею на чай, то мне казалось всякий раз, что культура — культурой, а татарин все еще бродит в нем.
Потом он играл на рояле и
пел своим приятным жиденьким
тенором, а Мария Викторовна стояла возле и выбирала для него, что
петь, и поправляла, когда он ошибался.
Оба по очереди излагают свои показания. Гаврюшка
поет свою арию пьяным басом, Стрельников — дребезжащим, слабосильным
тенором. По временам голоса их сливаются и образуют дуэт.
Можно судить, что сталось с ним: не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя убийцей этой женщины, и только благодаря своему сильному организму он не сошел с ума и через год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо,
был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая жизнь: беспрерывные переезды из города в город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях; плохие театры с их несмешными комедиями и смешными драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом
тенора (последних, по большей части, женская половина публики года в три совсем порешала).
Я содрогнулся, оглянулся тоскливо на белый облупленный двухэтажный корпус, на небеленые бревенчатые стены фельдшерского домика, на свою будущую резиденцию — двухэтажный, очень чистенький дом с гробовыми загадочными окнами, протяжно вздохнул. И тут же мутно мелькнула в голове вместо латинских слов сладкая фраза, которую
спел в ошалевших от качки и холода мозгах полный
тенор с голубыми ляжками: «…Привет тебе… приют священный…»
В приходской церкви Измайловского дома
был престол в честь введения во храм пресвятые богородицы, и потому вечером под день этого праздника, в самое время описанного происшествия с Федей, молодежь целого города
была в этой церкви и, расходясь шумною толпою, толковала о достоинствах известного
тенора и случайных неловкостях столь же известного баса.
Где
поют певчие, там у нас собирается чуть не половина города, особенно торговая молодежь: приказчики, молодцы, мастеровые с фабрик, заводов и сами хозяева с своими половинами, — все собьются в одну церковь; каждому хочется хоть на паперти постоять, хоть под окном на пеклом жару или на трескучем морозе послушать, как органит октава, а заносистый
тенор отливает самые капризные варшлаки.
Федоров, ефрейтор,
был молодой человек лет двадцати двух, среднего роста, стройно, даже изящно сложенный. У него
было правильное, будто выточенное лицо, с очень красиво очерченными носом, губами и подбородком, покрытым белокурой курчавой бородкой, и с веселыми голубыми глазами. Когда кричали: «песенники, вперед!», он бывал запевалой нашей роты и чисто выводил грудным
тенором, на высоких нотах прибегая к высочайшему фальцету...
Я с первого раза полюбил оригинального попа, громкая речь которого всегда
была приправлена крупной солью и таким необыкновенно заливистым смехом, начинавшимся с высочайшего
тенора, что невольно на душе делалось светлее, и мы каждый раз от души хохотали вместе с о. Андроником.
Гаврило Степаныч владел довольно сильным
тенором, о. Андроник «давил октавой», Асклипиодот
пел баритоном; мне особенно нравился последний.
Она поехала не одна. Ее сопровождали разные кавалеры. В числе их самым любезным считался некто г. Попелен, неудавшийся живописец из французов, с бородкой и в клетчатой куртке. Он
пел жиденьким
тенором новейшие романсы, острил весьма развязно, и хотя сложенья
был худощавого, однако кушал весьма много.
— Сейчас
будет готово, —
тенором отвечал парень, укрепляя уключины.
Хотя Ярослав Ильич имел чрезвычайно сладенький
тенор, но даже в разговорах с искреннейшими друзьями, в настрое его голоса проглядывало что-то необыкновенно светлое, могучее и повелительное, не терпящее никаких отлагательств, что
было, может
быть, следствием привычки.
Мало-помалу его начали одолевать другие мысли. Впечатление
было неприятное: день серый и холодный, порхал снег. Молодой человек чувствовал, как озноб снова начинает ломать его; он чувствовал тоже, что как будто земля начинала под ним колыхаться. Вдруг один знакомый голос неприятно-сладеньким, дребезжащим
тенором пожелал ему доброго утра.
Риторы шли солиднее: платья у них
были часто совершенно целы, но зато на лице всегда почти бывало какое-нибудь украшение в виде риторического тропа: или один глаз уходил под самый лоб, или вместо губы целый пузырь, или какая-нибудь другая примета; эти говорили и божились между собою
тенором.
Высокий носовой
тенор меламеда речитативом произносил какой-нибудь стих, а затем класс
пел, чмокал и жужжал нараспев соответственную «тосефту» [«…соответственную тосефту» — соответствующую выдержку из талмуда.].
—
Пейте, челдоньё, лакайте, дьяволы, не жалей, собаки, чужого добра!.. — выкрикивал один из певцов высоким
тенором.
Голос у него
был низкий, клокочущий бас, производивший такое впечатление, будто на нем постоянно кто-то сидит и подпрыгивает, а при сильном смехе переходил в высокий
тенор.
Лицо Матвея сияло радостью, он
пел и при этом вытягивал шею, как будто хотел взлететь.
Пел он
тенором и канон читал тоже
тенором, сладостно, убедительно. Когда
пели «Архангельский глас», он помахивал рукой, как регент, и, стараясь подладиться под глухой стариковский бас дьячка, выводил своим
тенором что-то необыкновенно сложное, и по лицу его
было видно, что испытывал он большое удовольствие.
— Да, тридцать тысяч
будет, пожалуй, — согласился Сергей Никанорыч. — У вашего дедушки
было огромадное состояние, — сказал он, обращаясь к Матвею. — Огромадное! Всё потом осталось вашему отцу и вашему дяде. Ваш отец помер в молодых летах, и после него всё забрал дядя, а потом, значит, Яков Иваныч. Пока вы с маменькой на богомолье ходили и на заводе
тенором пели, тут без вас не зевали.
И как маменька благословили меня на завод, то я между делом
пел там
тенором в нашем хоре, и не
было лучшего удовольствия.