Неточные совпадения
Перечитывая эту страницу, я замечаю, что далеко отвлекся от своего предмета… Но что за нужда?.. Ведь этот
журнал пишу я
для себя, и, следственно, все, что я в него ни брошу, будет со временем
для меня драгоценным воспоминанием.
В. был лет десять старше нас и удивлял нас своими практическими заметками, своим знанием политических дел, своим французским красноречием и горячностью своего либерализма. Он знал так много и так подробно, рассказывал так мило и так плавно; мнения его были так твердо очерчены, на все был ответ, совет, разрешение. Читал он всё — новые романы, трактаты,
журналы, стихи и, сверх того, сильно занимался зоологией,
писал проекты
для князя и составлял планы
для детских книг.
Мне хотелось показать ему, что я очень знаю, что делаю, что имею свою положительную цель, а потому хочу иметь положительное влияние на
журнал; принявши безусловно все то, что он
писал о деньгах, я требовал, во-первых, права помещать статьи свои и не свои, во-вторых, права заведовать всею иностранною частию, рекомендовать редакторов
для нее, корреспондентов и проч., требовать
для последних плату за помещенные статьи; это может показаться странным, но я могу уверить, что «National» и «Реформа» открыли бы огромные глаза, если б кто-нибудь из иностранцев смел спросить денег за статью.
— Из Шекспира много ведь есть переводов, — полуспросил, полупросто сказал он, сознаваясь внутренне, к стыду своему, что он ни одного из них не знал и даже имя Шекспира встречал только в юмористических статейках Сенковского [Сенковский Осип Иванович (1800—1858) — востоковед, профессор Петербургского университета, журналист, беллетрист, редактор и соиздатель
журнала «Библиотека
для чтения», начавшего выходить в 1834 году.
Писал под псевдонимом Барон Брамбеус.], в «Библиотеке
для чтения».
— Я вот тогда… в прошлом году… так как теперь
пишут больше все очерки, описал «Быт и поверья Козинского уезда»; но вдруг рецензенты отозвались так строго, и даже вот в
журнале Павла Николаича, — прибавил он, робко указывая глазами на редактора, — и у них был написан очень неблагоприятный
для меня отзыв…
Александр часто гулял по окрестностям. Однажды он встретил толпу баб и девок, шедших в лес за грибами, присоединился к ним и проходил целый день. Воротясь домой, он похвалил девушку Машу за проворство и ловкость, и Маша взята была во двор ходить за барином. Ездил он иногда смотреть полевые работы и на опыте узнавал то, о чем часто
писал и переводил
для журнала. «Как мы часто врали там…» — думал он, качая головой, и стал вникать в дело глубже и пристальнее.
— Ну, скажите ради здравого смысла:
для чего мне, читателю, знать, что у него есть поместья? Есть — так поздравляю вас с этим! Но как мило, как это шутливо описано! Он блещет остроумием, он брызжет остроумием, он кипит! Это какой-то Нарзан остроумия! Да, вот как надо
писать! Мне кажется, я бы именно так
писал, если б согласился
писать в
журналах…
Писать для настоящего большого
журнала и
писать для Ивана Иваныча — вещи несоизмеримые, и я вперед чувствовал давление невидимой руки.
Так наступила зима и прошли святки. В нашей жизни никаких особенных перемен не случилось, и мы так же скучали. Я опять
писал повесть
для толстого
журнала и опять мучился. Раз вечером сижу, работаю, вдруг отворяется дверь, и Пепко вводит какого-то низенького старичка с окладистой седой бородой.
Его желчные остроты, когда он бывал в духе, встречались с широко раскрытыми глазами, и, наоборот, когда он молчал целыми вечерами, вследствие усталости и раздражения, его подозревали в скрытности, в гордости, в молчаливом иронизировании, даже — о! это было всего ужаснее! — даже подозревали, что он «
пишет в
журналы повести и собирает
для них типы».
Я даже предложил Погодину
писать для него статьи о театре с разбором игры московских актеров и актрис, что могло разнообразить и оживлять его
журнал.
(11) Не имея под руками подлинных записок княгини Дашковой (или Дашкавой, как тогда
писали), я должен был ограничиваться отрывками из них, переведенными в наших
журналах: «Москвитянин», 1842, №№ 1, 2, «Современник», 1845, № 1. В особенности интересен
для нас отрывок, помещенный в «Современнике», потому что в нем рассказывается о назначении княгини директором Академии.
Для этого издания
написал он несколько мелких статеек и, между прочим, письмо к Стародуму с просьбою у него статей в
журнал.
Но переберите другие
журналы: в них найдете то же самое. «Атеней»
писал (в № 8), что
для обеспечения исправного платежа оброка освобождающимися крестьянами необходимо предоставить помещику право наказывать крестьян самому; потому что если он станет жаловаться земской полиции, то, «не говоря уже о недостаточной благонадежности полицейских чиновников, самое вмешательство посторонней власти должно непременно произвести некоторое расстройство хозяйственных отношений» невыгодное
для помещика (стр. 511).
Газетная работа с уходом от Корша от меня отошла. С"Голосом"уже не было никаких дальнейших сношений. Из
журналов мой базис
для беллетристики — были"Отечественные записки"и отчасти"Дело"Благосветлова, где я позднее
писал и о театре.
И действительно, я
написал целых четыре пьесы, из которых три были драмы и одна веселая, сатирическая комедия. Из них драма"Старое зло"была принята Писемским; а драму"Мать"я напечатал четыре года спустя уже в своем
журнале «Библиотека
для чтения», под псевдонимом; а из комедии появилось только новое действие, в виде «сцен», в
журнале «Век» с сохранением первоначального заглавия «Наши знакомцы».
Прошло три с лишком года после прекращения"Библиотеки". В Лондоне, в июне 1868 года, я работал в круглой зале Британского музея над английской статьей"Нигилизм в России", которую мне тогдашний редактор"Fortnightly Review"Дж. Морлей (впоследствии министр в кабинете Гладстона) предложил
написать для его
журнала.
Он сделался сотрудником газет и
журналов и
писал в моем
журнале"Библиотека
для чтения", был судим по какому-то политическому процессу и, как иностранец, подвергся высылке из России.
Роман хотелось
писать, но было рискованно приниматься за большую вещь. Останавливал вопрос — где его печатать.
Для журналов это было тяжелое время, да у меня и не было связей в Петербурге, прежде всего с редакцией"Отечественных записок", перешедших от Краевского к Некрасову и Салтыкову. Ни того, ни другого я лично тогда еще не знал.
В один из зимних вечеров Владимир Семеныч сидел у себя за столом и
писал для газеты критический фельетон, возле сидела Вера Семеновна и по обыкновению глядела на его пишущую руку. Критик
писал быстро, без помарок и остановок. Перо поскрипывало и взвизгивало. На столе около пишущей руки лежала раскрытая, только что обрезанная книжка толстого
журнала.
Он открывает в Ясной Поляне школу
для крестьянских детей и сам занимается с ними,
пишет ряд статей о народном образовании, издает педагогический
журнал «Ясная Поляна».
Ненавистную ему букву «е» он на самом деле совал всюду, и даже слово «пес»
писал через нее, что послужило поводом
для одного московского юмористического
журнала ответить ему в почтовом ящике: «собаку через „е“
пишете, а в литературу лезете».
Так, например, я, желая развлечься театральным представлением, но ни разу не могши достать билета в, русский театр, всю прошлую неделю ходил в иноязычные театры и до того насобачился в иностранных выражениях, что сегодня, сев
писать для моего
журнала «Сын Гостиного Двора» рассказ из народного быта,
написал такую ерунду, что даже сам испугался.
Екатерина Романовна Дашкова много сделала
для русской науки,
писала оригинальные и переводные статьи и издавала в 1783 году
журнал под названием «Собеседник любителей русского слова».
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах; в то время, когда ораторские таланты так быстро развились в народе, что один целовальник везде и при всяком случае
писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда в самом аглицком клубе отвели особую комнату
для обсуждения общественных дел; когда появились
журналы под самыми разнообразными знаменами, —
журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и
журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько
журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия; в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников; в то время, когда со всех сторон появились вопросы (как называли в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств, в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их;
писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге.