Неточные совпадения
Левин, которого давно занимала мысль
о том, чтобы помирить братьев хотя перед
смертью,
писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочел это письмо больному. Сергей Иванович
писал, что не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.
Андреевский, поэт, из адвокатов, недавно читал отрывки из своей «Книги
о смерти» — целую книгу
пишет, — подумай!
А
о земном заточении,
о том, что «
смерть шатается по свету» и что мы под солнцем «плененные звери», — об этом, знаете, обо всем Федор Сологуб
пишет красивее вас, однако так же неубедительно.
Вера Петровна
писала Климу, что Робинзон, незадолго до
смерти своей, ушел из «Нашего края», поссорившись с редактором, который отказался напечатать его фельетон «
О прокаженных», «грубейший фельетон, в нем этот больной и жалкий человек называл Алину «Силоамской купелью», «целебной грязью» и бог знает как».
Адмирал приказал
написать губернатору, что мы подождем ответа из Едо на письмо из России, которое, как они сами говорят, разошлось в пути с известием
о смерти сиогуна.
Кто
написал гениальную хулу на Христа «об Иисусе Сладчайшем и
о горьких плодах мира», кто почувствовал темное начало в Христе, источник
смерти и небытия, истребление жизни, и противопоставил «демонической» христианской религии светлую религию рождения, божественное язычество, утверждение жизни и бытия?
Отец Огарева умер в 1838; незадолго до его
смерти он женился. Весть
о его женитьбе испугала меня — все это случилось как-то скоро и неожиданно. Слухи об его жене, доходившие до меня, не совсем были в ее пользу; он
писал с восторгом и был счастлив, — ему я больше верил, но все же боялся.
Ив. Ив. радуется успехам по службе некоторых из его лицейских друзей и желает им всего радостного. Его поразило сильно известие
о смерти Семена Семеновича. Вы же слова не говорите
о вдове его и детях. Участь их беспокоит Ив. Ив., и вы, верно,
напишете что-нибудь об них.
Одна тяжелая для меня весть: Алекс. Поджио хворает больше прежнего. Припадки часто возвращаются, а силы слабеют. Все другие здоровы попрежнему. Там уже узнали
о смерти Ивашева, но еще не получили моего письма отсюда. M. H. не
пишет, С. Г. говорит, что она уверена, что я еду. Мнения, как видите, разделены.
На днях узнали здесь
о смерти Каролины Карловны — она в двадцать четыре часа кончила жизнь.
Пишет об этом купец Белоголовый. Причина неизвестна, вероятно аневризм. Вольф очень был смущен этим известием. Говорил мне, что расстался с ней дурно, все надеялся с ней еще увидеться, но судьбе угодно было иначе устроить. Мне жаль эту женщину…
Об тебе я слышал от брата Николая, потом от Вильгельма, когда он приезжал в Курган.
О смерти твоей жены
писала мне Марья Казимировна.
Два слова письменных в дополнение к письму вашего соименника, дорогой фотограф, в ответ на ваши строки от 18 декабря…
О кончине Вольфа — вы, верно, это уже знаете от Ж.Адамовны, к которой
писали из Тобольска. Он страдал жестоко пять месяцев. Горячка тифозная, а потом вода в груди.
Смерть была успокоением, которого он сам желал, зная, что нет выздоровления.
27-го… Муханов
пишет мне
о смерти нашего Арбузова; подробностей нет…
Меня удивил твой вопрос
о Барятинском и Швейковском. И тот и другой давно не существуют. Один кончил жизнь свою в Тобольске, а другой — в Кургане. Вообще мы не на шутку заселяем сибирские кладбища. Редкий год, чтоб не было свежих могил. Странно, что ты не знал об их
смерти. Когда я
писал к тебе, мне и не пришло в мысль обратиться к некрологии, которая, впрочем, в нашем кругу начинает заменять историю…
Кажется, им больше не
о чем было разговаривать. Мадам Барсукова вынесла вексельную бумагу, где она с трудом
написала свое имя, отчество и фамилию. Вексель, конечно, был фантастический, но есть связь, спайка, каторжная совесть. В таких делах не обманывают. Иначе грозит
смерть. Все равно: в остроге, на улице или в публичном доме.
Узнав
о смерти моего дедушки, которого она называла вторым отцом и благодетелем, Прасковья Ивановна
писала к моему отцу, что «нечего ему жить по пустякам в Уфе, служить в каком-то суде из трехсот рублей жалованья, что гораздо будет выгоднее заняться своим собственным хозяйством, да и ей, старухе, помогать по ее хозяйству.
Неверная, быть может, изможденная болезнью рука его (завещание было писано на одре
смерти, при общем плаче друзей и родных… когда же тут было думать
о соблюдении юридических тонкостей!)
писала выражение, составляющее ныне предмет споров, но бодрая его мысль несомненно была полна другим выражением, — выражением, насчет которого, к счастию для человечества, не может быть двух разных мнений.
Чиновники, по его мнению, распущены и имеют лишь смутное понятие
о государственном интересе; начальники отделений смотрят вяло,
пишут — не
пишут, вообще ведут себя, словно им до
смерти вся эта канитель надоела.
Об умершей они много не разговаривали (
смерть ее было такое естественное явление), а переговорили
о том, как им уведомить поосторожнее Марфиных, чтобы не расстроить их очень, и придумали (мысль эта всецело принадлежит gnadige Frau)
написать Антипу Ильичу и поручить ему сказать
о смерти старушки Егору Егорычу, ибо gnadige Frau очень хорошо знала, какой высокодуховный человек Антип Ильич и как его слушается Егор Егорыч.
В письме Петрухиной матери было писано, во-первых, благословение, во-вторых, поклоны всех, известие
о смерти крестного и под конец известие
о том, что Аксинья (жена Петра) «не захотела с нами жить и пошла в люди. Слышно, что живет хорошо и честно». Упоминалось
о гостинце, рубле, и прибавлялось то, что уже прямо от себя, и слово в слово, пригорюнившаяся старуха, со слезами на глазах, велела
написать дьяку...
Пелагея была супруга одного храброго воина, ушедшего через неделю после свадьбы в милицию и с тех пор не сыскавшего времени ни воротиться, ни
написать весть
о смерти своей, чем самым он оставил Пелагею в весьма неприятном положении вдовы, состоящей в подозрении, что ее муж жив.
— В тебе говорит зависть, мой друг, но ты еще можешь проторить себе путь к бессмертию, если впоследствии
напишешь свои воспоминания
о моей бурной юности. У всех великих людей были такие друзья, которые нагревали свои руки около огня их славы… Dixi. [Я кончил (лат.).] Да, «песня
смерти» — это вся философия жизни, потому что
смерть — все, а жизнь — нуль.
Он кончил
писать и встал. У меня еще оставалось время. Я торопил себя и сжимал кулаки, стараясь выдавить из своей души хотя каплю прежней ненависти; я вспоминал, каким страстным, упрямым и неутомимым врагом я был еще так недавно… Но трудно зажечь спичку
о рыхлый камень. Старое грустное лицо и холодный блеск звезд вызывали во мне только мелкие, дешевые и ненужные мысли
о бренности всего земного,
о скорой
смерти…
Однажды, находясь по делам в Самарской губернии, он получил из дома от родных депешу, извещавшую его
о смерти жены. Он перекрестился, подумал и
написал куму Маякину...
— И я тоже прошу вспомнить, — сказал я, — на этом самом месте я умолял вас понять меня, вдуматься, вместе решить, как и для чего нам жить, а вы в ответ заговорили
о предках,
о дедушке, который
писал стихи. Вам говорят теперь
о том, что ваша единственная дочь безнадежна, а вы опять
о предках,
о традициях… И такое легкомыслие в старости, когда
смерть не за горами, когда осталось жить каких-нибудь пять, десять лет!
Когда ранее она объявила мне, что идет в актрисы, и потом
писала мне про свою любовь, когда ею периодически овладевал дух расточительности и мне то и дело приходилось, по ее требованию, высылать ей то тысячу, то две рублей, когда она
писала мне
о своем намерении умереть и потом
о смерти ребенка, то всякий раз я терялся, и все мое участие в ее судьбе выражалось только в том, что я много думал и
писал длинные, скучные письма, которых я мог бы совсем не
писать.
Ты вот приехал теперь сведения собирать, положим,
о числе браков, рождений,
смертей, но ведь количество — это сухая цифра и больше ничего, и ты должен будешь раскрасить ее качеством, вот и пойдет
писать губерния.
Вот что
писал он, между прочим, в 1838 г., вскоре после
смерти Серебрянского, выражая свою грусть
о рано погибшем друге: «Вместе с ним мы росли, вместе читали Шекспира, думали, спорили.
Тут я вижу осторожность: не забываете
писать о рюмках, которые выпиваете, а такое важное событие, как
смерть «девушки в красном», проходит в романе бесследно…
В Венгрии он узнал
о смерти любимой женщины. Весть об этой
смерти была жестокой платой, свалившей его на постель. Провалявшись в горячке, он поселился в гольдаугенском лесу и, собирая со всех сторон сведения,
написал повесть
о красавице Ильке. Проезжая в прошлом году чрез гольдаугенский лес, я познакомился с д’Омареном и читал его повесть.
Я
написала маме еще до Нининой
смерти о моих успехах, потом послала ей телеграмму
о кончине княжны, а теперь отправила к ней длинное и нежное письмо, прося подробно
написать, кого и когда пришлет она за мною, так как многие институтки уже начали разъезжаться…
Оказывалось из этого письма, что тетка
написала ей
о смерти старика Беспалова несколько месяцев позднее.
О его последней болезни и
смерти я
писал в свое время и резюмировал итоги нашего знакомства в книге"Столицы мира".
После
смерти Лядовой опереточной примадонной была Кронеберг, из второстепенных актрис Московского Малого театра, из которой вышла великолепная"Прекрасная Елена". У ней оказалось приятное mezzo-сопрано, эффектность, пластика и прекрасная сценичная наружность. Петербург так ею увлекался, что даже строгие музыкальные критики, вроде Владимира Стасова, ходили ее смотреть и слушать и
писали о ней серьезные статьи.
Все это было рассказано в печати г-жой Пешковой (она
писала под фамилией Якоби), которая проживала тогда в Риме, ухаживала за ним и по возвращении моем в Петербург в начале 1871 года много мне сама рассказывала
о Бенни, его болезни и
смерти. Его оплакивала и та русская девушка, женихом которой он долго считался.
В 1914 году, в десятилетнюю годовщину
смерти Михайловского, вот что
писал о нем В. И. Ленин...
Удивительное лицо! Никогда ни до, ни после не видел я такого прекрасного в своей одухотворенности лица. Минский
писал о нем после его
смерти...
И, помышляя
о смерти, молодой пессимист зарывался в тину и
писал там дневник…
Он был мертв и каждый день с сатанинской аккуратностью
писал о жизни, и мать перестала верить в его
смерть — и, когда прошел без письма один, другой и третий день и наступило бесконечное молчание
смерти, она взяла обеими руками старый большой револьвер сына и выстрелила себе в грудь.
Но это все же лучше того случая, когда мертвый
пишет к живому; мне показывали мать, которая целый месяц получала письма от сына после того, как в газетах прочла
о его страшной
смерти — он был разорван снарядом.
Шекспир берет очень недурную в своем роде старинную историю
о том: Avec quelle ruse Amleth qui depuis fut Roy de Dannemarch, vengea la mort de son père Horwendille, occis par Fengon, son frère et autre occurence de son histoire [С какой хитростью Амлет, ставший впоследствии королем Дании, отомстил за
смерть своего отца Хорвендилла, убитого его братом Фенгоном, и прочие обстоятельства этого повествования (фр.).], или драму, написанную на эту тему лет 15 прежде его, и
пишет на этот сюжет свою драму, вкладывая совершенно некстати (как это и всегда он делает) в уста главного действующего лица все свои, казавшиеся ему достойными внимания мысли.
В городе он говел и
писал у нотариуса завещание (недели две назад с ним приключился легкий удар), и теперь в вагоне все время, пока он ехал, его не покидали грустные, серьезные мысли
о близкой
смерти,
о суете сует,
о бренности всего земного.
В тот же вечер она
написала Василию Васильевичу письмо, полное нежных утешений, скрыв от него, что причиной
смерти его матери было полученное известие
о его преступлении.
Уведомляя
о смерти князя принца Нассау-Зигена, Екатерина
писала...
— Говори, Аннушка, говори… Что сделано, то не вернешь… Я много страдала, все вынесла… и это вынесу… Где он, где мой сын… Вот
о ком
написал мой муж перед
смертью.
—
О! кабы так, не помешкав приступил бы я к тебе с просьбою помочь моему детищу, которое, после
смерти матери своей и в разлуке с родиной, заменяло мне их. Я знаю, как ты доточен на эти дела. Давно ли ты избавил меня от
смерти? Порезав себе косою ногу, я обливался кровью; сам господин Блументрост не мог остановить ее: тебя подвели ко мне; ты обмакнул безымянный палец правой руки в кровь мою, текущую ручьем,
написал ею на лбу моем какие-то слова…
Богоявленский, испугавшись, стал
писать имена всех начальников и сам подтвердил, под угрозой неминуемой
смерти, что была «подписка». Поселяне обрадовались этому заявлению, и не спрашивая уже более ни
о чем, закричали...
О его
смерти написал императрице Елизавете Петровне и Сергею Семеновичу Зиновьеву Иван Осипович Лысенко, один из доблестных участников победы русских над пруссаками при Кунерсдорфе.
Шатов не счел нужным скрывать ни от кого, что он состоит ее женихом, и многим даже передал обстановку их печального обручения, и то, что покойный князь, за день до его
смерти, уведомил своего брата письмом
о предстоящей свадьбе и что Лидия Дмитриевна тоже
написала об этом в письме дяде и сестре.
— Я давно была уверена, что этот Гиршфельд виновнее самой княжны в
смерти Зинаиды Павловны, но, как ловкий и юркий жид, сумел избежать даже малейшего подозрения. Если только княжна
написала доктору Шатову что-нибудь
о своем деле, то, вероятно, она упоминала
о нем. Это будет против него доказательство. Я ему продам бумаги, но за хорошую цену. Понял?