Неточные совпадения
Небольшой кусок хлеба, проглоченный ею, произвел только боль в
желудке, отвыкшем от
пищи, и она оставалась часто без движения по нескольку минут на одном месте.
Ел Никодим Иванович много, некрасиво и, должно быть, зная это, старался есть незаметно, глотал
пищу быстро, не разжевывая ее. А
желудок у него был плохой, писатель страдал икотой; наглотавшись, он сконфуженно мигал и прикрывал рот ладонью, затем, сунув нос в рукав, покашливая, отходил к окну, становился спиною ко всем и тайно потирал живот.
Вот он кончил наслаждаться телятиной, аккуратно, как парижанин, собрал с тарелки остатки соуса куском хлеба, отправил в рот, проглотил, запил вином, благодарно пошлепал ладонями по щекам своим. Все это почти не мешало ему извергать звонкие словечки, и можно было думать, что
пища, попадая в его
желудок, тотчас же переваривается в слова. Откинув плечи на спинку стула, сунув руки в карманы брюк, он говорил...
Только железные
желудки англичан могут безнаказанно придерживаться европейского режима в
пище и своих привычек.
Уж некоторые, в том числе и я, начинаем жаловаться на расстройство
желудка от этой монашеской
пищи.
Масленицу проводили дома. Все были настолько возбуждены, что казалось рискованным перейти прямо к безмолвию и сосредоточенности Великого поста. Поэтому Масленицей пользовались, как удобным переходным временем, чтобы отдохнуть от трехмесячной сутолоки и изгнанием мяса из кулинарного обихода подготовить
желудок к принятию грибной
пищи.
Он преимущественно питаетея травой, но изредка глотает и насекомых;
пища переваривается у него не в зобу, а в
желудке; пух на теле имеет редкий, розовый и такого же цвета пушистые корни всех перьев; голова, шея, нос, ноги и весь склад стрепета — чисто куриный.
Я не разделяю мнения некоторых охотников, что он играет, бросая вверх свою добычу, но во всяком случае очевидно, что его
желудок переваривает такую
пищу безвредно.
Дрофа имеет
желудок, и
пища переваривается в нем, а не в зобу.
Хоть и не весть какая
пища, а все же годится для наполнения
желудка.
— Где у прочих
желудок, а у него гнездо, — говорил он, — вот оно распространения
пище и не дает.
Дай
желудку настоящую
пищу, и все тотчас придет в порядок.
Вы только предлагайте
пищу добрую, а народный
желудок ее переварит по-своему; и со временем, когда организм окрепнет, он даст свой сок.
Дела наши шли нехорошо. Я еле находил возможность заработать рубль-полтора в неделю, и, разумеется, этого было менее чем мало двоим. Сборы Шакро не делали экономии в
пище. Его
желудок был маленькою пропастью, поглощавшей всё без разбора — виноград, дыни, солёную рыбу, хлеб, сушёные фрукты, — и от времени она как бы всё увеличивалась в объёме и всё больше требовала жертв.
Все сделается сухо, бело, чисто и опрятно; бесчисленные зверьковые и звериные следы, всяких форм и размеров, показывают, что и звери обрадовались снегу, что они прыгали, играли большую часть долгой ночи, валялись по снегу, отдыхали на нем в разных положениях и потом, после отдыха, снова начинали сначала необыкновенно сильными скачками свою неугомонную беготню, которая, наконец, получала уже особенную цель — доставление
пищи проголодавшемуся
желудку.
Ученые, в крайнем развитии своем, заняли в обществе место второго
желудка животных, жующих жвачку: в него никогда не попадает свежая
пища — одна пережеванная, такая, которую жуют из удовольствия жевать.
[Напротив, тех людей, которым бывшее крепостное устройство и все общественные отношения, бывшие следствием его, шли впрок, можно уподобить гастрономам, расслабившим и изнежившим свой
желудок тончайшими изобретениями поварского искусства: ясно, что они, во-первых, будут гораздо крепче держаться за свой изящный стол, нежели бедняки за свою мякину, а во-вторых, если уж принуждены будут сесть на грубую
пищу, то гораздо скорее погибнут от нее, нежели те же бедняки, переведенные с мякины на чистый хлеб…]
Каждый день, каждая лекция несли с собою новые для меня «открытия»: я был поражен, узнав, что мясо, то самое мясо, которое я ем в виде бифштекса и котлет, и есть те таинственные «мускулы», которые мне представлялись в виде каких-то клубков сероватых нитей; я раньше думал, что из
желудка твердая
пища идет в кишки, а жидкая — в почки; мне казалось, что грудь при дыхании расширяется оттого, что в нее какою-то непонятною силою вводится воздух; я знал о законах сохранения материи и энергии, но в душе совершенно не верил в них.
Дав
пищу уму, не заставили и
желудок голодать; кстати, и обед вчерашний пригодился.
Настало утро, такое же серое и безрадостное. Мои часы, поставленные мною по расположению Плеяд, показали девять. Голод все ожесточался и мучил меня неимоверно: я уже не чувствовал ни томящего запаха яств и никакого воспоминания о вкусе
пищи, а у меня просто была голодная боль: мой пустой
желудок сучило и скручивало, как веревку, и причиняло мне мучения невыносимые.
В нашей тюрьме часы для употребления
пищи распределены так: утром мы получаем горячую воду и хлеб, в двенадцать часов дня нам дают обедать, а в шесть вечера вместе с горячей водой дают и ужин: что-нибудь простое, неприхотливое, но достаточно вкусное и здоровое. Правда,
пища в общем несколько однообразна, но это и к лучшему, так как, не останавливая внимания нашего на суетных попытках угодить
желудку, тем самым освобождают дух наш для возвышенных занятий.