Неточные совпадения
Там, где они
плыли, слева волнистым сгущением тьмы проступал берег.
Над красным стеклом окон носились искры дымовых труб; это была Каперна. Грэй слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был океан явственный, как присутствие спящего человека. Миновав Каперну, Грэй повернул к берегу. Здесь тихо прибивало
водой; засветив фонарь, он увидел ямы обрыва и его верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось.
В городском саду, по дорожке вокруг пруда, шагали медленно люди,
над стеклянным кругом черной
воды лениво
плыли негромкие голоса.
Незаметно
плывет над Волгой солнце; каждый час всё вокруг ново, всё меняется; зеленые горы — как пышные складки на богатой одежде земли; по берегам стоят города и села, точно пряничные издали; золотой осенний лист
плывет по
воде.
Стоят по сторонам дороги старые, битые громом березы, простирая
над головой моей мокрые сучья; слева, под горой,
над черной Волгой,
плывут, точно в бездонную пропасть уходя, редкие огоньки на мачтах последних пароходов и барж, бухают колеса по
воде, гудят свистки.
…Ночь, ярко светит луна, убегая от парохода влево, в луга. Старенький рыжий пароход, с белой полосой на трубе, не торопясь и неровно шлепает плицами по серебряной
воде, навстречу ему тихонько
плывут темные берега, положив на
воду тени,
над ними красно светятся окна изб, в селе поют, — девки водят хоровод, и припев «ай-люли» звучит, как аллилуйя…
Погрузившись, мы все шестеро уселись и молча поплыли среди камышей и выбрались на стихшую Волгу… Было страшно холодно. Туман зеленел
над нами. По ту сторону Волги, за черной
водой еще чернее
воды линия камышей.
Плыли и молчали. Ведь что-то крупное было сделано, это чувствовалось, но все молчали: сделано дело, что зря болтать!
Впереди, в темноте сырой, тяжело возится и дышит невидимый буксирный пароход, как бы сопротивляясь упругой силе, влекущей его. Три огонька — два
над водою и один высоко
над ними — провожают его; ближе ко мне под тучами
плывут, точно золотые караси, еще четыре, один из них — огонь фонаря на мачте нашей баржи.
С парохода кричали в рупор, и глухой голос человека был так же излишен, как лай и вой собак, уже всосанный жирной ночью. У бортов парохода по черной
воде желтыми масляными пятнами
плывут отсветы огней и тают, бессильные осветить что-либо. А
над нами точно ил течет, так вязки и густы темные, сочные облака. Мы все глубже скользим в безмолвные недра тьмы.
Оставьте пряжу, сестры. Солнце село.
Столбом луна блестит
над нами. Полно,
Плывите вверх под небом поиграть,
Да никого не трогайте сегодня,
Ни пешехода щекотать не смейте,
Ни рыбакам их невод отягчать
Травой и тиной — ни ребенка в
водуЗаманивать рассказами о рыбках.
*
Вот и кончен бой,
Тот, кто жив, тот рад.
Ай да вольный люд!
Ай да Питер-град
От полуночи
До синя утра
Над Невой твоей
Бродит тень Петра.
Бродит тень Петра,
Грозно хмурится
На кумачный цвет
В наших улицах.
В берег бьет
водаПенной индевью…
Корабли
плывутБудто в Индию…
После знойной июльской ночи, студеная
вода реки словно обжигает юношу. Но это только в первый момент. Не проходит и пяти минут, как её колючие волны, плавно расступающиеся под ударами его рук, перестают источать этот холод. Юноша
плывет легко и свободно, по направлению к черному чудовищу, которое еще час тому назад, как бы шутя и издеваясь
над небольшой частью защитников побережья, слала к ним гибель и смерть из своих гаубиц.
Когда с холмов златых стада бегут к реке
И рева гул гремит звучнее
над водами;
И, сети склав, рыбак на легком челноке
Плывет у брега меж кустами...
Кроме барки Зенона, по реке плавали голубые и белые цветы лотоса, а
над водою, ближе к берегам, носились стаи птиц, чайки и морские вороны и жадно выхватывали во множестве нагнанных рыб; ближе к берегам
плыли и толкались золотые шары огромнейших дынь… и вдруг все сразу заметили продолговатый плес, в средине которого казалось что-то похожее на ивовое бревно в кожуре…