Неточные совпадения
Алексей Александрович задумался, как показалось приказчику, и вдруг,
повернувшись,
сел к столу. Опустив голову на руки, он долго сидел в этом положении, несколько раз пытался заговорить и останавливался.
Раскольников, как только вышел Разумихин, встал,
повернулся к окну, толкнулся в угол, в другой, как бы забыв о тесноте своей конуры, и…
сел опять на диван. Он весь как бы обновился; опять борьба — значит, нашелся исход!
К удивлению Самгина все это кончилось для него не так, как он ожидал. Седой жандарм и товарищ прокурора вышли в столовую с видом людей, которые поссорились; адъютант
сел к столу и начал писать, судейский, остановясь у окна,
повернулся спиною ко всему, что происходило в комнате. Но седой подошел
к Любаше и негромко сказал...
Мужики
повернулись к Самгину затылками, — он зашел за угол конторы,
сел там на скамью и подумал, что мужики тоже нереальны, неуловимы: вчера показались актерами, а сегодня — совершенно не похожи на людей, которые способны жечь усадьбы, портить скот. Только солдат, видимо, очень озлоблен. Вообще это — чужие люди, и с ними очень неловко, тяжело. За углом раздался сиплый голос Безбедова...
Она взвизгивала все более пронзительно. Самгин, не сказав ни слова, круто
повернулся спиною
к ней и ушел в кабинет, заперев за собою дверь. Зажигая свечу на столе, он взвешивал, насколько тяжело оскорбил его бешеный натиск Варвары.
Сел к столу и, крепко растирая щеки ладонями, думал...
Нет, берег, видно, нездоров мне. Пройдусь по лесу, чувствую утомление, тяжесть; вчера заснул в лесу, на разостланном брезенте, и схватил лихорадку. Отвык совсем от берега. На фрегате, в море лучше. Мне хорошо в моей маленькой каюте: я привык
к своему уголку, где
повернуться трудно; можно только лечь на постели,
сесть на стул, а затем сделать шаг
к двери — и все тут. Привык видеть бизань-мачту, кучу снастей, а через борт море.
До отхода пассажирского поезда, с которым ехал Нехлюдов, оставалось два часа. Нехлюдов сначала думал в этот промежуток съездить еще
к сестре, но теперь, после впечатлений этого утра, почувствовал себя до такой степени взволнованным и разбитым, что,
сев на диванчик первого класса, совершенно неожиданно почувствовал такую сонливость, что
повернулся на бок, положил под щеку ладонь и тотчас же заснул.
Дмитрий Федорович встал, в волнении шагнул шаг и другой, вынул платок, обтер со лба пот, затем
сел опять, но не на то место, где прежде сидел, а на другое, на скамью напротив, у другой стены, так что Алеша должен был совсем
к нему
повернуться.
Генерал чуть-чуть было усмехнулся, но подумал и приостановился; потом еще подумал, прищурился, оглядел еще раз своего гостя с ног до головы, затем быстро указал ему стул, сам
сел несколько наискось и в нетерпеливом ожидании
повернулся к князю. Ганя стоял в углу кабинета, у бюро, и разбирал бумаги.
Генерал
сел на него, с намерением еще много сказать, но только что дотронулся до дивана, как тотчас же склонился набок,
повернулся к стене и заснул сном праведника.
Он круто
повернулся и, в сопровождении адъютанта, пошел
к коляске. И пока он
садился, пока коляска повернула на шоссе и скрылась за зданием ротной школы, на плацу стояла робкая, недоумелая тишина.
Калугин встал, но не отвечая на поклон офицера, с оскорбительной учтивостью и натянутой официяльной улыбкой, спросил офицера, не угодно ли им подождать и, не попросив его
сесть и не обращая на него больше внимания,
повернулся к Гальцину и заговорил по-французски, так что бедный офицер, оставшись посередине комнаты, решительно не знал, что делать с своей персоной и руками без перчаток, которые висели перед ним.
Молодой человек вскочил на ноги, но другой офицер, постарше, остановил его движением руки, заставил
сесть и,
повернувшись к Санину, спросил его, тоже по-французски...
Мельник разговаривал с стройным человеком, но Вяземский не мог видеть лица его, потому что незнакомец
повернулся к нему спиною, готовясь
сесть в седло.
И вот они трое
повернулись к Оксане. Один старый Богдан
сел в углу на лавке, свесил чуприну, сидит, пока пан чего не прикажет. А Оксана в углу у печки стала, глаза опустила, сама раскраснелась вся, как тот мак середь ячменю. Ох, видно, чуяла небóга, что из-за нее лихо будет. Вот тоже скажу тебе, хлопче: уже если три человека на одну бабу смотрят, то от этого никогда добра не бывает — непременно до чуба дело дойдет, коли не хуже. Я ж это знаю, потому что сам видел.
Крик его, как плетью, ударил толпу. Она глухо заворчала и отхлынула прочь. Кузнец поднялся на ноги, шагнул
к мёртвой жене, но круто
повернулся назад и — огромный, прямой — ушёл в кузню. Все видели, что, войдя туда, он
сел на наковальню, схватил руками голову, точно она вдруг нестерпимо заболела у него, и начал качаться вперёд и назад. Илье стало жалко кузнеца; он ушёл прочь от кузницы и, как во сне, стал ходить по двору от одной кучки людей
к другой, слушая говор, но ничего не понимая.
Я ничего не ответил, и он не пытался заговорить больше. Мы были опять на узеньком дворике. Он
сел на свой обрубок и даже
повернулся к стене. Мне показалось, что он сделал это не случайно, что ему немного стыдно теперь следить за мной.
Василию показалось, что в лодке не одна Мальва. Неужели опять Сережка привязался
к ней? Василий тяжело
повернулся на песке,
сел и, прикрыв глаза ладонью, с тревогой в сердце стал рассматривать, кто еще там едет. Мальва сидит на корме и правит. Гребец — не Сережка, гребет он неумело, с Сережкой Мальва не стала бы править.
— Нечего с тобой и говорить, с отчаянным, — ответил старик грустно и как-то сконфуженно
повернулся к выходу. Станочники молча расступались, но вид у патриарха был приниженный и жалкий… Микеша прошел за камельком и, тихо
сев рядом со мной, сказал после короткого молчания...
Губернатор резко
повернулся и пошел
к выходу; когда он
садился в коляску, он слышал еще громкий скрип ржавых петель: то запирали мертвых.
— Если вы приставите стетоскоп
к груди больного, — объясняет ассистент, — и в то же время будете постукивать рядом ручкою молоточка по плессиметру, то услышите ясный, металлический, так называемый «амфорический» звук… Пожалуйста, коллега! — обращается он
к студенту, указывая на больного. — Ну-ка, голубчик,
повернись на бок!.. Поднимись,
сядь!..
Поели татары блины, пришла татарка в рубахе такой же, как и девка, и в штанах; голова платком покрыта. Унесла масло, блины, подала лоханку хорошую и кувшин с узким носком. Стали мыть руки татары, потом сложили руки,
сели на коленки, подули на все стороны и молитвы прочли. Поговорили по-своему. Потом один из гостей-татар
повернулся к Жилину, стал говорить по-русски.
— И я не буду. Я прежде всегда была первая, для меня всегда пьесы ставились, — вскочила Анфиса Львовна, затем
села повернувшись спиной
к столу.
Она не ответила, вздохнула протяжно и,
повернувшись, быстро и коротко взглянула на него. Потом спустила ноги и
села рядом, еще раз взглянула и прядями волос своих вытерла ему лицо, глаза. Еще раз вздохнула и мягким простым движением положила голову на плечо, а он также просто обнял ее и тихонько прижал
к себе. И то, что пальцы его прикасались
к ее голому плечу, теперь не смущало его; и так долго сидели они и молчали, и неподвижно смотрели перед собою их потемневшие, сразу окружившиеся глаза. Вздыхали.
Пьер засопел носом, сморщился и быстро
повернувшись пошел назад
к дрожкам, не переставая что-то бормотать про себя в то время, как он шел и
садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его...