Неточные совпадения
Через вершины старых лип видно было синеватую полосу реки; расплавленное солнце сверкало на
поверхности воды; за рекою, на песчаных холмах, прилепились серые избы деревни, дальше холмы заросли кустами можжевельника, а еще дальше с
земли поднимались пышные облака.
Придерживая очки, Самгин взглянул в щель и почувствовал, что он как бы падает в неограниченный сумрак, где взвешено плоское, правильно круглое пятно мутного света. Он не сразу понял, что свет отражается на
поверхности воды, налитой в чан, — вода наполняла его в уровень с краями, свет лежал на ней широким кольцом; другое, более узкое, менее яркое кольцо лежало на полу, черном, как
земля. В центре кольца на воде, — точно углубление в ней, — бесформенная тень, и тоже трудно было понять, откуда она?
Это более глубокое и широкое мироощущение и сознание не допускает тех рационалистических иллюзий, для которых будущее мира определяется лишь силами, лежащими на самой
поверхности ограниченного куска
земли.
Долина последней речки непропорционально широка, в особенности в верхней части. Горы с левой стороны так размыты, что можно совершенно незаметно перейти в соседнюю с ней реку Кулумбе. Здесь я наблюдал такие же каменные россыпи, как и на реке Аохобе. Воронки среди них, диаметром около 2 м и глубиной 1,5 м, служат водоприемниками. Через них вода уходит в
землю и вновь появляется на
поверхности около устья.
В горах растительный слой почвы очень незначителен, поэтому корни деревьев не углубляются в
землю, а распространяются по
поверхности.
Корни деревьев не углубляются в
землю, а стелются на
поверхности.
Иногда ручей бежит по открытому месту, по песку и мелкой гальке, извиваясь по ровному лугу или долочку. Он уже не так чист и прозрачен — ветер наносит пыль и всякий сор на его
поверхность; не так и холоден — солнечные лучи прогревают сквозь его мелкую воду. Но случается, что такой ручей поникает, то есть уходит в
землю, и, пробежав полверсты или версту, иногда гораздо более, появляется снова на
поверхность, и струя его, процеженная и охлажденная
землей, катится опять, хотя и ненадолго, чистою и холодною.
Как только отойдешь несколько шагов от настоящего края,
земля начнет в буквальном смысле волноваться, опускаться и подниматься под ногами человека и даже около пего, со всеми растущими по ее
поверхности травами, цветами, кочками, кустиками и даже деревьями.
Протянув издали руки, он коснулся полированной
поверхности инструмента и тотчас же робко отодвинулся. Повторив раза два этот опыт, он подошел поближе и стал внимательно исследовать инструмент, наклоняясь до
земли, чтобы ощупать ножки, обходя кругом по свободным сторонам. Наконец его рука попала на гладкие клавиши.
Земля сама по себе черна, черны или серы стволы деревьев весной; но как только теплые и светлые лучи разогреют темные
поверхности, из них ползут кверху зеленая трава, зеленые листья.
В море царила тишина. На неподвижной и гладкой
поверхности его не было ни малейшей ряби. Солнце стояло на небе и щедро посылало лучи свои, чтобы согреть и осушить намокшую от недавних дождей
землю и пробудить к жизни весь растительный мир — от могучего тополя до ничтожной былинки.
А когда бархатная
поверхность этого луга мало-помалу серела, клочилась и росла, деревня вовсе исчезала, и только длинные журавли ее колодцев медленно и важно, как бы по собственному произволу, то поднимали, то опускали свои шеи, точно и в самом деле были настоящие журавли, живые, вольные птицы божьи, которых не гнет за нос к
земле веревка, привязанная человеком.
Сонная вода густо и лениво колыхалась под его ногами, мелодично хлюпая о
землю, а месяц отражался в ее зыбкой
поверхности дрожащим столбом, и казалось, что это миллионы серебряных рыбок плещутся на воде, уходя узкой дорожкой к дальнему берегу, темному, молчаливому и пустынному.
Заводский гудок протяжно ревел, возвещая начало рабочего дня. Густой, хриплый, непрерывный звук, казалось, выходил из-под
земли и низко расстилался по ее
поверхности. Мутный рассвет дождливого августовского дня придавал ему суровый оттенок тоски и угрозы.
Сосновское общество отрезало бессрочному узаконенный участок
земли. Но Ваня не захотел оставаться в Сосновке. Вид Оки пробудил в нем желание возвратиться к прежнему, отцовскому промыслу.
Землю свою отдал он под пашню соседу, а сам снял внаймы маленькое озеро, на гладкой
поверхности которого с последним половодьем не переставала играть рыба. Он обстроился и тотчас же перевел к себе в дом дедушку Кондратия, его дочь и внучка.
Но распутные поступки — все равно что злые семена: как глубоко ни запрятывай их в
землю, рано или поздно окажутся они на
поверхности.
Наконец, человеческое тело, лучшая красота на
земле, полупрозрачно, и мы в человеке видим не чисто одну только
поверхность: сквозь кожу просвечивает тело, и это просвечивание тела придает чрезвычайно много прелести человеческой красоте.
Она не только скрывает нечистоту
поверхности, но и вообще сглаживает подробности состава тел, приковывающие их к
земле, отнимает пошлую ясность, точность, считающую песчинки, ставящую «каждое лыко в строку».
Довольно. В сумраке
земля уже почила,
Безмолвен лес, тиха
поверхность вод,
Покой и мир для смертных настает…
Да сгинет Сатаны завистливая сила!
Подойдя к месту, то есть к тропе, охотник, наклонясь как дальше вперед, но не становясь обеими ногами вместе, очерчивает лопаточкой четвероугольник на самой бойкой тропе, так, чтобы тропа приходилась посредине, бережно снимает пласт снега почти до самой
земли и, сохраняя по возможности фигуру волчьих следов, кладет пласт снега позади себя, на свой собственный след; на очищенном месте, которого величина должна быть соразмерна величине снасти, он ставит капкан с его полотном, разводит дуги, настораживает их и потом достает, также позади себя, чистого снегу и бережно с, лопаточки засыпает им капкан так, чтобы снежная
поверхность была совершенно ровна, и на этом пушистом снегу, углом или концом рукоятки той же лопаточки, искусно выделывает тропу волчьих следов, копируя снятый им с этого места след.
Так юное древо, с трудом пробиваясь сквозь твердые глыбы
земли, едва-едва приметно на ее зеленой
поверхности; но время возвышает его — и величественный дуб осеняет
землю.
— Где же туча? — спросил я, удивленный тревожной торопливостью ямщиков. Старик не ответил. Микеша, не переставая грести, кивнул головой кверху, по направлению к светлому разливу. Вглядевшись пристальнее, я заметил, что синяя полоска, висевшая в воздухе между
землею и небом, начинает как будто таять. Что-то легкое, белое, как пушинка, катилось по зеркальной
поверхности Лены, направляясь от широкого разлива к нашей щели между высокими горами.
Радехонька Параша… Давно ее клонит ко сну… Разостлали по
земле шерстяные платки, улеглись. В самой середке положили Парашу, к бокам ее тесно прижались Фленушка с Марьюшкой, по краям легли старицы… Прислонясь к ветвистому дубу, сумрачен, тих и безмолвен стоял Василий Борисыч, не сводя грустных взоров с подернувшейся рябью
поверхности Светлого Яра…
Если предположим, что вся обитаемая
земля может быть собственностью богатых землевладельцев и что они имеют право на ее
поверхность, то все не землевладельцы не имеют на нее права. Так что не землевладельцы могут существовать на
земле только под условием согласия на то землевладельцев. Мало того, они получают право на место, занимаемое их ногами только под условием согласия на то богатых землевладельцев. Так что если бы эти не пожелали бы дать им место отдыха, они должны бы быть свержены с земного шара.
Весь земной шар — только большая могила, и нет ничего на его
поверхности, что бы не скрылось в могиле под
землею.
Эту свою вселенскость империя-царство сознавало не потому, что оно было распространено по
поверхности всей
земли, а потому, что оно было обосновано на истинной, вселенской вере.
Как мы не слышали раньше! Отовсюду — места нельзя было точно определить — приносился ровный, поскребывающий стон, удивительно спокойный в своей широте и даже как будто равнодушный. Мы слышали много и криков и стонов, но это не было похоже ни на что из слышанного. На смутной красноватой
поверхности глаз не мог уловить ничего, и оттого казалось, что это стонет сама
земля или небо, озаренное невсходящим солнцем.
Так, прыгая с материка на материк, добрался я до самой серой воды, и маленькие плоские наплывы ее показались мне в этот раз огромными первозданными волнами, и тихий плеск ее — грохотом и ревом прибоя; на чистой
поверхности песка я начертил чистое имя Елена, и маленькие буквы имели вид гигантских иероглифов, взывали громко к пустыне неба, моря и
земли.