Медведя убивают тем, что над корытом меда
вешают на веревке тяжелую колоду. Медведь отталкивает колоду, чтобы есть мед. Колода возвращается и ударяет его. Медведь сердится и сильнее толкает колоду — она сильнее бьет его. И это продолжается до тех пор, пока колода не убивает медведя. Люди делают то же, когда злом платят за зло людям. Неужели люди не могут быть разумнее медведя?
Неточные совпадения
— А ей-богу, хотел
повесить, — отвечал жид, — уже было его слуги совсем схватили меня и закинули
веревку на шею, но я взмолился пану, сказал, что подожду долгу, сколько пан хочет, и пообещал еще дать взаймы, как только поможет мне собрать долги с других рыцарей; ибо у пана хорунжего — я все скажу пану — нет и одного червонного в кармане.
— Опять
на деревья белье
вешают! — гневно заметила она, обратясь к старосте. — Я велела
веревку протянуть. Скажи слепой Агашке: это она все любит
на иву рубашки
вешать! сокровище! Обломает ветки!..
Бабушка пересмотрела все материи, приценилась и к сыру, и к карандашам, поговорила о цене
на хлеб и перешла в другую, потом в третью лавку, наконец, проехала через базар и купила только
веревку, чтоб не
вешали бабы белье
на дерево, и отдала Прохору.
— Послушай, да тебя расстрелять мало!..
На свои деньги
веревку куплю, чтобы
повесить тебя. Вот так кусочек хлеба с маслом! Проклятый ты человек, вот что. Где деньги взял?
— Скоро ли тебя
повесят, Тарас? — ответил Ермошка в тон. — Я
веревку пожертвую
на свой счет…
Подсказывала ей память, как он в другой раз преданную ей ключницу Степаниду сбирался за что-то
повесить, как он даже вбил гвоздь в стену, приготовил
веревку и, наконец, заставил Степаниду стать
на колени и молиться богу.
— Мужику не то интересно, откуда земля явилась, а как она по рукам разошлась, — как землю из-под ног у народа господа выдернули? Стоит она или вертится, это не важно — ты ее хоть
на веревке повесь, — давала бы есть; хоть гвоздем к небу прибей — кормила бы людей!..
— Нет, Юрий Дмитрич! — отвечал решительным голосом запорожец. — Долг платежом красен. Вчера этот бездельник прежде всех отыскал
веревку, чтоб меня
повесить. Рысью, ребята! — закричал он, когда вся толпа выехала
на твердую дорогу.
— Не обмани только ты, а мы не обманем, — отвечал Омляш. — Удалой, возьми-ка его под руку, я пойду передом, а вы, ребята, идите по сторонам; да смотрите, чтоб он не юркнул в лес. Я его знаю: он хват детина! Томила, захвати веревку-то с собой: неравно он нас морочит, так было бы
на чем его
повесить.
— Хорошо, хорошо! А они собаки! — ответил ему Иуда, делая петлю. И так как
веревка могла обмануть его и оборваться, то
повесил он ее над обрывом, — если оборвется, то все равно
на камнях найдет он смерть. И перед тем как оттолкнуться ногою от края и повиснуть, Иуда из Кариота еще раз заботливо предупредил Иисуса...
Л. Н. Толстого.)] за
веревку,
повесила шляпу
на край последней перекладины, а сама взобралась
на макушку мачты и оттуда корчилась, показывала зубы и радовалась.
Потом тишина кончена, и закричат: «давай ночвы!» Тут всему делу развязка: бабы уже работают спокойно; носят разрубленные части своей буренки по избам и
вешают их
на деревянных крючьях и
на лыковых
веревках под потолками и над дверями черных изб (где дым идет).
— А, так ты польский император? Эге, ребята! Вот какой зверь нам попался. Это не простой какой-нибудь полячишка — бродяга, а, видишь, вздумал уже приехать в Россию и губить людей сам их нехристь-император! Нечего же
на него смотреть, давайте
веревку.
Повесить проклятого!