Неточные совпадения
Я посмотрел вокруг себя и,
к крайнему моему удивлению, увидел, что мы с пузатым купцом стоим, действительно, только вдвоем, а вокруг нас ровно никого нет. Бабушки тоже не было, да я о ней и забыл, а вся ярмарка отвалила в сторону и окружила какого-то длинного, сухого
человека, у которого поверх полушубка был надет длинный полосатый жилет, а на нем нашиты стекловидные пуговицы, от которых, когда он
поворачивался из стороны в сторону, исходило слабое, тусклое блистание.
— Да, им хорошо говорить: у них пятеро
людей, — заметил Захар,
поворачиваясь к двери.
И в это время на корабле умер
человек. Говорили, что он уже сел больной; на третий день ему сделалось совсем плохо, и его поместили в отдельную каюту. Туда
к нему ходила дочь, молодая девушка, которую Матвей видел несколько раз с заплаканными глазами, и каждый раз в его широкой груди
поворачивалось сердце. А наконец, в то время, когда корабль тихо шел в густом тумане, среди пассажиров пронесся слух, что этот больной
человек умер.
Я стоял, прижимая
к груди рубашку, полуголый, и был так взбешен, что крики и хохот пестунов моих привлекли кучу народа и давно уже шли взаимные, горячие объяснения — «в чем дело», — а я только
поворачивался, взглядом разя насмешников:
человек десять набилось в комнату.
Желтый
человек стал
поворачиваться к незнакомым
людям и благодарственно на них смотрит, а перстом себе на язык показывает.
Кто настоящий эгоист, кто с толком любит свой душевный комфорт, тот должен тщательно избегать таких воспоминаний. Вот почему, между прочим, и следует знакомиться только с порядочными
людьми, у которых дела их всегда в порядке, и надо их бросать, когда фортуна
поворачивается к ним спиною. Это подлое, но очень практическое правило.
Поэтому, не отвечая ни слова на саркастические замечания товарища, в другое время относившегося
к людям с большим добродушием и снисходительностью, я сошел с сеновала и направился
к лошадям. Они ходили в загородке и то и дело
поворачивались к воде, над которой, выжатая утренним холодком, висела тонкая пленка тумана. Утки опять сидели кучками на середине озера. По временам они прилетали парами с дальней реки и, шлепнувшись у противоположного берега, продолжали здесь свои ночные мистерии…
С этим вопросом в уме я опять поравнялся с окном. Мой таинственный собеседник сидел на подоконнике на корточках. Пока я миновал его и пока
поворачивался назад, он все подымался во весь рост, хватая воздух руками, и всей белой фигурой, выделявшейся на темном фоне окна, изображал приемы
человека, который карабкается кверху. Я опять кинул недоумелый взгляд, но затем пришел
к безошибочному заключению, что таинственный собеседник, несомненно, намекает на возможность побега.
Софья Михайловна. Ха-ха-ха! И тут уж есть! (Быстро
поворачиваясь к Аматурову.)
Человек ты или зверь? Ты исключенье из
людей! Чудовище какое-то!.. Что же это такое, господи?!. (Поднимает в ужасе руки.)
Теперь Я
человек, как и ты. Ограниченное чувство Моего бытия Я почитаю Моим знанием и уже с уважением касаюсь собственного носа, когда
к тому понуждает надобность: это не просто нос — это аксиома! Теперь Я сам бьющаяся кукла на театре марионеток, Моя фарфоровая головка
поворачивается вправо и влево, мои руки треплются вверх и вниз, Я весел, Я играю, Я все знаю… кроме того: чья рука дергает Меня за нитку? А вдали чернеет мусорный ящик, и оттуда торчат две маленькие ножки в бальных туфельках…
И когда душа
поворачивается к природе и
людям с тираническими инстинктами, когда она хочет лишь властвовать, а не жертвенно помогать и творчески преображать, она подчиняется одному из самых темных инстинктов подсознательного и неизбежно подрывает свои творческие силы, ибо творчество предполагает жертву и отдачу.