Неточные совпадения
Только я это сказала — взвизгнула она, топнула: «
Подлых, говорит, вы чувств
женщина, старого вы, говорит, воспитания на крепостном праве!»…
Были вовсе не платонические шалости, — даже такие, которые оканчивались не драмой, а аптекой. Но не было пошлых интриг, губящих
женщину и унижающих мужчину, не было содержанок (даже не было и этого
подлого слова). Покойный, безопасный, прозаический, мещанский разврат, разврат по контракту, миновал наш круг.
Я совершенно искренно и вполне понимая, что говорю, сказал ей, что зарежу вотчима и сам тоже зарежусь. Я думаю, что сделал бы это, во всяком случае попробовал бы. Даже сейчас я вижу эту
подлую длинную ногу, с ярким кантом вдоль штанины, вижу, как она раскачивается в воздухе и бьет носком в грудь
женщины.
Может быть, как прозорливая
женщина, она предугадала то, что должно было случиться в близком будущем; может быть, огорчившись из-за разлетевшейся дымом мечты (в которую и сама, по правде, не верила), она, как человек, не могла отказать себе в удовольствии преувеличением беды
подлить еще более яду в сердце брата, впрочем, искренно и сострадательно ею любимого.
Эта нечаянная встреча
подлила масла в огонь, который вспыхнул в уставшей душе набоба. Девушка начинала не в шутку его интересовать, потому что совсем не походила на других
женщин. Именно вот это новое и неизвестное и манило его к себе с неотразимою силой. Из Луши могла выработаться настоящая
женщина — это верно: стоило только отшлифовать этот дорогой камень и вставить в надлежащую оправу.
«Я знаю, что мне теперь делать! — говорилось в письме. — Если только я не умру на чахотку от вашего
подлого поведения, то, поверьте, я жестоко отплачу вам. Может быть, вы думаете, что никто не знает, где вы бываете каждый вечер? Слепец! И у стен есть уши. Мне известен каждый ваш шаг. Но, все равно, с вашей наружностью и красноречием вы там ничего не добьетесь, кроме того, что N вас вышвырнет за дверь, как щенка. А со мною советую вам быть осторожнее. Я не из тех
женщин, которые прощают нанесенные обиды.
Но теперь… о, теперь я про эту великодушную, гуманную, терпеливую к моим
подлым недостаткам
женщину, — то есть хоть и не совсем терпеливую, но ведь и сам-то я каков, с моим пустым, скверным характером!
Вероятно, их вожаки
подливали в него воды, чтобы уверить простаков; но что обряд наплакиванья у них существовал, это мне, еще ребенку, кинулось тогда в глаза, и, как теперь, я вижу перед собой: все это сборище бегало, кружилось и скакало вокруг чана, и при этом одна нестарая еще
женщина с распущенными, вскосмаченными волосами больше всех радела и неистовствовала, причем все они хлестали друг друга прутьями и восклицали: «Ой, бог!..
Много, дорого стоило вспыльчивой молодой
женщине, привыкшей к полновластному господству в доме своего отца, переносить дерзкие оскорбления от «
подлого холопа!» Но она так любила отца, находила такое счастие в том, чтобы ходить за ним, покоить его, облегчать, по возможности, его страдальческое положение, что мысль оставить умирающего старика в полную зависимость негодяя Калмыка и других слуг долго не входила ей в голову.
— Твоя жена сама на шею мне бросилась. Она умная…
Подлее её
женщины на свете нет! Но и вы тоже — все подлецы. Я в суде был… научился судить…
— Дело не в проигрыше, — сказал я с досадой. — Разве вам не приходило на мысль, когда вы там играли, что блеск золота, все эти
женщины, старые и молодые, крупье, вся обстановка, что все это —
подлая, гнусная насмешка над трудом рабочего, над кровавым потом?
Друзей, этих беззаботных, но умных юношей, около него уже не было: все они или разбрелись, или начали, как выражался он,
подлеть в жизни; волочиться ему не хотелось или, лучше сказать, не попадалось на глаза
женщины, в выборе которых он сделался строже.
Забыли мы, что
женщина Христа родила и на Голгофу покорно проводила его; забыли, что она мать всех святых и прекрасных людей прошлого, и в
подлой жадности нашей потеряли цену
женщине, обращаем её в утеху для себя да в домашнее животное для работы; оттого она и не родит больше спасителей жизни, а только уродцев сеет в ней, плодя слабость нашу.
Ещё при Грише был со мною
подлый случай: вхожу я однажды в кладовую, а Михайла на мешках лежит и онановым грехом занимается. Невыразимо противно стало мне; вспомнил я пакости, кои он про
женщин говорил, вспомнил ненависть его, плюнул, выскочил в пекарню, дрожу весь со зла, и стыдно мне и горестно. Он за мной… Пал на колени, умоляет меня, чтобы я молчал, рычит...
Мы с ней приятельницы, и то есть даже не совсем и приятельницы, потому что она
женщина преехидная и довольно даже
подлая, ну, а так себе, знаешь, вот вроде как с тобой, знакомы.
На кого ни взглянет он, каждый мужчина представляется ему
подлым трусом или коварным интриганом, каждая
женщина — кокеткою, все люди — лжецами и эгоистами, мелочными и низкими до последней степени.
— Таким тоном разговаривают с развратными и продажными
женщинами, — проговорила она. — Ты меня такой считаешь… ну и ступай к тем, святым!.. Я здесь хуже,
подлее всех… Ты, когда ехал с этой добродетельной Наденькой, боялся глядеть на меня… Ну, и иди к ним! Чего же стоишь? Иди!
« — Да. она кончила, как и должна была кончить такая
женщина. Даже смерть она выбрала
подлую, низкую.
Завтра же она поедет к Жозефине. А если та завалена работой, так к Минангуа… Хочется ей что-нибудь побогаче. Что, в самом деле, она будет обрезывать себя во всем из-за того, что Виктор Мироныч с"
подлыми"и"бесстыжими"француженками потерял всякую совесть? Да и в самом деле — для фирмы полезно. Каждый будет видеть, что платье тысячу рублей стоит. А ее знают за экономную
женщину.
Мужчины уж такой
подлый народ, они могут изменять и любимой
женщине…
— Мне знакомы подобного рода дела! Эти кареты… вся обстановка… Молодой человек, особенно влюбленный, выказал бы себя… сделал бы какую-нибудь неосторожность… Скрытность Рены, ее обдуманное молчание… все это было ей предписано… Очевидно, он все предвидел… Я узнаю ловкую руку, наторевшую в руководстве
женщинами, умеющую скрыть концы любовных похождений… Бедная, бедная Рена! Мужчины — это
подлые, низкие, презренные существа… Ты по своему неведению попала в их страшные когти… Нужно узнать… и я узнаю…
И врет,
подлая. Все они: и Варкулова, и Шпис, и Рыбинская — замужние
женщины. Стало быть, все предаются в сущности самому циническому обману. Но я с ними помирилась, потому что они не драпируются в страдания.
Наверное, целовалась… Павел не осмеливается даже взглянуть на нее, а она целовалась, и, вернее всего, с Петровым, — он самоуверенный и наглый. А потом когда-нибудь она отдаст ему и свое тело, и с ним будут делать то же, что делают с продажными
женщинами. Какая мерзость! Какая
подлая жизнь, в которой нет ничего светлого, к чему мог бы обратиться взгляд, отуманенный печалью и тоскою! Почем знать, быть может, и теперь, уже теперь, у Кати есть… любовник.