Неточные совпадения
Но счастию глуповцев, по-видимому, не предстояло еще скорого конца. На смену Беневоленскому явился
подполковник Прыщ и привез с собою систему администрации еще более упрощенную.
В ворота гостиницы губернского города nn въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные
подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, — словом, все те, которых называют господами средней руки.
Не пришел тоже и толстый
подполковник (в сущности, отставной штабс-капитан), но оказалось, что он «без задних ног» еще со вчерашнего утра.
Роду он благородного, и чином
подполковник, и великое богатство имеет.
И тут же, назначив
подполковника Мекиннока начальником этой области, объявил условия, на основании которых кафрские вожди Британской Кафрарии должны вперед управлять своими племенами под влиянием английского владычества.
Старый
подполковник вдруг заболевает, двинуться не может, двое суток дома сидит, суммы казенной не сдает.
Беседка строена была бог весть когда, по преданию лет пятьдесят назад, каким-то тогдашним владельцем домика, Александром Карловичем фон Шмидтом, отставным
подполковником.
Подполковник был одно из самых первых лиц по нашему месту.
Тетка — бессловесная простота, а племянница, старшая дочь
подполковника, — бойкая простота.
А тогда, получив эти шесть, узнал я вдруг заведомо по одному письмецу от приятеля про одну любопытнейшую вещь для себя, именно что
подполковником нашим недовольны, что подозревают его не в порядке, одним словом, что враги его готовят ему закуску.
Исправник наш Михаил Макарович Макаров, отставной
подполковник, переименованный в надворные советники, был человек вдовый и хороший.
Ну, так и сидит наш
подполковник дома, голову себе обвязал полотенцем, ему они все три льду к темени прикладывают; вдруг вестовой с книгою и с приказом: «Сдать казенную сумму, тотчас же, немедленно, через два часа».
Подполковник же, тот — куда!
Когда я приехал и в баталион поступил, заговорили во всем городишке, что вскоре пожалует к нам, из столицы, вторая дочь
подполковника, раскрасавица из красавиц, а теперь только что-де вышла из аристократического столичного одного института.
Эта вторая дочь — вот эта самая Катерина Ивановна и есть, и уже от второй жены
подполковника.
А вторая эта жена, уже покойница, была из знатного, какого-то большого генеральского дома, хотя, впрочем, как мне достоверно известно, денег
подполковнику тоже никаких не принесла.
Ссужал ее
подполковник вернейшему одному человеку, купцу нашему, старому вдовцу, Трифонову, бородачу в золотых очках.
Мой
подполковник, старик уже, невзлюбил меня вдруг.
Ну, а
подполковник казенную сумму сдал — благополучно и всем на удивленье, потому что никто уже у него денег в целости не предполагал.
Тот съездит на ярмарку, сделает какой надо ему там оборот и возвращает тотчас
подполковнику деньги в целости, а с тем вместе привозит с ярмарки гостинцу, а с гостинцами и процентики.
Подполковник бросился к нему: «Никогда я от вас ничего не получал, да и получать не мог» — вот ответ.
Меня наконец
подполковник на три дня под арест посадил.
Г. Н., «Выстрел»
подполковником И. Л. П., «Гробовщик» приказчиком Б. В., «Метель» и «Барышня» девицею К. И. Т. (Прим.
— Капитона Еропегова, а не капитана… Капитона…
подполковник в отставке, Еропегов… Капитон.
— Капитошки, сударь, Капитошки, а не Ерошки! Капитон, Капитан Алексеевич, то бишь, Капитон…
подполковник… в отставке… женился на Марье… на Марье Петровне Су… Су… друг и товарищ… Сутуговой… с самого даже юнкерства. Я за него пролил… я заслонил… убит. Капитошки Еропегова не было! Не существовало!
Наконец, возьмите вы
подполковника Брема.
— Господин
подполковник, право же…
Подполковник Рафальский, командир четвертого батальона, был старый причудливый холостяк, которого в полку, шутя и, конечно, за глаза, звали полковником Бремом.
Потом господин
подполковник тщетно тщились рассказать анекдот из своей прежней жизни, но до сих пор им это, кажется, не удалось.
Подполковник Лех двинулся вперед на костлявой вороной лошади, в сопровождении Олизара.
«Суд общества офицеров N-ского пехотного полка, в составе — следовали чины и фамилии судей — под председательством
подполковника Мигунова, рассмотрев дело о столкновении в помещении офицерского собрания поручика Николаева и подпоручика Ромашова, нашел, что ввиду тяжести взаимных оскорблений ссора этих обер-офицеров не может быть окончена примирением и что поединок между ними является единственным средством удовлетворения оскорбленной чести и офицерского достоинства. Мнение суда утверждено командиром полка».
Посредине в кресле сидел председатель —
подполковник Мигунов, толстый, надменный человек, без шеи, с поднятыми вверх круглыми плечами; по бокам от него —
подполковники: Рафальский и Лех, дальше с правой стороны — капитаны Осадчий и Петерсон, а с левой — капитан Дювернуа и штабс-капитан Дорошенко, полковой казначей.
Подполковник, по-видимому, совсем забыл о просьбе Ромашова.
— Нет, какие же новости… Центавр разнес в собрании
подполковника Леха. Тот был совсем пьян, говорят. Везде в ротах требует рубку чучел… Епифана закатал под арест.
—
Подполковник указал рукой на ряд шкафов вдоль стен.
— Гето… ты подожди… ты повремени, — перебил его старый и пьяный
подполковник Лех, держа в одной руке рюмку, а кистью другой руки делая слабые движения в воздухе, — ты понимаешь, что такое честь мундира?.. Гето, братец ты мой, такая штука… Честь, она. Вот, я помню, случай у нас был в Темрюкском полку в тысячу восемьсот шестьдесят втором году.
Так перебрал он всех ротных командиров от первой роты до шестнадцатой и даже до нестроевой, потом со вздохом перешел к младшим офицерам. Он еще не терял уверенности в успехе, но уже начинал смутно беспокоиться, как вдруг одно имя сверкнуло у него в голове: «
Подполковник Рафальский!»
— Виноват, на минутку, — вдруг прервал его Осадчий. — Господин
подполковник, вы позволите мне предложить вопрос? — Пожалуйста, — важно кивнул головой Мигунов.
Как-то неловко:
подполковник славной русской армии и вдруг — о свиньях.
И он, хотя сидел рядом со мной и мы вместе пили пиво, закричал на меня: «Во-первых, я вам не поручик, а господин поручик, а во-вторых… во-вторых, извольте встать, когда вам делает замечание старший чином!» И я встал и стоял перед ним как оплеванный, пока не осадил его
подполковник Лех.
— Я слышу, что у вас разговор о поединках. Интересно послушать, — сказал он густым, рыкающим басом, сразу покрывая все голоса. — Здравия желаю, господин
подполковник. Здравствуйте, господа.
Но и на этот раз
подполковник не успел, по обыкновению, докончить своего анекдота, потому что в буфет игриво скользнула Раиса Александровна Петерсон. Стоя в дверях столовой, но не входя в нее (что вообще было не принято), она крикнула веселым и капризным голосом, каким кричат балованные, но любимые всеми девочки...
Поэтому-то он и не уклонился от
подполковника, и тот, обрадованный, потащил его за рукав к столу.
Окончив чтение,
подполковник Мигунов снял очки и спрятал их в футляр.
Батальонный командир,
подполковник Лех, который, как и все офицеры, находился с утра в нервном и бестолковом возбуждении, налетел было на него с криком за поздний выход на плац, но Стельковский хладнокровно вынул часы, посмотрел на них и ответил сухо, почти пренебрежительно...
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, вот только что, застал полковой командир в собрании
подполковника Леха. Разорался на него так, что на соборной площади было слышно. А Лех пьян, как змий, не может папу-маму выговорить. Стоит на месте и качается, руки за спину заложил. А Шульгович как рявкнет на него: «Когда разговариваете с полковым командиром, извольте руки на заднице не держать!» И прислуга здесь же была.
Подполковник Брем глядит жалостными и какими-то женскими глазами, — ах, мой милый Брем, помнишь ли ты, как я брал у тебя десять рублей взаймы?
Бедный майор Панов! Сдается мне, что долго не быть ему
подполковником. Разве новый Баттенберг приедет и напишет...
Проговоря это, он отвернулся и увидел полицеймейстера, красноносого
подполковника и величайшего мастера своего дела. Приложив руку под козырек и ступив шага два вперед, он представил рапорт о благосостоянии города, что по закону, впрочем, не требовалось; но полицеймейстер счел за лучшее переслужить.
— Да уж ежели бы еще этого не было, — сказал всем недовольный, старый
подполковник, — просто было бы невыносимо это постоянное ожидание чего-то… видеть, как каждый день бьют, бьют — и всё нет конца, ежели при этом бы жить в грязи и не было удобств.