Наконец, в изнурении от ран и усталости, я падаю на землю и кричу: «Победа!» Генерал
подъезжает ко мне и спрашивает: «Где он — наш спаситель?» Ему указывают на меня, он бросается мне на шею и с радостными слезами кричит: «Победа!» Я выздоравливаю и, с подвязанной черным платком рукою, гуляю по Тверскому бульвару.
Неточные совпадения
Теперь равнодушно
подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно,
мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!
Видя, что все мои усилия заставить его опять разговориться оставались тщетными,
я отправился на ссечки. Притом же и жара немного спала; но неудача, или, как говорят у нас, незадача моя, продолжалась, и
я с одним коростелем и с новой осью вернулся в выселки. Уже
подъезжая ко двору, Касьян вдруг обернулся
ко мне.
—
Подъехав к селению, — продолжал ему приказывать Вихров, — ты остановись у околицы, а вы сходите и созовите понятых и приведите их
ко мне, — обратился он к члену суда.
Между прочим, Лукьяныч счел долгом запастись сводчиком. Одним утром сижу
я у окна — вижу, к барскому дому
подъезжает так называемая купецкая тележка. Лошадь сильная, широкогрудая, длинногривая, сбруя так и горит, дуга расписная. Из тележки бойко соскакивает человек в синем армяке, привязывает вожжами лошадь к крыльцу и направляется в помещение, занимаемое Лукьянычем. Не проходит десяти минут, как старик является
ко мне.
— Нет, уж довольно с
меня! — отвечал толстяк, дрожа от негодования, — прокисай все на свете! Устарел
я, мадам, чтоб
ко мне с амурами
подъезжать!
Я, матушка, лучше уж на большой дороге помру! Прощай, мадам, коман-ву-порте-ву! [Как поживаете? (франц.: «Comment vous portez-vous?»)]
Я готова биться об заклад, что вы об этом думаете и теперь с этим же
ко мне подъезжаете.
Когда
я подъехал ко двору, дом
мне показался вдвое старее, крестьянские избы совсем легли набок — без сомнения, так же, как и владельцы их; частокол и плетень в дворе были совсем разрушены, и
я видел сам, как кухарка выдергивала из него палки для затопки печи, тогда как ей нужно было сделать только два шага лишних, чтобы достать тут же наваленного хвороста.
В это время к избе
подъехали широкие розвальни, запряженные парой лошадей, и староста, весь закутанный в меха, в огромных рукавицах, соскочил с них и подошел
ко мне.
— Вот и хорошо! Дело, видите, в том, что всё ж таки мы здесь народ замеченный: одни на нас косятся, другие как бы ожидают чего-то. Тут есть такие задетые за сердце люди… Заметили вы — мимо вас старик один всё прихрамывает? Малышеву Ивану двоюродный дядя, начётчик, Пётр Васильевич Кузин — слышали? Он уже что-то понимает, как видать, и племянника выспрашивал про вас, и
ко мне подъезжал не однажды. Человек внимательный.
Не успел
я еще опомниться после посещения Ольги, как
ко мне пожаловал новый гость. К моей квартире
подъехала с шумом карета, и Поликарп, плюя по сторонам и бормоча ругательства, доложил
мне о приезде «тово… энтого, чтоб его…», т. е. графа, которого он ненавидел всеми силами своей души. Граф вошел, слезливо поглядел на
меня и покачал головой…
Гориславская (в испуге прислушивается). Карета
подъехала к крыльцу… Софья Андреевна возвратилась… минуты дороги…
Я имею до вас просьбу… сжальтесь надо
мною. Вы сказали, что отец мой здесь… Если в вашем сердце есть хоть искра любви
ко мне, умоляю вас ею, всем, что для вас дорого и свято, скажите
мне, где найти
мне отца. Во что б ни стало,
я хочу его видеть.
— Смотрите у
меня: не смiйте пущать его
ко мне в дом, если он
подъедет!