Неточные совпадения
— Зачем же перепортят? Дрянную молотилку, российский топчачек ваш, сломают, а мою паровую не сломают. Лошаденку рассейскую, как это? тасканской породы, что за хвост таскать, вам испортят, а заведите першеронов
или хоть битюков, их не испортят. И так всё. Нам
выше надо
поднимать хозяйство.
В улицах, образованных телегами, толпились люди всякого звания, возраста и вида: барышники, в синих кафтанах и
высоких шапках, лукаво высматривали и выжидали покупщиков; лупоглазые, кудрявые цыгане метались взад и вперед, как угорелые, глядели лошадям в зубы,
поднимали им ноги и хвосты, кричали, бранились, служили посредниками, метали жребий
или увивались около какого-нибудь ремонтера в фуражке и военной шинели с бобром.
Бутлер нынче во второй раз выходил в дело, и ему радостно было думать, что вот сейчас начнут стрелять по ним и что он не только не согнет головы под пролетающим ядром
или не обратит внимания на свист пуль, но, как это уже и было с ним,
выше поднимет голову и с улыбкой в глазах будет оглядывать товарищей и солдат и заговорит самым равнодушным голосом о чем-нибудь постороннем.
Наталья ушла, он одёрнул рубаху, огладил руками жилет и, стоя среди комнаты, стал прислушиваться: вот по лестнице чётко стучат каблуки, отворилась дверь, и вошла женщина в тёмной юбке, клетчатой шали, гладко причёсанная,
высокая и стройная. Лоб и щёки у неё были точно вылеплены из снега, брови нахмурены, между глаз сердитая складка, а под глазами тени утомления
или печали. Смотреть в лицо ей — неловко, Кожемякин поклонился и, не
поднимая глаз, стал двигать стул, нерешительно, почти виновато говоря...
Чудится мне затем, что рядом с моей комнатой, в коридоре, кто-то осторожно и настойчиво нажимает на дверную ручку и потом, внезапно разъярившись, мчится по всему дому, бешено потрясая всеми ставнями и дверьми,
или, забравшись в трубу, скулит так жалобно, скучно и непрерывно, то
поднимая все
выше, все тоньше свой голос, до жалобного визга, то опуская его вниз, до звериного рычанья.
Егорушка, взглянув на дорогу, вообразил штук шесть
высоких, рядом скачущих колесниц, вроде тех, какие он видывал на рисунках в священной истории; заложены эти колесницы в шестерки диких, бешеных лошадей и своими
высокими колесами
поднимают до неба облака пыли, а лошадьми правят люди, какие могут сниться
или вырастать в сказочных мыслях.
И такие же
высокие в орденах груди у его друзей
или подчиненных: кланяются, звякая шпорами, блестят золотом шитья, точно
поднимают потолки в комнатах и раздвигают стены, — в мрачном великолепии и важности застыла холодная пустота.
Большую же часть во время езды, закутавшись в шинель,
подняв ее воротник
выше головы, он читал какую-то книгу, которую прятал под себя
или клал в мешок, который всегда выносил с собою на станциях.
Невинная выдумка возвращала ему полную свободу, и он,
подняв воротник шинели
выше своей головы (это была его любимая поза), всю дорогу читал потихоньку Шекспира
или предавался своим творческим фантазиям.
И потому истинные перлы первобытной поэзии сверкают там, где неожиданное, непривычное событие падает на голову человека, возбуждает его гневом, тоской
или любовью, распирает стены избы, лишает почвы под ногами и
поднимает еще
выше холодное, предутреннее небо.
Идя из залы к себе в кабинет, он
поднимал правую ногу
выше, чем следует, искал руками дверных косяков, и в это время во всей его фигуре чувствовалось какое-то недоумение, точно он попал в чужую квартиру
или же первый раз в жизни напился пьян и теперь с недоумением отдавался своему новому ощущению.
Роща
или, вернее, лес этих плантаций кончился, начался спуск, и коляска въехала в дикое ущелье между отвесно поднимающимися горами. По бокам, на этих отвесах, гордо
поднимали свои верхушки
высокие пальмы различных видов, преимущественно кокосовые, развесистые тамаринды, пихты и великаны секвойи. В ущелье было прохладно. Коляска двигалась медленно по узкой дороге, загроможденной камнями. И доктор, и Володя были в восторге, любуясь этой роскошью растительности и мрачным видом ущелья.
— Аккредитованный погребщик его высокородия, господина коменданта, — кричал господин,
поднимая вверх бутылку. И этот проскользнул в замок. Однако ж не подумай, читатель мой, чтобы в этот роковой день торжествовали только значительность сана, богатства, заслуги
или услуги; нет! и дружба, бескорыстная,
высокая дружба явила себя также во всем своем блеске.