Неточные совпадения
Здесь с ним обедывал зимою
Покойный Ленский, наш сосед.
Сюда
пожалуйте, за мною.
Вот это барский кабинет;
Здесь почивал он, кофей кушал,
Приказчика доклады слушал
И книжку поутру читал…
И старый барин здесь живал;
Со мной, бывало, в воскресенье,
Здесь под окном, надев очки,
Играть изволил в дурачки.
Дай Бог душе его спасенье,
А косточкам его покой
В могиле, в мать-земле сырой...
— «Восемьдесят тысяч верст вокруг самого себя», — как сказал Глеб Иванович Успенский о Льве Толстом. А ведь это,
пожалуй, так и установлено навсегда, чтобы
земля вращалась вокруг солнца, а человек — вокруг духа своего.
— Это — надолго!
Пожалуй, придется ночевать здесь. В такие ночи или зимой, когда вьюга, чувствуешь себя ненужной на
земле.
— Да ведь я говорю! Согласился Христос с Никитой: верно, говорит, ошибся я по простоте моей. Спасибо, что ты поправил дело, хоть и разбойник. У вас, говорит, на
земле все так запуталось, что разобрать ничего невозможно, и,
пожалуй, верно вы говорите. Сатане в руку, что доброта да простота хуже воровства. Ну, все-таки пожаловался, когда прощались с Никитой: плохо, говорит, живете, совсем забыли меня. А Никита и сказал...
— Не бывать этому! — пылко воскликнула Бережкова. — Они не нищие, у них по пятидесяти тысяч у каждой. Да после бабушки втрое, а может быть, и побольше останется: это все им! Не бывать, не бывать! И бабушка твоя, слава Богу, не нищая! У ней найдется угол, есть и клочок
земли, и крышка, где спрятаться! Богач какой, гордец, в дар
жалует! Не хотим, не хотим! Марфенька! Где ты? Иди сюда!
Все станицы походили одна на другую, и везде были одни и те же порядки. Не хватало рук, чтобы управиться с
землей, и некому ее было сдавать, — арендная плата была от двадцати до пятидесяти копеек за десятину. Прямо смешная цена… Далеко ли податься до башкир, и те вон сдают поблизости от заводов по три рубля десятина. Казачки-то,
пожалуй, похуже башкир оказали себя.
Если не бояться упрека в поспешности вывода и данными, относящимися к Корсаковке, воспользоваться для всей колонии, то,
пожалуй, можно сказать, что при ничтожных сахалинских урожаях, чтобы не работать в убыток и быть сытым, каждый хозяин должен иметь более двух десятин пахотной
земли, не считая сенокосов и
земли под овощами и картофелем.
— Милый князь, — как-то опасливо подхватил поскорее князь Щ., переглянувшись кое с кем из присутствовавших, — рай на
земле нелегко достается; а вы все-таки несколько на рай рассчитываете; рай — вещь трудная, князь, гораздо труднее, чем кажется вашему прекрасному сердцу. Перестанемте лучше, а то мы все опять,
пожалуй, сконфузимся, и тогда…
Залитую водой Рублиху возобновить было,
пожалуй, дороже, чем выбить новую шахту, и найденная старым штейгером золотоносная жила была снова похоронена в
земле.
Я не только любил смотреть, как резвый ястреб догоняет свою добычу, я любил все в охоте: как собака, почуяв след перепелки, начнет горячиться, мотать хвостом, фыркать, прижимая нос к самой
земле; как, по мере того как она подбирается к птице, горячность ее час от часу увеличивается; как охотник, высоко подняв на правой руке ястреба, а левою рукою удерживая на сворке горячую собаку, подсвистывая, горячась сам, почти бежит за ней; как вдруг собака, иногда искривясь набок, загнув нос в сторону, как будто окаменеет на месте; как охотник кричит запальчиво «пиль, пиль» и, наконец, толкает собаку ногой; как, бог знает откуда, из-под самого носа с шумом и чоканьем вырывается перепелка — и уже догоняет ее с распущенными когтями жадный ястреб, и уже догнал, схватил, пронесся несколько сажен, и опускается с добычею в траву или жниву, — на это,
пожалуй, всякий посмотрит с удовольствием.
—
Пожалуй, поколотит его Николай! — с опасением продолжал хохол. — Вот видите, какие чувства воспитали господа командиры нашей жизни у нижних чинов? Когда такие люди, как Николай, почувствуют свою обиду и вырвутся из терпенья — что это будет? Небо кровью забрызгают, и
земля в ней, как мыло, вспенится…
Но без императора всероссийского нельзя было того сделать; они и пишут государю императору нашему прошение на гербовой бумаге: «Что так, мол, и так, позвольте нам Наполеондера выкопать!» — «А мне что, говорит, плевать на то,
пожалуй, выкапывайте!» Стали они рыться и видят гроб въявь, а как только к нему, он глубже в
землю уходит…
— Грех было бы мне винить тебя, Борис Федорыч. Не говорю уже о себе; а сколько ты другим добра сделал! И моим ребятам без тебя,
пожалуй, плохо пришлось бы. Недаром и любят тебя в народе. Все на тебя надежду полагают; вся
земля начинает смотреть на тебя!
— Царь милостив ко всем, — сказал он с притворным смирением, — и меня
жалует не по заслугам. Не мне судить о делах государских, не мне царю указывать. А опричнину понять нетрудно: вся
земля государева, все мы под его высокою рукою; что возьмет государь на свой обиход, то и его, а что нам оставит, то наше; кому велит быть около себя, те к нему близко, а кому не велит, те далеко. Вот и вся опричнина.
— Я дело другое, князь. Я знаю, что делаю. Я царю не перечу; он меня сам не захочет вписать; так уж я поставил себя. А ты, когда поступил бы на место Вяземского да сделался бы оружничим царским, то был бы в приближении у Ивана Васильевича, ты бы этим всей
земле послужил. Мы бы с тобой стали идти заодно и опричнину,
пожалуй, подсекли бы!
Если бы поменьше камни, да если бы кое-где из-под камня пробилась мурава, да если бы на середине улицы сидели ребята с задранными рубашонками, да если бы кое-где корова, да хоть один домишко, вросший окнами в
землю и с провалившейся крышей, — то, думалось Матвею, улица походила бы,
пожалуй, на нашу.
— Видно, ты пошел по батюшке, Юрий Дмитрич!.. уж, верно, недаром к нам
пожаловал! Правду сказать, здесь только православные и остались; кабы не Нижний Новгород, то вовсе бы
земля русская осиротела!.. Помоги вам господь!
Начнут,
пожалуй, говорить, зачем королевич Владислав не едет в Москву? зачем поляки разоряют нашу
землю? зачем король Сигизмунд берет Смоленск? зачем то, зачем другое?
— Как не промыть! — говорит Аким рассудительным, деловым тоном. — Тут не только промоет — все снесет,
пожалуй.
Землей одной никак не удержишь — сила! Я, — говорит, — весь берег плитнячком выложу: оно будет надежнее. Какая
земля! Здесь камень только впору!
Наркис. Как нет? Что ж вы не грабите? Это вы напрасно. Вы из чужих
земель, вы нашего народу не знаете. Наш народ простой, смирный, терпеливый народ, я тебе скажу, его можно грабить. И промежду прочим, даже есть много таких, которые не знают, куда им с деньгами деваться. Право. Вот Хлынов, да что ж его не ограбить! Ему еще,
пожалуй, лучше от этого.
— Сегодня на зорьке матушка скончалась, — говорила она, поводив сперва кругом своими темными, выразительными глазами, а там вперив их в
землю, — кухарка взялась гроб подешевле купить; да она у нас ненадежная:
пожалуй, еще деньги пропьет. Ты бы пришел, посмотрел, Давыдушко: тебя она побоится.
— Да, да, завтра, завтра мы хороним нашу голубицу! Вынос из дома будет ровно в одиннадцать часов пополуночи… Отсюда в церковь Николы на Курьих Ножках… Знаете? Странные какие имена у ваших русских церквей! Потом на последний покой в матушке
земле сырой! Вы
пожалуете? Мы недавно знакомы, но, смею сказать, любезность вашего нрава и возвышенность чувств…
Бессеменов. И всего — девяносто пять… Два с пятаком сдачи…
пожалуйте! А насчет аккуратности, милая барыня, вы сказали справедливо. Аккуратностью весь свет держится… Само солнце восходит и заходит аккуратно, так, как положено ему от века… а уж ежели в небесах порядок, то на
земле — тем паче быть должно… Да вот и сами вы — как срок настал, так и деньги несете…
Красавина. Что разгорячился больно! Надо толком поговорить. Ты свое возьмешь, и мне надо свое взять. Так смотри же, французский. А то ты подаришь,
пожалуй, платок-то по нетовой
земле пустыми цветами.
— Скажите,
пожалуйте, реверендиссиме домине Галушкинский, где же город и наше училище? Вы говорили нам, что где небо соединено с
землею, там и конец вселенной. Вон, далеко, очень видно, что небо сошлось с
землею, ergo, там конец миру; но на этом расстоянии я не вижу города. Где же он! Туда ли мы едем?
Посадский (отпуская Митьку). Кого люблю, того и бью. Вставай, тезка, помиримся! Приходи в Северскую
землю, под царский стяг! Царевич Дмитрий
пожалует тебя!
Архип.
Пожалуй, пойдем. Теперь у нас, слава богу, опять совет да любовь. Хорошо, когда в доме согласие! Хорошо, детки, хорошо! (Уходя.) Окаянный сквозь
землю, господь по
земле!
Барыня. Нет, нет,
пожалуйте сюда! Я говорила вам, что нельзя продавать
землю в долг, и все вам говорили. А вас обманывают, как самого глупого человека.
— Ты все, мамочка, меня обижаешь; как над какой-нибудь дурой все смеешься. Изменял несколько раз, так уж, конечно, жена не может нравиться. Не скучайте, Виктор Павлыч! Может быть, нынешнюю зиму бог и приберет меня, будете свободны — женитесь,
пожалуй! Возьмете молоденькую, а я буду лежать в сырой
земле.
О, суета! И вот ваш полубог —
Ваш человек: искусством завладевший
Землей и морем, всем, чем только мог,
Не в силах он прожить три дня не евши.
Но полно! злобный бес меня завлек
В такие толки. Век наш — век безбожный;
Пожалуй, кто-нибудь, шпион ничтожный,
Мои слова прославит, и тогда
Нельзя креститься будет без стыда;
И поневоле станешь лицемерить,
Смеясь над тем, чему желал бы верить.
Социалистические брошюры начал я читать всего за год до переворота жизни и будущее — понимаю, а в настоящем — разбираюсь с большим трудом, прошлое же русской
земли — совсем тёмное дело для меня; тут,
пожалуй, Егор больше знает, чем я.
Мы можем сравнить их,
пожалуй, с плодородной
землей.
— Вот что: теперь,
пожалуй, лучше не ходите к ней, — сказала Фленушка, — оченно уж людно здесь, да опять же на нас, на приезжих, много глаз глядят… Вечерком лучше, после заката, — на всполье тогда выходите. Как сюда въезжали, видели, крест большой в
землю вкопан стоит? От того креста дорожка вдоль речки к перелеску пошла, по ней идите… Да смотрите, чур не обмануть. Беспременно приходите.
Жалует Ярило «хмелевые» ночи, любит высокую рожь да темные перелески. Что там в вечерней тиши говорится, что там теплою ночью творится — знают про то Гром Гремучий, сидя на сизой туче, да Ярило, гуляя по сырой
земле.
— Съезди,
пожалуй, к своему барину, — молвил паломник. — Только не проболтайся, ради Бога, где эта благодать родится. А то разнесутся вести, узнает начальство, тогда нам за наши хлопоты шиш и покажут… Сам знаешь,
земля ведь не наша.
Сама матушка Манефа
пожаловала, очень желательно было ей помянуть племянницу — не привел Господь в
землю ее опустить, так хоть в сорочины над ее могилкой поминальную службу справить.
Уже ты стал немного отцветать,
Другие юноши поют другие песни.
Они,
пожалуй, будут интересней —
Уж не село, а вся
земля им мать».
— Больше миллиона получит, — сказала Марья Ивановна. — А это наличный только капитал, а кроме того, по городам каменные дома, на Низу
земли, на Унже большие лесные дачи. Весь достаток миллиона в полтора, а
пожалуй, в два надо класть.
— Как же не хотеться? — потупив в
землю глаза, чуть слышно ответил Иванушка. — Я бы,
пожалуй, и самоучкой стал учиться, без мастерицы, только бы кто показал… Да ведь азбуки нет.
Заявили и они про находку, и за год до смерти первый император
земли на Оке им
пожаловал, ставили бы там заводы железные.
— Вот вам и дите несмышленое! A как дело-то оборудовал, хошь и взрослому в пример. Небось, наш генерал Егорья за такое дело
пожалует. И разведку сделал, и коня из-под носа y этих ротозеев сцапал, и от погони ушел… A самого от
земли не видать.
Соня. И почему ты говоришь таким несчастным тоном?
Пожалуй, кто-нибудь подумает, что ты в самом деле несчастлив. А на
земле мало таких счастливых, как ты.
Лет через пять постриглась, игуменьей в Зимогорском монастыре была, и князь Алексей Юрьич очень украсил ей обитель, каменну церковь соорудил,
земли купил, вклады большие
пожаловал.
Пожалуй, у мальчика и в самом деле могли образоваться русские вкусы и складываться русские симпатии — любовь к
земле, сострадание к закрепощенному народу…
Но сегодня точно что-то роковое повисло над всеми нами. День ли такой выдался неудачный или просто моя неуместная смешливость заразила их всех, но что-то непонятное происходит на сцене. Один Борис остался верен себе, да еще,
пожалуй, Саня. А остальные не ведут, а «волочат по
земле» свои роли, по тонкому выражению «маэстро». Да, именно волочат.
Лучше, чем все, чем даже жена его, он знал цену этой смешной и маленькой опытности, обманчивому спокойствию, которое после каждого счастливого возвращения на
землю точно отнимало память о прежних чужих несчастьях и делало близких людей излишне уверенными, излишне спокойными, —
пожалуй, даже жестокими немного; но был он человек мужественный и не хотел думать о том, что расслабляет волю и у короткой жизни отнимает последний ее смысл.