Неточные совпадения
Положение нерешительности, неясности было все то же, как и
дома; еще хуже, потому что нельзя было ничего предпринять, нельзя было увидать Вронского, а надо было оставаться здесь, в чуждом и столь противоположном ее настроению обществе; но она была в туалете, который, она знала,
шел к ней; она была не одна,
вокруг была эта привычная торжественная обстановка праздности, и ей было легче, чем
дома; она не должна была придумывать, что ей делать.
В окно смотрело серебряное солнце, небо — такое же холодно голубое, каким оно было ночью, да и все
вокруг так же успокоительно грустно, как вчера, только светлее раскрашено. Вдали на пригорке, пышно окутанном серебряной парчой, курились розоватым дымом трубы
домов, по снегу на крышах ползли тени дыма, сверкали в небе кресты и главы церквей, по белому полю тянулся обоз, темные маленькие лошади качали головами,
шли толстые мужики в тулупах, — все было игрушечно мелкое и приятное глазам.
Задумывается ребенок и все смотрит
вокруг: видит он, как Антип поехал за водой, а по земле, рядом с ним,
шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась с
дом величиной, а тень лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза по лугу и вдруг двинулась за гору, а Антип еще и со двора не успел съехать.
— Мужик спокойнее на ногах стоит! — добавил Рыбин. — Он под собой землю чувствует, хоть и нет ее у него, но он чувствует — земля! А фабричный — вроде птицы: родины нет,
дома нет, сегодня — здесь, завтра — там! Его и баба к месту не привязывает, чуть что — прощай, милая, в бок тебе вилами! И
пошел искать, где лучше. А мужик
вокруг себя хочет сделать лучше, не сходя с места. Вон мать пришла!
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «
Дом мой —
дом молитвы»; над дверями храма
вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм,
шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие
дому твоего и место селения
славы твоея».
Марья Дмитриевна повернулась и
пошла домой рядом с Бутлером. Месяц светил так ярко, что около тени, двигавшейся подле дороги, двигалось сияние
вокруг головы. Бутлер смотрел на это сияние около своей головы и собирался сказать ей, что она все так же нравится ему, но не знал, как начать. Она ждала, что он скажет. Так, молча, они совсем уж подходили к
дому, когда из-за угла выехали верховые. Ехал офицер с конвоем.
Вот и сестры, и Коковкина с ними. Людмила радостно побежала через кухню, через огород в калитку, переулочком, чтобы не попасться Коковкиной на глаза. Она весело улыбалась, быстро
шла к
дому Коковкиной и шаловливо помахивала белою сумочкою и белым зонтиком. Теплый осенний день радовал ее, и казалось, что она несет с собою и распространяет
вокруг себя свойственный ей дух веселости.
Там, в Саратовской,
вокруг волнение
идёт, народишко усиливается понять свою жизнь, а между прочим, сожигает барские
дома.
— Сходи! — сказал уже после урядник, оглядываясь
вокруг себя. — Твои часы, что ли, Гурка?
Иди! И то ловок стал Лукашка твой, — прибавил урядник, обращаясь к старику. — Все как ты ходит,
дома не посидит; намедни убил одного.
Аксюша. Сама не знаю. Вот как ты говорил вчера, так это у меня в уме-то и осталось. И дома-то я сижу, так все мне представляется, будто я на дно
иду, и все
вокруг меня зелено. И не то чтоб во мне отчаянность была, чтоб мне душу свою загубить хотелось — этого нет. Что ж, жить еще можно. Можно скрыться на время, обмануть как-нибудь; ведь не убьют же меня, как приду; все-таки кормить станут и одевать, хоть плохо, станут.
— А видите — сошёл на землю и смотрит, как люди исполнили его благие заветы.
Идёт полем битвы,
вокруг видит убитых людей, развалины
домов, пожар, грабежи…
Мирон был недоступен насмешкам, отец явно и боязливо сторонился его; это было понятно Якову. Мирона все боялись и на фабрике и
дома, от матери и фарфоровой его жены до Гришки, мальчика, отворявшего парадную дверь. Когда Мирон
шёл по двору, казалось, что длинная тень его творит
вокруг тишину.
И точно, один коломенский будочник видел собственными глазами, как показалось из-за одного
дома привидение; но, будучи по природе своей несколько бессилен, так что один раз обыкновенный взрослый поросенок, кинувшись из какого-то частного
дома, сшиб его с ног, к величайшему смеху стоявших
вокруг извозчиков, с которых он вытребовал за такую издевку по грошу на табак, — итак, будучи бессилен, он не посмел остановить его, а так
шел за ним в темноте до тех пор, пока, наконец, привидение вдруг оглянулось и, остановясь, спросило: «Тебе чего хочется?» — и показало такой кулак, какого и у живых не найдешь.
Это было единственное живое существо, видевшее, как он раза два прошелся
вокруг дома, постоял у темного окна Веры и, махнув рукой, с глубоким вздохом
пошел из сада.
Ранним утром, когда тени от
домов лежали еще через всю улицу, он
шел в церковь, хрустя тонким ночным ледком, и по мере того, как он подвигался вперед мимо сонных
домов,
вокруг него вырастали такие же темные фигуры людей, ежившихся от утреннего холодка.
Съели кашу и, не выходя из-за стола, за попойку принялись. Женщины
пошли в задние горницы, а мужчины расселись
вокруг самовара пунши распивать. Пили за все и про все, чтобы умником рос Захарушка, чтобы дал ему здоровья Господь, продлил бы ему веку на сто годов, чтоб во всю жизнь было у него столько добра в
дому́, сколько в Москве на торгу́, был бы на ногу лего́к да ходо́к, чтобы всякая работа спорилась у него в руках.
Наконец встал. Чувствовал необычайный прилив сил и небывалую радостность. Ах, как все
вокруг было хорошо! И милые люди, и поместительный наш
дом, и тенистый сад. И еще особенная радость: получил из Петербурга номер „Всемирной иллюстрации“, в нем был напечатан мой рассказ „Мерзкий мальчишка“, — тот самый, который был принят в „Неделю“ и не помещен из-за малых своих размеров. Я его потом
послал во „Всемирную иллюстрацию“.
Вид несчастья сближает людей. Забывшая свою чопорность барыня, Семен и двое Гаврил
идут в
дом. Бледные, дрожащие от страха и жаждущие зрелища, они проходят все комнаты и лезут по лестнице на чердак. Всюду темно, и свечка, которую держит Гаврила-лакей, не освещает, а бросает только
вокруг себя тусклые световые пятна. Барыня первый раз в жизни видит чердак… Балки, темные углы, печные трубы, запах паутины и пыли, странная, землистая почва под ногами — всё это производит на нее впечатление сказочной декорации.
Это был деревянный на каменном фундаменте, окрашенный в традиционную серую краску, старинный барский
дом. Он стоял в глубине двора с круглым палисадником посредине, так что дорога к подъезду, обтянутому и зиму и лето полосатым тиком,
шла вокруг этого палисадника.
И, боже мой милый, как это все хорошо у него расписано, чтобы делать это «таинство» при особой церкви, которую он велит выстроить на особый манер, за высокой стеною, и там казнить при самом умилительном пении, и чтобы тут при казни были только одни самые избранники, а народ бы весь стоял на коленях
вокруг за стеною и слушал бы пение, а как пение утихнет, так чтобы и
шел бы к
домам, понимая, что «таинство кончилось».