Неточные совпадения
Мудрые правила — со всеми быть учтивым и ни с кем близким, никому не доверяться — столько же способствовали этим сближениям, как неотлучная мысль, с которой мы вступили
в университет, — мысль, что здесь совершатся наши мечты, что здесь мы бросим семена, положим основу союзу. Мы были уверены, что из этой
аудитории выйдет та фаланга, которая
пойдет вслед за Пестелем и Рылеевым, и что мы будем
в ней.
В аудитории,
в церкви,
в клубе одинаковость стремлений, интересов
идет вперед, во имя их люди встречаются там, стоит продолжать развитие.
Снимая
в коридоре свою гороховую шинель, украшенную воротниками разного роста, как носили во время первого консулата, — он, еще не входя
в аудиторию, начинал ровным и бесстрастным (что очень хорошо
шло к каменному предмету его) голосом: «Мы заключили прошедшую лекцию, сказав все, что следует, о кремнеземии», потом он садился и продолжал: «о глиноземии…» У него были созданы неизменные рубрики для формулярных списков каждого минерала, от которых он никогда не отступал; случалось, что характеристика иных определялась отрицательно: «Кристаллизация — не кристаллизуется, употребление — никуда не употребляется, польза — вред, приносимый организму…»
Едва я успел
в аудитории пять или шесть раз
в лицах представить студентам суд и расправу университетского сената, как вдруг
в начале лекции явился инспектор, русской службы майор и французский танцмейстер, с унтер-офицером и с приказом
в руке — меня взять и свести
в карцер. Часть студентов
пошла провожать, на дворе тоже толпилась молодежь; видно, меня не первого вели, когда мы проходили, все махали фуражками, руками; университетские солдаты двигали их назад, студенты не
шли.
Вот этот-то профессор, которого надобно было вычесть для того, чтоб осталось девять, стал больше и больше делать дерзостей студентам; студенты решились прогнать его из
аудитории. Сговорившись, они прислали
в наше отделение двух парламентеров, приглашая меня прийти с вспомогательным войском. Я тотчас объявил клич
идти войной на Малова, несколько человек
пошли со мной; когда мы пришли
в политическую
аудиторию, Малов был налицо и видел нас.
Когда он пришел
в университет, его
послали в большую математическую
аудиторию.
Но он
в эту
аудиторию не принес той чистой любви к науке, которая его сопровождала
в Московском университете; как он ни обманывал себя, но медицина была для него местом бегства: он
в нее
шел от неудач,
шел от скуки, от нечего делать; много легло уже расстояния между веселым студентом и отставным чиновником, дилетантом медицины.
Старик отодвинулся от меня, и даже губы его, полные и немного смешные, тревожно вытянулись.
В это время на площадке лестницы появилась лысая голова и полное, упитанное лицо профессора Бел_и_чки. Субинспектор побежал ему навстречу и стал что-то тихо и очень дипломатически объяснять… Чех даже не остановился, чтобы его выслушать, а продолжал
идти все тем же ровным, почти размеренным шагом, пока субинспектор не забежал вперед, загородив ему дорогу. Я усмехнулся и вошел
в аудиторию.
Но стоит мне только оглядеть
аудиторию (она построена у меня амфитеатром) и произнести стереотипное: «
В прошлой лекции мы остановились на…», как фразы длинной вереницей вылетают из моей души и —
пошла писать губерния!
Профессора Сорбонны были"академичны", но
в аудитории"Французского коллежа"охотнее
идешь, бывало, чтобы слышать что-нибудь более живое и индивидуальное.
Сидели они за самоваром добрый час, до одиннадцати с лишком, когда ему надо было
идти в университет"делать явку" —
в аудитории.
Говорил очень долго. По всему залу
шли разговоры. Председатель несколько раз давал предупредительный звонок. Докладчик глядел на часы
в браслете, отвечал: «Я сейчас!» и все сыпал
в аудиторию сухие, лишенные одушевления слова. Самодовольно-длинные и зевотно-скучные доклады были привычным злом всех торжеств, и их терпеливо выносили, как выносят длинную очередь
в кино с интересной фильмой: ничего не поделаешь, без этого нельзя.
Дневник! Я расскажу тебе на ухо то, что меня мучает: я б-о-ю-с-ь своей
аудитории. Перед тем как
идти к ребятам, что-то жалобно сосет
в груди. Я неплохо готовлюсь к занятиям, днями и вечерами просиживаю
в читальне Московского комитета, так что это не боязнь сорваться, не ответить на вопросы, а другое. Но что? Просто как-то неудобно: вот я, интеллигентка, поварилась
в комсомоле, начиталась книг и
иду учить рабочих ребят. Пробуждать
в них классовое сознание. Правильно ли это?
(Почерк Нинки.) — Сижу вечером
в аудитории, — должна была быть лекция по термодинамике; вдруг влетает Женька Ястребова, золотая копна волос чуть прикрыта платком. Настойчиво зовет меня
в свое общежитие, причины не говорит.
Пошли.