Неточные совпадения
— Э! Да галерея-то
пойдет опять заново! — сказал старик жене. — Смотри-ка, как Федот красиво расставил бревна, точно колонны у предводителя
в дому! Вот теперь и хорошо: опять надолго!
Мы не успели рассмотреть его хорошенько. Он
пошел вперед, и мы за ним. По анфиладе рассажено было менее чиновников, нежели
в первый раз. Мы толпой вошли
в приемную залу. По этим мирным
галереям не раздавалось, может быть, никогда такого шума и движения. Здесь,
в белых бумажных чулках, скользили доселе, точно тени, незаметно от самих себя, японские чиновники, пробираясь иногда ползком; а теперь вот уже
в другой раз раздаются такие крепкие шаги!
Он скрылся опять, а мы
пошли по сводам и
галереям монастыря.
В галереях везде плохая живопись на стенах: изображения святых и портреты испанских епископов, живших и умерших
в Маниле.
В церковных преддвериях видны большие картины какой-то старой живописи. «Откуда эта живопись здесь?» — спросил я, показывая на картину, изображающую обращение Св. Павла. Ни епископ, ни наш приятель, молодой миссионер, не знали: они были только гости здесь.
Он
пошел из кельи, Алеша и послушник бросились, чтобы свести его с лестницы. Алеша задыхался, он рад был уйти, но рад был и тому, что старец не обижен и весел. Старец направился к
галерее, чтобы благословить ожидавших его. Но Федор Павлович все-таки остановил его
в дверях кельи.
Господский дом на Низах был построен еще
в казенное время, по общему типу построек времен Аракчеева: с фронтоном, белыми колоннами, мезонином,
галереей и подъездом во дворе. Кругом
шли пристройки: кухня, людская, кучерская и т. д. Построек было много, а еще больше неудобств, хотя главный управляющий Балчуговских золотых промыслов Станислав Раймундович Карачунский и жил старым холостяком. Рабочие перекрестили его
в Степана Романыча. Он служил на промыслах уже лет двенадцать и давно был своим человеком.
Портретная
галерея, выступавшая вперед, по поводу этих припоминаний, была далеко не полна, но дальше
идти и надобности не предстояло. Сколько бы обликов ни выплыло из пучины прошлого, все они были бы на одно лицо, и разницу представили бы лишь подписи. Не
в том сущность вопроса, что одна разновидность изнемогает по-своему, а другая по-своему, а
в том, что все они одинаково только изнемогают и одинаково тратят свои силы около крох и мелочей.
В базарные дни, среду и пятницу, торговля
шла бойко, на террасе то и дело появлялись мужики и старухи, иногда целые семьи, всё — старообрядцы из Заволжья, недоверчивый и угрюмый лесной народ. Увидишь, бывало, как медленно, точно боясь провалиться, шагает по
галерее тяжелый человек, закутанный
в овчину и толстое, дома валянное сукно, — становится неловко перед ним, стыдно. С великим усилием встанешь на дороге ему, вертишься под его ногами
в пудовых сапогах и комаром поешь...
В это время мы поднялись во второй этаж и
шли по тесному коридору, с выходом на стеклянную
галерею слева. Направо я увидел ряд дверей — четыре или пять, — разделенных неправильными промежутками. Я остановил женщину. Толстая крикливая особа лет сорока, с повязанной платком головой и щеткой
в руках, узнав, что мы справляемся, дома ли Гез, бешено показала на противоположную дверь
в дальнем конце.
— Да куда же, кроме вас, Анна Алексеевна. Художник
В.
В. Пукирев только что вошел
в славу. Его картина, имевшая огромный успех на выставке, облетела все иллюстрированные журналы. Ее, еще не конченную, видел
в мастерской П. М. Третьяков, пришел
в восторг и тут же, «на корню», по его обычному выражению, купил для своей
галереи. И сейчас эта картина там: «Неравный брак». Старый звездоносец-чинуша, высохший, как мумия,
в орденах и ленте, и рядом юная невеста, и
Дни проводил я
в этой тишине,
в церковных сумерках, а
в длинные вечера играл на бильярде или ходил
в театр на
галерею в своей новой триковой паре, которую я купил себе на заработанные деньги. У Ажогиных уже начались спектакли и концерты; декорации писал теперь один Редька. Он рассказывал мне содержание пьес и живых картин, какие ему приходилось видеть у Ажогиных, и я слушал его с завистью. Меня сильно тянуло на репетиции, но
идти к Ажогиным я не решался.
Все мы вышли из
галереи и прошли несколько комнат, где было хорошо, как
в саду из дорогих вещей, если бы такой сад был. Поп и я
шли сзади. При повороте он удержал меня за руку...
Красное же дерево, которое позднее
пошло на перила и лестницы
галерей, на музыкальные инструменты и на переплеты для священных книг, было принесено
в дар Соломону царицей Савской, мудрой и прекрасной Балкис, вместе с таким количеством ароматных курений, благовонных масл и драгоценных духов, какого до сих пор еще не видали
в Израиле.
Князь повернулся и твердыми шагами
пошел через
галерею в кабинет. Иона, ошалевший, трясущийся, поднял ключи и поплелся за ним. Князь оглянулся, снял серую пуховую шляпу, бросил ее на стол и сказал...
С бульвара повернул он вправо, прошел по мосту через канаву и направился к театру. Только тогда вспомнил он про поручение Серафимы и сообразил, что
в деревянной
галерее, на той же канаве, он, наверно, найдет «тетенек», купит у них платки, потом зайдет
в одну из цирюлен, испокон века ютящихся на канаве, около театра, где-нибудь перекусит, — он очень рано обедал, — и
пойдет в театр смотреть Ермолову
в «Марии Стюарт».
Прямо против входа, над лестницей
в два подъема,
шла поперечная
галерея с тремя арками.
Палтусов дал карточку. Старик
пошел медленной походкой.
Галерея стояла нетопленой.
В глубине ее, на площадке, куда вели пять ступеней, виднелся камин с зеркалом и боковая стена, расписанная деревьями и цветами.
Находившись досыта,
в боковую
галерею пойдут «пастораль» смотреть.
А как
в день княжих именин Семен Титыч из гостиной выйдет, неважные господа и знакомцы
пойдут поздравлять, также и приказный народ. Подходят по чинам, и всякому, бывало, князь Алексей Юрьич жалует ручку свою целовать. Кто поцеловал, тот на
галерею, а там от водок да от закусок столы ломятся.
Под конец обеда, бывало, станут заздравную пить. Пили ее
в столовой шампанским,
в галерее — вишневым медом… Начнут князя с ангелом поздравлять, «ура» ему закричат, певчие «многие лета» запоют, музыка грянет, трубы затрубят, на угоре из пушек палить зачнут, шуты вкруг князя кувыркаются, карлики пищат, немые мычат по-своему, большие господа за столом
пойдут на счастье имениннику посуду бить, а медведь ревет, на задние лапы поднявшись.
Грозно и властно зазвенел звонок.
В дверь посыпались удары. Слышались крики. Полковник побледнел, оправил тужурку и
пошел по
галерее.
Во всю длину залы,
в четыре ряда,
шли высокие и массивные колонны из белого полированного гипса, образовавшие таким образом две узкие
галереи, и по четырем концам которых были громаднейшие зеркала.
От
галереи, с восточной стороны,
шли комнаты,
в одной из которых стоял бюст Вольтера
в натуральную величину из красноватого мрамора, на столбе из дикого камня.
От центра
идут лучеобразно пять
галерей, каждая
в три этажа, обозначенные под литерами.
Идя на одно из таких вечерних свиданий по
галерее и темному коридору, соединяющих главный дом с флигелем, где жил Кржижановский, она уже подходила к двери его комнаты, как вдруг услыхала два мужских голоса. Сигизмунд Нарцисович был, видимо, не один. Она остановилась
в недоумении.