Неточные совпадения
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился
к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на скалы. От берега прямо
к нам
шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала
к борту. На палубе показался низенький, приземистый человек в синей куртке, в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
Когда услышите вой ветра с запада, помните, что это только слабое эхо того зефира, который треплет нас, а задует с востока, от вас,
пошлите мне поклон — дойдет. Но уж пристал
к борту бот, на который ссаживают лоцмана. Спешу запечатать письмо. Еще последнее «прости»! Увидимся ли? В путешествии, или походе, как называют мои товарищи, пока еще самое лучшее для меня — надежда воротиться.
Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт,
к борту его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром
к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро
шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками.
Симонов был человек неглупый; но, тем не менее,
идя к Рожественскому попу, всю дорогу думал — какой это табак мог у них расти в деревне. Поручение свое он исполнил очень скоро и чрез какие-нибудь полчаса привел с собой высокого, стройненького и заметно начинающего франтить, гимназиста; волосы у него были завиты; из-за
борта вицмундирчика виднелась бронзовая цепочка; сапоги светло вычищены.
— Смотри, Александров, — приказывает Тучабский. — Сейчас ты
пойдешь ко мне навстречу! Я — командир батальона. Шагом марш, раз-два, раз-два… Не отчетливо сделал полуоборот на левой ноге. Повторим. Еще раз. Шагом марш… Ну а теперь опоздал. Надо начинать за четыре шага, а ты весь налез на батальонного. Повторить… раз-два. Эко, какой ты непонятливый фараон! Рука приставляется
к борту бескозырки одновременно с приставлением ноги. Это надо отчетливо делать, а у тебя размазня выходит. Отставить! Повторим еще раз.
«Бегущая по волнам» приближалась
к бухте, раскинутой широким охватом отступившего в глубину берега. Оттуда
шел смутный перебой гула. Гез, Бутлер и Синкрайт стояли у
борта. Команда тянула фалы и брасы, переходя от мачты
к мачте.
— Я умираю от любопытства! Я
иду одеваться! А! О! — Дэзи поспешила, споткнулась и бросилась
к борту. — Кричите им! Давайте кричать! Эй! Эй! Эй!
— Шабаш, ребята! — весело сказал Глеб, проводя ладонью по краю лодки. — Теперь не грех нам отдохнуть и пообедать. Ну-ткась, пока я закричу бабам, чтоб обед собирали, пройдите-ка еще разок вон тот
борт… Ну, живо! Дружней! Бог труды любит! — заключил он, поворачиваясь
к жене и
посылая ее в избу. — Ну, ребята, что тут считаться! — подхватил рыбак, когда его хозяйка, сноха и Ваня
пошли к воротам. — Давайте-ка и я вам подсоблю… Молодца, сватушка Аким! Так! Сажай ее, паклю-то, сажай! Что ее жалеть!.. Еще, еще!
— Спасибо тебе за ласковое, доброе твое слово.
Пошли тебе создатель благословение в детках твоих! — промолвил дедушка Кондратий, подымая глаза на Василия, но тотчас же переводя их на дочь, которая сидела, прислонясь локтями в
борт челнока, и, склонив лицо
к воде, старалась подавить рыдания.
В это время Дюрок прокричал: «Поворот!» Мы выскочили и перенесли паруса
к левому
борту. Так как мы теперь были под берегом, ветер дул слабее, но все же мы
пошли с сильным боковым креном, иногда с всплесками волны на
борту. Здесь пришло мое время держать руль, и Дюрок накинул на мои плечи свой плащ, хотя я совершенно не чувствовал холода. «Так держать», — сказал Дюрок, указывая румб, и я молодцевато ответил: «Есть так держать!»
Рассказывал он также о своих встречах под водой с мертвыми матросами, брошенными за
борт с корабля. Вопреки тяжести, привязанной
к их ногам, они, вследствие разложения тела, попадают неизбежно в полосу воды такой плотности, что не
идут уже больше ко дну, но и не подымаются вверх, а, стоя, странствуют в воде, влекомые тихим течением, с ядром, висящим на ногах.
Лодка не слушалась его руки и
шла к берегу
бортом, хотя он с напряжением ворочал воду своим веслом.
Так продолжалось около часа, пока красный туман не подступил
к горлу Пэда, напоминая, что пора
идти спать. Справившись с головокружением, старик повернул багровое мохнатое лицо
к бухте. У самой воды несколько матросов смолили катер, вился дымок, нежный, как голубая вуаль; грязный
борт шхуны пестрел вывешенным для просушки бельем. Между шхуной и берегом тянулась солнечная полоса моря.
— А что отец? — говорил он,
идя к ней по
борту баркаса. — Что ты — купленная его, что ли?
Окружив себя лицами, враждебными всесильному графу, он увидал, что эти лица далее глумления над царским любимцем «за стеною» не
идут и от них ему нечего ждать нужной протекции, а между тем, чувствовать себя выкинутым за
борт государственного корабля для честолюбивого Зарудина стало невыносимым, и он решил обратиться
к тому же, как он уверял всех, злейшему врагу его — графу Аракчееву.