Неточные совпадения
Он
пошел к нему
через улицу, но вдруг этот человек повернулся и
пошел как ни в чем не бывало, опустив голову, не оборачиваясь и не подавая вида, что звал его.
В контору надо было
идти все прямо и при втором повороте взять влево: она была тут в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил в переулок и
пошел обходом,
через две
улицы, — может быть, безо всякой цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время. Он
шел и смотрел в землю. Вдруг как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что стоит у тогодома, у самых ворот. С того вечера он здесь не был и мимо не проходил.
Были минуты, когда Дронов внезапно расцветал и становился непохож сам на себя. Им овладевала задумчивость, он весь вытягивался, выпрямлялся и мягким голосом тихо рассказывал Климу удивительные полусны, полусказки. Рассказывал, что из колодца в углу двора вылез огромный, но легкий и прозрачный, как тень, человек, перешагнул
через ворота,
пошел по
улице, и, когда проходил мимо колокольни, она, потемнев, покачнулась вправо и влево, как тонкое дерево под ударом ветра.
Открывались окна в домах, выглядывали люди, все — в одну сторону, откуда еще доносились крики и что-то трещало, как будто ломали забор. Парень сплюнул сквозь зубы, перешел
через улицу и присел на корточки около гимназиста, но тотчас же вскочил, оглянулся и быстро, почти бегом,
пошел в тихий конец
улицы.
Наполненное шумом газет, спорами на собраниях, мрачными вестями с фронтов, слухами о том, что царица тайно хлопочет о мире с немцами, время
шло стремительно, дни перескакивали
через ночи с незаметной быстротой, все более часто повторялись слова — отечество, родина, Россия, люди на
улицах шагали поспешнее, тревожней, становились общительней, легко знакомились друг с другом, и все это очень и по-новому волновало Клима Ивановича Самгина. Он хорошо помнил, когда именно это незнакомое волнение вспыхнуло в нем.
Выпустили Самгина неожиданно и с какой-то обидной небрежностью: утром пришел адъютант жандармского управления с товарищем прокурора, любезно поболтали и ушли, объявив, что вечером он будет свободен, но освободили его
через день вечером. Когда он ехал домой, ему показалось, что
улицы необычно многолюдны и в городе шумно так же, как в тюрьме. Дома его встретил доктор Любомудров, он
шел по двору в больничном халате, остановился, взглянул на Самгина из-под ладони и закричал...
Через час Самгин шагал рядом с ним по панели, а среди
улицы за гробом
шла Алина под руку с Макаровым; за ними — усатый человек, похожий на военного в отставке, небритый, точно в плюшевой маске на сизых щеках, с толстой палкой в руке, очень потертый; рядом с ним шагал, сунув руки в карманы рваного пиджака, наклоня голову без шапки, рослый парень, кудрявый и весь в каких-то театрально кудрявых лохмотьях; он все поплевывал сквозь зубы под ноги себе.
Она замолчала. Самгин тоже не чувствовал желания говорить. В поучениях Марины он подозревал иронию, намерение раздразнить его, заставить разговориться. Говорить с нею о поручении Гогина при Дуняше он не считал возможным.
Через полчаса он
шел под руку с Дуняшей по широкой
улице, ярко освещенной луной, и слушал торопливый говорок Дуняши.
Дня
через три, вечером, он стоял у окна в своей комнате, тщательно подпиливая только что остриженные ногти. Бесшумно открылась калитка, во двор шагнул широкоплечий человек в пальто из парусины, в белой фуражке, с маленьким чемоданом в руке. Немного прикрыв калитку, человек обнажил коротко остриженную голову, высунул ее на
улицу, посмотрел влево и
пошел к флигелю, раскачивая чемоданчик, поочередно выдвигая плечи.
Часа
через полтора Самгин шагал по
улице, следуя за одним из понятых, который покачивался впереди него, а сзади позванивал шпорами жандарм. Небо на востоке уже предрассветно зеленело, но город еще спал, окутанный теплой, душноватой тьмою. Самгин немножко любовался своим спокойствием, хотя было обидно
идти по пустым
улицам за человеком, который, сунув руки в карманы пальто, шагал бесшумно, как бы не касаясь земли ногами, точно он себя нес на руках, охватив ими бедра свои.
Мы
пошли налево,
через другой мост,
через лес, поле, наконец по
улицам — конца не было.
Подстегнув и подтянув правую пристяжную и пересев на козлах бочком, так, чтобы вожжи приходились направо, ямщик, очевидно щеголяя, прокатил по большой
улице и, не сдерживая хода, подъехал к реке,
через которую переезд был на пароме. Паром был на середине быстрой реки и
шел с той стороны. На этой стороне десятка два возов дожидались. Нехлюдову пришлось дожидаться недолго. Забравший высоко вверх против течения паром, несомый быстрой водой, скоро подогнался к доскам пристани.
В двери главного выхода отворилась калитка, и, переступив
через порог калитки на двор, солдаты с арестанткой вышли из ограды и
пошли городом посередине мощеных
улиц.
Но если бы пришлось
пойти на Большую
улицу, потом
через площадь и проч., то было бы довольно не близко.
Через четверть часа я простился с Мардарием Аполлонычем. Проезжая
через деревню, увидел я буфетчика Васю. Он
шел по
улице и грыз орехи. Я велел кучеру остановить лошадей и подозвал его.
Сидит человек на скамейке на Цветном бульваре и смотрит на
улицу, на огромный дом Внукова. Видит,
идут по тротуару мимо этого дома человек пять, и вдруг — никого! Куда они девались?.. Смотрит — тротуар пуст… И опять неведомо откуда появляется пьяная толпа, шумит, дерется… И вдруг исчезает снова… Торопливо шагает будочник — и тоже проваливается сквозь землю, а
через пять минут опять вырастает из земли и шагает по тротуару с бутылкой водки в одной руке и со свертком в другой…
В это время на противоположной стороне из директорского дома показалась фигура Антоновича. Поклонившись провожавшему его до выхода директору, он перешел
через улицу и
пошел несколько впереди нас.
Через несколько дней из округа пришла телеграмма: немедленно устранить Кранца от преподавания. В большую перемену немец вышел из гимназии, чтобы более туда не возвращаться. Зеленый и злой, он быстро
шел по
улице, не глядя по сторонам, весь поглощенный злобными мыслями, а за ним
шла гурьба учеников, точно стая собачонок за затравленным, но все еще опасным волком.
Помню, в один светлый осенний вечер я
шел по тихой Тополевой
улице и свернул
через пустырь в узенький переулок.
— Ну,
иди. Я знаю: ты читаешь на
улицах, и евреи называют тебя уже мешигинер. Притом же тебе еще рано читать романы. Ну, да этот, если поймешь, можно. Только все-таки смотри не ходи долго.
Через полчаса быть здесь! Смотри, я записываю время…
Уходя от Тараса Семеныча, Колобов тяжело вздохнул. Говорили по душе, а главного-то он все-таки не сказал. Что болтать прежде времени? Он
шел опять по Хлебной
улице и думал о том, как здесь все переменится
через несколько лет и что главною причиной перемены будет он, Михей Зотыч Колобов.
Окно его выходило на
улицу, и, перегнувшись
через подоконник, можно было видеть, как вечерами и по праздникам из кабака вылезают пьяные, шатаясь,
идут по
улице, орут и падают.
Продрогнув на снегу, чувствуя, что обморозил уши, я собрал западни и клетки, перелез
через забор в дедов сад и
пошел домой, — ворота на
улицу были открыты, огромный мужик сводил со двора тройку лошадей, запряженных в большие крытые сани, лошади густо курились паром, мужик весело посвистывал, — у меня дрогнуло сердце.
Сказав это, он перешел
через улицу, ступил на противоположный тротуар, поглядел,
идет ли князь, и, видя, что он стоит и смотрит на него во все глаза, махнул ему рукой к стороне Гороховой, и
пошел, поминутно поворачиваясь взглянуть на князя и приглашая его за собой.
— Святыми бывают после смерти, когда чудеса явятся, а живых подвижников видывала… Удостоилась видеть схимника Паисия, который спасался на горе Нудихе. Я тогда в скитах жила… Ну, в лесу его и встретила: прошел от меня этак будет как
через улицу. Борода уж не седая, а совсем желтая, глаза опущены, —
идет и молитву творит. Потом уж он в затвор сел и не показывался никому до самой смерти… Как я его увидела, так со страху чуть не умерла.
Ну, а тут, так
через улицу от нас, купцы жили, — тоже недавно они в силу
пошли, из мещан, а только уж богатые были; всем торговали: солью, хлебом, железом, всяким, всяким товаром.
Или ты с ней сойдешься и
через пять месяцев выбросишь ее на
улицу, и она вернется опять в публичный дом или
пойдет на панель.
Когда Дядченко
через полчаса уходил со своим степенным и суровым видом, все женщины безмолвно, разинув рты, провожали его до выходной двери и потом следили за ним из окон, как он
шел по
улице.
После водосвятия, приложившись ко кресту, окропленные святой водою, получив от священника поздравление с благополучным приездом,
пошли мы на господский двор, всего
через улицу от церкви.
Однажды Николаев был приглашен к командиру полка на винт. Ромашов знал это. Ночью,
идя по
улице, он услышал за чьим-то забором, из палисадника, пряный и страстный запах нарциссов. Он перепрыгнул
через забор и в темноте нарвал с грядки, перепачкав руки в сырой земле, целую охапку этих белых, нежных, мокрых цветов.
Ему захотелось есть. Он встал, прицепил шашку, накинул шинель на плечи и
пошел в собрание. Это было недалеко, всего шагов двести, и туда Ромашов всегда ходил не с
улицы, а
через черный ход, какими-то пустырями, огородами и перелазами.
В ноябре, когда наступили темные, безлунные ночи, сердце ее до того переполнилось гнетущей тоской, что она не могла уже сдержать себя. Она вышла однажды на
улицу и
пошла по направлению к мельничной плотинке. Речка бурлила и пенилась;
шел сильный дождь; сквозь осыпанные мукой стекла окон брезжил тусклый свет; колесо стучало, но помольцы скрылись. Было пустынно, мрачно, безрассветно. Она дошла до середины мостков, переброшенных
через плотину, и бросилась головой вперед на понырный мост.
Сложив и запечатав эту записку, Санин хотел было позвонить кельнера и
послать ее с ним… «Нет! этак неловко…
Через Эмиля? Но отправиться в магазин, отыскивать его там между другими комми — неловко тоже. Притом уже ночь на дворе — и он, пожалуй, уже ушел из магазина». Размышляя таким образом, Санин, однако, надел шляпу и вышел на
улицу; повернул за угол, за другой — и, к неописанной своей радости, увидал перед собою Эмиля. С сумкой под мышкой, со свертком бумаги в руке, молодой энтузиаст спешил домой.
Застенчивый Александров с той поры,
идя в отпуск, избегал проходить Ильинской
улицей, чтобы не встретиться случайно глазами с глазами книжного купца и не сгореть от стыда. Он предпочитал вдвое более длинный путь:
через Мясницкую, Кузнецкий мост и Тверскую.
По утрам, в холодном сумраке рассвета, я
иду с ним
через весь город по сонной купеческой
улице Ильинке на Нижний базар; там, во втором этаже гостиного двора, помещается лавка.
А дело с Анной
шло все хуже и хуже…
Через два года после начала этого рассказа два человека сошли с воздушного поезда на углу 4 avenue и
пошли по одной из перпендикулярных
улиц, разыскивая дом № 1235. Один из них был высокий блондин с бородой и голубыми глазами, другой — брюнет, небольшой, но очень юркий, с бритым подбородком и франтовски подвитыми усами. Последний вбежал на лестницу и хотел позвонить, но высокий товарищ остановил его.
А
через два дня он, поддерживаемый ею и Тиуновым, уже
шёл по
улицам города за гробом Хряпова. Город был окутан влажным облаком осеннего тумана, на кончиках голых ветвей деревьев росли, дрожали и тяжело падали на потную землю крупные капли воды. Платье покрывалось сыростью, точно капельками ртути. Похороны были немноголюдны, всего человек десять шагало за гробом шутливого ростовщика, которому при жизни его со страхом кланялся весь город. Гроб — тяжёлую дубовую колоду — несли наёмные люди.
Иду я вдоль длинного забора по окраинной
улице, поросшей зеленой травой. За забором строится новый дом. Шум, голоса… Из-под ворот вырывается собачонка… Как сейчас вижу: желтая, длинная, на коротеньких ножках, дворняжка с неимоверно толстым хвостом в виде кренделя. Бросается на меня, лает. Я на нее махнул, а она вцепилась мне в ногу и не отпускает, рвет мои новые штаны. Я схватил ее за хвост и перебросил
через забор…
Сначала пришлось долго подниматься на гору по бульвару, потом
идти через большую базарную площадь; тут Иван Иваныч справился у городового, где Малая Нижняя
улица.
— Эх ты — ду-ура! — тихо и с укором ответил Илья.
Через несколько минут он
шёл по
улице с Петрухой, парадно одетым в длинный сюртук и скрипучие сапоги, и буфетчик внушительно говорил ему...
Через час он
шёл с ящиком на груди по
улице и, прищуривая глаза от блеска снега, спокойно разглядывал встречных людей.
Дядя заставил Евсея проститься с хозяевами и повёл его в город. Евсей смотрел на всё совиными глазами и жался к дяде. Хлопали двери магазинов, визжали блоки; треск пролёток и тяжёлый грохот телег, крики торговцев, шарканье и топот ног — все эти звуки сцепились вместе, спутались в душное, пыльное облако. Люди
шли быстро, точно боялись опоздать куда-то, перебегали
через улицу под мордами лошадей. Неугомонная суета утомляла глаза, мальчик порою закрывал их, спотыкался и говорил дяде...
— Гляди, — ты попал в точку! Кудрявый — я к нему присмотрелся — социалист! Держись за него, с ним можно много зацепить. — И, вырвав из рук Евсея тряпку, обиженным голосом закричал: — Пять копеек? За такую вещь? Смеёшься, друг, напрасно обижаешь…
Иди своей дорогой,
иди! — И, покрикивая, зашагал
через улицу.
Он с удивлением видел других людей: простые и доверчивые, они смело
шли куда-то, весело шагая
через все препятствия на пути своём. Он сравнивал их со шпионами, которые устало и скрытно ползали по
улицам и домам, выслеживая этих людей, чтобы спрятать их в тюрьму, и ясно видел, что шпионы не верят в своё дело.
Сборской отправился на своей тележке за Москву-реку, а Зарецкой сел на лошадь и в провожании уланского вахмистра поехал
через город к Тверской заставе. Выезжая на Красную площадь, он заметил, что густые толпы народа с ужасным шумом и криком бежали по Никольской
улице. Против самых Спасских ворот повстречался с ним Зарядьев, который
шел из Кремля.
Когда он разговаривал с нею таким образом, вдруг загремела музыка. Каштанка оглянулась и увидела, что по
улице прямо на нее
шел полк солдат. Не вынося музыки, которая расстраивала ей нервы, она заметалась и завыла. К великому ее удивлению, столяр, вместо того чтобы испугаться, завизжать и залаять, широко улыбнулся, вытянулся во фрунт и всей пятерней сделал под козырек. Видя, что хозяин не протестует, Каштанка еще громче завыла и, не помня себя, бросилась
через дорогу на другой тротуар.
Идти играть в карты было уже поздно, ресторанов в городе не было. Он опять лег и заткнул уши, чтобы не слышать всхлипываний, и вдруг вспомнил, что можно
пойти к Самойленку. Чтобы не проходить мимо Надежды Федоровны, он
через окно пробрался в садик, перелез
через палисадник и
пошел по
улице. Было темно. Только что пришел какой-то пароход, судя по огням — большой пассажирский… Загремела якорная цепь. От берега по направлению к пароходу быстро двигался красный огонек: это плыла таможенная лодка.
Он поклонился Кирилину и быстро
пошел поперек бульвара, прошел
через улицу к дому Шешковского, где светились окна, и слышно было затем, как он стукнул калиткой.
Не спать ночью — значит каждую минуту сознавать себя ненормальным, а потому я с нетерпением жду утра и дня, когда я имею право не спать. Проходит много томительного времени, прежде чем на дворе закричит петух. Это мой первый благовеститель. Как только он прокричит, я уже знаю, что
через час внизу проснется швейцар и, сердито кашляя,
пойдет зачем-то вверх по лестнице. А потом за окнами начнет мало-помалу бледнеть воздух, раздадутся на
улице голоса…
Двор Ивана Никифоровича хотя был возле двора Ивана Ивановича и можно было перелезть из одного в другой
через плетень, однако ж Иван Иванович
пошел улицею.