Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили.
Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так
сказать, с голоду. А! каково это?
— Ну, вот тебе постель готова, —
сказала хозяйка. — Прощай, батюшка, желаю покойной ночи. Да не нужно ли еще чего? Может, ты привык, отец мой, чтобы кто-нибудь почесал на ночь пятки?
Покойник мой без этого никак не засыпал.
— Слышишь, Фетинья! —
сказала хозяйка, обратясь к женщине, выходившей на крыльцо со свечою, которая успела уже притащить перину и, взбивши ее с обоих боков руками, напустила целый потоп перьев по всей комнате. — Ты возьми ихний-то кафтан вместе с исподним и прежде просуши их перед огнем, как делывали
покойнику барину, а после перетри и выколоти хорошенько.
Катерина Ивановна тотчас же «осадила» ее,
сказав, что она лжет, говоря, что «добра желаль», потому что еще вчера, когда
покойник еще на столе лежал, она ее за квартиру мучила.
— Чтоб удивить-то! Хе-хе! Ну, это пускай будет, как вам угодно, — перебил Петр Петрович, — а вот что скажите-ка: ведь вы знаете эту дочь покойника-то, щупленькая такая! Ведь это правда совершенная, что про нее говорят, а?
Тут странник, думая, что в горести сердечной
То рвётся вся
покойника родня,
«
Скажите», говорит: «не рады ли б вы были,
Когда б его вам воскресили?
— Конечно, не плохо, что Плеве ухлопали, — бормотал он. — А все-таки это значит изводить бактерий, как блох, по одной штучке. Говорят — профессура в политику тянется, а?
Покойник Сеченов очень верно
сказал о Вирхове: «Хороший ученый — плохой политик». Вирхов это оправдал: дрянь-политику делал.
— Не надо о
покойниках, — попросил Лютов. И, глядя в окно,
сказал: — Я вчера во сне Одиссея видел, каким он изображен на виньетке к первому изданию «Илиады» Гнедича; распахал Одиссей песок и засевает его солью. У меня, Самгин, отец — солдат, под Севастополем воевал, во французов влюблен, «Илиаду» читает, похваливает: вот как в старину благородно воевали! Да…
— Да, —
скажет потом какой-нибудь из гостей с глубоким вздохом, — вот муж-то Марьи Онисимовны,
покойник Василий Фомич, какой был, Бог с ним, здоровый, а умер! И шестидесяти лет не прожил, — жить бы этакому сто лет!
— Ах ты, Господи! — всплеснув руками,
сказала жена. — Какой же это
покойник, коли кончик чешется?
Покойник — когда переносье чешется. Ну, Илья Иваныч, какой ты, Бог с тобой, беспамятный! Вот этак
скажешь в людях когда-нибудь или при гостях и — стыдно будет.
— Что это за беда? Смотрите-ка! —
сказал он. — Быть
покойнику: у меня кончик носа все чешется…
Видите, тут все этот старик,
покойник, он все Аграфену Александровну смущал, а я ревновал, думал тогда, что она колеблется между мною и им; вот и думаю каждый день: что, если вдруг с ее стороны решение, что, если она устанет меня мучить и вдруг
скажет мне: «Тебя люблю, а не его, увози меня на край света».
— А вы и не знали! — подмигнул ему Митя, насмешливо и злобно улыбнувшись. — А что, коль не
скажу? От кого тогда узнать? Знали ведь о знаках-то
покойник, я да Смердяков, вот и все, да еще небо знало, да оно ведь вам не
скажет. А фактик-то любопытный, черт знает что на нем можно соорудить, ха-ха! Утешьтесь, господа, открою, глупости у вас на уме. Не знаете вы, с кем имеете дело! Вы имеете дело с таким подсудимым, который сам на себя показывает, во вред себе показывает! Да-с, ибо я рыцарь чести, а вы — нет!
— Вон кто виноват! —
сказал мой кучер, указывая кнутом на поезд, который успел уже свернуть на дорогу и приближался к нам, — уж я всегда это замечал, — продолжал он, — это примета верная — встретить
покойника… Да.
Прошли две-три минуты — та же тишина, но вдруг она поклонилась, крепко поцеловала
покойника в лоб и,
сказав: «Прощай! прощай, друг Вадим!» — твердыми шагами пошла во внутренние комнаты. Рабус все рисовал, он кивнул мне головой, говорить нам не хотелось, я молча сел у окна.
Я чуть не перервал его на этом, чтоб
сказать: «Не обижайте
покойников!», но, как будто предвидя, что и Николай скоро будет в их числе, промолчал.
Еще прошу тебя отыскать в Ларинской гимназии сына нашего Вильгельма-покойника. Спроси там Мишу Васильева (он под этим псевдонимом после смерти отца отдан сестре его Устинье Карловне Глинке). Мальчик с дарованиями, только здесь был большой шалун, — теперь, говорят, исправился. —
Скажи ему, что я тебя просил на него взглянуть.
При отправлении моем наш офицер
сказал, что Фридберг нашел у
покойника вашу записку ко мне, но я ее никогда не получал.
На тебе еще! —
сказал сторож и одного за другим показывал, открывая крышки,
покойников, — все, должно быть, голытьбу: подобранных на улице, пьяных, раздавленных, изувеченных и исковерканных, начавших разлагаться.
Управляющий домом, из благородных, тоже немного мог
сказать о бывшем своем постояльце, кроме разве того, что квартира ходила по шести рублей в месяц, что
покойник жил в ней четыре месяца, но за два последних месяца не заплатил ни копейки, так что приходилось его сгонять с квартиры.
И почему-то пред ней вставала из темной ямы прошлого одна обида, давно забытая, но воскресавшая теперь с горькой ясностью. Однажды
покойник муж пришел домой поздно ночью, сильно пьяный, схватил ее за руку, сбросил с постели на пол, ударил в бок ногой и
сказал...
— Да, — усмехаясь, продолжал Николай, — это глупость. Ну, все-таки перед товарищами нехорошо, — никому не
сказал ничего… Иду. Вижу —
покойника несут, ребенка. Пошел за гробом, голову наклонил, не гляжу ни на кого. Посидел на кладбище, обвеяло меня воздухом, и одна мысль в голову пришла…
— Это любимая вещь
покойника Кости! —
сказала она, торопливо затягиваясь дымом, и снова взяла негромкий, печальный аккорд. — Как я любила играть ему. Какой он чуткий был, отзывчивый на все, — всем полный…
— Что за старый! он годом только постарше моего
покойника. Ну, царство ему небесное! —
сказала, крестясь, Анна Павловна. — Жаль бедной Федосьи Петровны: осталась с деточками на руках. Шутка ли: пятеро, и все почти девочки! А когда похороны?
Подошёл Шакир, похожий на
покойника в длинной своей рубахе, и тихо
сказал...
— Я вами доволен, молодой человек, но не могу не
сказать: прежде всего вы должны выбрать себе правителя канцелярии. Я помню:
покойник Марк Константиныч никогда бумаг не читал, но у него был правитель канцелярии: une célébrité! [Знаменитость! (фр.)] Вся губерния знала его comme un coquin fiéffé, [Как отъявленного жулика (фр.).] но дела шли отлично!
Освободившись от своей тайны, Пепко, кажется, почувствовал некоторое угрызение совести, вернее
сказать, ему сделалось жаль меня, как человека, который оставался в самом прозаическом настроении. Чтобы несколько стушевать свою бессовестную радость, Пепко проговорил каким-то фальшивым тоном, каким говорят про «дорогих
покойников...
Нет, уж это дело в Одессе произошло. Я думаю, какой ущерб для партии? Один умер, а другой на его место становится в ряды. Железная когорта, так
сказать. Взял я, стало быть, партбилетик у
покойника и в Баку. Думаю, место тихое, нефтяное, шмендефер можно развернуть — небу станет жарко. И, стало быть, открывается дверь, и знакомый Чемоданова — шасть. Дамбле! У него девятка, у меня жир. Я к окнам, а окна во втором этаже.
— Где уж тут, матушка!.. Я и тогда говорил тебе: слова мои не помогут, только греха примешь! — произнес наконец старик тихим, но глубоко огорченным голосом. — Уж когда твоего старика не послушал — он ли его не усовещевал, он ли не говорил ему! — меня не послушает!.. Что уж тут!.. Я, признаться, и прежде не видел в нем степенства; только и надежда была вся на
покойника! Им только все держалось… Надо бога просить, матушка, — так и дочке
скажи: бога просить надобно. Един он властен над каменным сердцем!..
— Полно, —
сказал он, обратясь к старухе, которая рыдала и причитала, обнимая ноги
покойника, — не печалься о том, кто от греха свободен!.. Не тревожь его своими слезами… Душа его еще между нами… Дай ей отлететь с миром, без печали… Была, знать, на то воля господня… Богу хорошие люди угодны…
— Я, Настасья Петровна, уж подал в гимназию прошение, —
сказал Иван Иваныч таким голосом, как будто в зале был
покойник. — Седьмого августа вы его на экзамен сведете… Ну, прощайте! Оставайтесь с богом. Прощай, Егор!
Эх, Агафья Тихоновна, ведь не то бы ты
сказала; как бы
покойник — то Тихон, твой батюшка, Пантелеймонович был жив.
— Все прежде бывало, вашество! — ораторствовал он, — и говядина была, и повара были, и погреба с винами у каждого были, кто мало-мальски не свиньей жил! Прежде, бывало, ростбиф-то вот какой подадут (Прокоп расставил руки во всю ширину), а нынче, ежели повар тебе беф-брезе изготовит — и то спасибо
скажи! Батюшка-покойник без стерляжьей-то ухи за стол не саживался, а мне и с окуньком подадут — нахвалиться не могу!
Мурзавецкая. Да, выстроил бы и, по его расчету, за уплатой всех долгов нажил бы пятьдесят тысяч. Значит, виноват Купавин, что Аполлон нищий остался. Ну, надо правду
сказать, Вукол, братец
покойник прихвастнуть любил, я всегда ему только вполовину верила; так вот я теперь, может, и себя обижаю, а считаю за Купавиной только двадцать пять тысяч, а не пятьдесят.
Не прошло и двух минут, как, надев сапоги и халат, я уже тихонько отворял дверь в спальню матери. Бог избавил меня от присутствия при ее агонии; она уже лежала на кровати с ясным и мирным лицом, прижимая к груди большой серебряный крест. Через несколько времени и остальные члены семейства, начиная с отца, окружили ее одр. Усопшая и на третий день в гробу сохранила свое просветленное выражение, так что несловоохотливый отец по окончании панихиды
сказал мне: «Я никогда не видал более прекрасного
покойника».
— Сударыня, —
сказал последний, — осмелюсь доложить, домашние Филиппа Агафоновича убрали его в гроб и надели на него новую летнюю пару, ни у кого не спросясь. Теперь он уже закоченел, и ломать
покойника не приходится, а как бы Афанасий Неофитович не прогневались.
— Все жене отдал, еще при жизни сделал ей купчую. Владимир Андреич приезжает ко мне благодарить, а я, признаться
сказать, прямо выпечатала ему: как бы, говорю, там ни понимали
покойника, а он был добрый человек, дай бог Юлии Владимировне нажить мужа лучше его, пусть теперь за Бахтиарова пойдет, да и посмотрит.
— Он, нужно
сказать, — продолжал фабричный, — изо всего нашего Троскина один только грамоте-то и знал… уж это всегда, коли грамоту написать али псалтырь почитать над
покойником, его, бывало, и зовут… ну, его и засадили; пиши, говорят, да пиши; подложили бумагу, он и написал, спроворили дело… Ну хорошо, послали в Питер, никто и не пронюхал; зароком было бабам не сказывать, и дело-то, думали, споро, ан вышло не так…
Наслушавшись к тому еще и музыки, когда —
скажу словами батеньки-покойника — как некоею нечистою силою поднялась кверху бывшая перед нами отличная картина, и взору нашему представилась отдельная комната; когда степенные люди, в ней бывшие, начали между собой разговаривать: я, одно то, что ноги отсидел, а другое, хотел пользоваться благоприятным случаем осмотреть и тех, кто сзади меня, и полюбоваться задним женским полом; я встал и начал любопытно все рассматривать.
Юлия. Уж очень тяжело это слово-то «прощай». Вспомнила я мужа-покойника: очень я плакала, как он умер; а как пришлось
сказать «прощай», — в последний раз, — так ведь я было сама умерла. А каково
сказать: «Прощай на век» живому человеку? Ведь это хуже, чем похоронить.
2 Старуха. Нечего
сказать, как в колыбельке, так и в могилку! Всегда был чудак
покойник! царство ему небесное! Что ж? исполнили его завещание?
А родитель у меня, надо заметить, хладнокровен был. Шею имел
покойник короткую, и доктора
сказали, что может ему от волнения крови произойти внезапная кончина. Поэтому кричать там или ругаться шибко не любили. Только, бывало, лицо нальется, а голос и не дрогнет.
Становой. Стол, бумаги… значит, здесь! (Говорит на террасу.) Введите сюда всех! (Коню.) Покойник-то ошибся:
сказал — рыжий его застрелил, а оказывается — черноватый!
— Он тоже вроде Семена,
покойника, —
сказал Четыхер.
Вначале Егор Тимофеевич читал очень выразительно и хорошо, но потом стал развлекаться свечами, кисеей, венчиком на белом лбу мертвеца, начал перескакивать со строки на строку и не заметил, как подошла монашенка и тихонько отобрала книгу. Отойдя немного в сторону, склонив голову набок, он полюбовался
покойником, как художник любуется своей картиной, потом похлопал по упрямо топорщившемуся сюртуку и успокоительно
сказал Петрову...
Тот обернулся, пристально взглянул на
покойника и с сердцем
сказал Орлову...
В это время вошел старичок знакомиться с офицерами. Он, хотя и краснея несколько, разумеется, не преминул рассказать о том, что был товарищем покойного графа, что пользовался его расположением, и даже
сказал, что он не раз был облагодетельствован
покойником. Разумел ли он под благодениями покойного то, что тот так и не отдал ему занятых ста рублей, или то, что бросил его в сугроб, или что ругал его, — старичок не объяснил нисколько. Граф был весьма учтив с старичком-кавалеристом и благодарил за помещение.
— Бессме-е-ртный! — ревёт дьякон, покрывая своим могучим голосом все звуки улицы, — дребезг пролёток, шум шагов по мостовой и сдержанный говор большой толпы, провожающей
покойника, — ревёт и, широко раскрывая глаза, поворачивает своё бородатое лицо к публике, точно хочет
сказать ей...
Благообразный господин, у которого Тихон Павлович спрашивал о
покойнике, подошёл к краю могилы и, проведя рукой по волосам,
сказал...
Рассказывали мне также, что один раз, во время подобного летаргического сна, когда уже никто не церемонился около него, говорили громко, шумели и ходили, как около
покойника, к которому все равнодушны, вдруг вбежал камердинер и
сказал довольно тихо, что государь остановился у ворот и прислал спросить о здоровье Александра Семеныча.