Неточные совпадения
Лицо его перекосилось, правая
половина опухла и опала, язык вывалился из покривившегося рта, нижняя губа отвисла, показывая
зубы, обильно украшенные золотом.
Дверь тихонько растворилась, и я увидал женщину лет двадцати, высокую и стройную, с цыганским смуглым лицом, изжелта-карими глазами и черною как смоль косою; большие белые
зубы так и сверкали из-под полных и красных губ. На ней было белое платье; голубая шаль, заколотая у самого горла золотой булавкой, прикрывала до
половины ее тонкие, породистые руки. Она шагнула раза два с застенчивой неловкостью дикарки, остановилась и потупилась.
Какой-то свирепый молодой человек вцепился
зубами в гейшин рукав и разорвал его до
половины. Гейша вскрикнула...
Китаев улыбался своим беззубым ртом.
Зубов у него не было:
половину в рекрутстве выбили да в драках по разным гаваням, а остатки Фофан доколотил. Однако отсутствие
зубов не мешало Китаеву есть не только хлеб и мясо, но и орехи щелкать: челюсти у него давно закостенели и вполне заменяли
зубы.
Наконец пятый кран вытаскивал их из этих люков совершенно белыми от жара, клал поочередно под круглое колесо с острыми
зубьями, вращавшееся чрезвычайно быстро на горизонтальной оси, и сорокапудовая стальная «штука» в течение пяти секунд разрезалась на две
половины, как кусок мягкого пряника.
До
половины зимы мирно текли мои классные и домашние упражнения под неослабным надзором и руководством Григорья Иваныча; но в это время приехал в Казань мой родной дядя, А. Н.
Зубов; он свозил меня два раза в театр, разумеется, с позволения моего воспитателя: в оперу «Песнолюбие» и в комедию «Братом проданная сестра».
И догадался; — с досадой смотрел он на веселую толпу и думал о будущем, рассчитывал дни, сквозь
зубы бормотал какие-то упреки… и потом, обратившись к дому… сказал: так точно! слух этот не лжив… через несколько недель здесь будет кровь, и больше; почему они не заплотят за долголетнее веселье одним днем страдания, когда другие, после бесчисленных мук, не получают ни одной минуты счастья!.. для чего они любимцы неба, а не я! — о, создатель, если б ты меня любил — как сына, — нет, — как приемыша…
половина моей благодарности перевесила бы все их молитвы… — но ты меня проклял в час рождения… и я прокляну твое владычество, в час моей кончины…
Повел Борис Тимофеич Сергея в свою каменную кладовеньку, и стегал он его нагайкою, пока сам из сил выбился. Сергей ни стона не подал, но зато
половину рукава у своей рубашки
зубами изъел.
Это был Грузов. Буланин сразу узнал его голос и почувствовал, что бледнеет и что у него задрожали колени. Однако он подошел к Грузову, стоявшему в амбразуре окна и раздиравшему
зубами половину курицы.
Он брал огурец в руку, не глядя на него, засовывал его до
половины в рот и сразу перекусывал большими желтыми
зубами, так что рассол из огурца брызгал во все стороны, орошая его щеки.
Буяна, сорванца, который, махая кулаками, того и гляди что хватит в
зубы кого-нибудь из сенаторов…» — и с этими словами Дмитревский с живостью поднялся с кресел, стал посреди комнаты и проговорил наизусть почти до
половины монолог Отелло с совершенною простотой, истиной и благородством.
— На подушке следы
зубов. Сама подушка сильно помята и отброшена от кровати на два с
половиной аршина.
Волчье логово перед ним как на блюдечке. Где-то вдали, на колокольне, бьет шесть часов, и каждый удар колокола словно молотом бьет в сердце измученного зверюги. С последним ударом волк поднялся с логова, потянулся и хвостом от удовольствия замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в лапы и запустил когти в живот, чтобы разодрать его на две
половины: одну для себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают
зубами, учатся.
Наедались. Потом, с оскоминой на
зубах, с бурчащими животами, шли к маме каяться. Геня протестовал, возмущался, говорил, что не надо, никто не узнает. Никто? А бог?.. Мы только потому и шли на грех, что знали, — его можно будет загладить раскаянием. «Раскаяние —
половина исправления». Это всегда говорили и папа и мама. И мы виновато каялись, и мама грустно говорила, что это очень нехорошо, а мы сокрушенно вздыхали, морщились и глотали касторку. Геня же, чтоб оправдать хоть себя, сконфуженно говорил...
Ворота были заперты. Я стукнул тяжелым железным кольцом о дубовое полотно калитки: раздался сильный лай цепной дворняжки, и в подворотне показались три собачьи морды, скаля
зубы и заливаясь глухим ревом. Щеколда изнутри стукнула, и краснолицая, курносая девка-чернавка, вершков одиннадцати в отрубе, одетая в засаленный московский сарафан из ивановского ситца, просунулась до
половины и спросила нас...
Вот он тебе тычет орстелем в снег да помахивает, рожь обмылком — ничего не выражает; в гляделках, которое стыд глазами звать, — ни в одном ни искры душевного света; самые звуки слов, выходящих из его гортани, какие то мертвые: в горе ли, в радости ли — все одно произношение, вялое и бесстрастное, —
половину слова где-то в глотке выговорит,
половину в
зубах сожмет.