Неточные совпадения
Его товарищ с детства, одного круга, одного общества и товарищ по корпусу, Серпуховской, одного с ним выпуска, с которым он соперничал и
в классе, и
в гимнастике, и
в шалостях, и
в мечтах честолюбия, на-днях вернулся из
Средней Азии,
получив там два чина и отличие, редко даваемое столь молодым генералам.
Следующий день мы продолжали свой маршрут по реке Инза-Лазагоу. Долина ее
в средней части суживается, но затем опять начинает расширяться. Горы с правой стороны крутые и скалистые.
В их обрывах когда-то нашли прожилки серебросвинцовой руды, отчего и долина
получила свое настоящее название. Долина Инза-Лазагоу большей частью свободна от леса, но так как почва
в ней каменистая, она совершенно неудобна для земледелия. Вот почему люди игнорировали ее и поселились около устья.
Дед мой, гвардии сержант Порфирий Затрапезный, был одним из взысканных фортуною и владел значительными поместьями. Но так как от него родилось много детей — сын и девять дочерей, то отец мой, Василий Порфирыч, за выделом сестер, вновь спустился на степень дворянина
средней руки. Это заставило его подумать о выгодном браке, и, будучи уже сорока лет, он женился на пятнадцатилетней купеческой дочери, Анне Павловне Глуховой,
в чаянии
получить за нею богатое приданое.
Из русских кушаний тут можно
получить: tschy russe, koulibak и bitok au smetane, [щи русские, кулебяка, биток
в сметане] все остальное совершенно то же, что и
в любом французском ресторане
средней руки.
За другим столом театральный критик, с шикарной бородой,
в золотых очках, профессорского вида, Н.М. Городецкий писал рецензию о вчерашнем спектакле, а за
средним столом кроил газеты полный и розовый А.П. Лукин, фельетонист и заведующий московским отделом,
в помощники к которому я предназначался и от которого
получил приглашение.
Для того, чтобы власть одних людей над другими достигала своей цели ограничения людей, стремившихся к личным целям
в ущерб общего, нужно было, чтобы власть находилась
в руках людей непогрешимых, как это предполагается у китайцев или как это предполагалось
в Средние века и теперь для людей, верующих
в святость помазания. Только при этом условии
получало свое оправдание общественное устройство.
— Э, голубчик, оставим это! Человек, который
в течение двух лет
получил петербургский катарр желудка и должен питаться рубцами, такой человек имеет право на одно право — быть откровенным с самим собой. Ведь я
средний человек, та безразличность, из которой ткется ткань жизни, и поэтому рассуждаю, как нитка
в материи…
Подпоручик Иванов вышел
в отставку и с Кавказа, где квартировал его полк, приехал
в один из городов
средней России. Еще будучи юнкером, он
получал от своей единственной родственницы, старушки тетки, жившей
в этом городе, небольшие суммы денег и теперь, бросив службу «по служебным недоразумениям», приехал к тетке, чтобы пока, до новой должности, пережить трудное время. Дорогой Иванов скромно мечтал о какой-нибудь должности на железной дороге или
в конторе, о чистенькой комнатке, о женитьбе.
Наступил июнь и время экзаменов. Я был отличным учеником во всех
средних классах, которые посещал, но как
в некоторые я совсем не ходил, то и награждения никакого не
получил; это не помешало мне перейти
в высшие классы. Только девять учеников, кончив курс, вышли из гимназии, а все остальные остались
в высшем классе на другой год.
Воротилы казенных золотых приисков, считая прибыли с каждого золотника по 2 р., с тридцати пудов
средним числом, за здорово живешь,
получали ни больше, ни меньше, как двести тысяч рубликов
в год.
Но — к несчастью или к счастью — Илья Ильич родился помещиком
средней руки,
получал дохода не более десяти тысяч рублей на ассигнации и вследствие того мог распоряжаться судьбами мира только
в своих мечтаниях.
Он был со всеми знаком, служил где-то, ездил по поручениям, возвращаясь
получал чины, бывал всегда
в среднем обществе и говорил про связи свои с знатью, волочился за богатыми невестами, подавал множество проектов, продавал разные акции, предлагал всем подписки на разные книги, знаком был со всеми литераторами и журналистами, приписывал себе многие безымянные статьи
в журналах, издал брошюру, которую никто не читал, был, по его словам, завален кучею дел и целое утро проводил на Невском проспекте.
И вот такие-то (или вроде того) матрикулы и подняли всю академическую бурю. Мы на радостях с Неофитом Калининым вкушали сладкий отдых от зубренья и несколько дней не заглядывали
в университет. Мне захотелось узнать —
получил ли я действительно
средний балл, дающий кандидатскую степень, и пошел, еще ничего не зная, что
в это утро творилось
в университете, и попал на двор, привлеченный чем-то необычайным.
Рабинович перед моим отъездом настаивал перед Карповым, чтоб дать мне наградные за добросовестную работу, тем более, что
получал я сто рублей — много ниже
средней нормы, какую
в то горячее время платили студентам-медикам.
Мне указывали на десятки плохих газетных романистов и поставщиков второстепенных парижских сцен, которые
средней цифрой
получают тридцать и больше тысяч франков
в год.
Он вошел
в дверь неслышными шагами, точно будто на нем были туфли или валенки. Старик,
среднего роста, смотрел еще довольно бодро, брился, но волосы, густые и курчавые,
получили желтоватый отлив большой старости. На нем просторно сидело длинное пальто, вроде халата, опрятное, и шея была повязана белым платком.