Неточные совпадения
Софья. Я
получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь долго мы ничего не знали, которого я люблю и почитаю, как отца моего,
на сих
днях в Москву приехал. Вот письмо, которое я от него теперь
получила.
Уподобив себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторов, они рассудили, что
на свете бывают всякие кредиторы: и разумные и неразумные. Разумный кредитор помогает должнику выйти из стесненных обстоятельств и в вознаграждение за свою разумность
получает свой долг. Неразумный кредитор сажает должника в острог или непрерывно сечет его и в вознаграждение не
получает ничего. Рассудив таким образом, глуповцы стали ждать, не сделаются ли все кредиторы разумными? И ждут до сего
дня.
— Да, это всё может быть верно и остроумно… Лежать, Крак! — крикнул Степан Аркадьич
на чесавшуюся и ворочавшую всё сено собаку, очевидно уверенный в справедливости своей темы и потому спокойно и неторопливо. — Но ты не определил черты между честным и бесчестным трудом. То, что я
получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня знает
дело, — это бесчестно?
На другой
день сама Бетси утром приехала к нему и объявила, что она
получила чрез Облонского положительное известие, что Алексей Александрович дает развод, и что потому он может видеть ее.
Потом надо было еще раз
получить от нее подтверждение, что она не сердится
на него за то, что он уезжает
на два
дня, и еще просить ее непременно прислать ему записку завтра утром с верховым, написать хоть только два слова, только чтоб он мог знать, что она благополучна.
Правда, мужики этой компании, хотя и условились вести это
дело на новых основаниях, называли эту землю не общею, а испольною, и не раз и мужики этой артели и сам Резунов говорили Левину: «
получили бы денежки за землю, и вам покойнее и нам бы развяза».
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда
получил единицу за физику и остался
на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне
дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
И,
получив утвердительный ответ, Степан Аркадьич, забыв и о том, что он хотел просить Лидию Ивановну, забыв и о
деле сестры, с одним желанием поскорее выбраться отсюда, вышел
на цыпочках и, как из зараженного дома, выбежал
на улицу и долго разговаривал и шутил с извозчиком, желая привести себя поскорее в чувства.
— Да объясните мне, пожалуйста, — сказал Степан Аркадьич, — что это такое значит? Вчера я был у него по
делу сестры и просил решительного ответа. Он не дал мне ответа и сказал, что подумает, а нынче утром я вместо ответа
получил приглашение
на нынешний вечер к графине Лидии Ивановне.
Молодой адъютант, приятель Вронского, через которого она
получала сведения и который через графиню Лидию Ивановну надеялся
получить концессию, сказал ей, что они кончили свои
дела и уезжают
на другой
день.
Его товарищ с детства, одного круга, одного общества и товарищ по корпусу, Серпуховской, одного с ним выпуска, с которым он соперничал и в классе, и в гимнастике, и в шалостях, и в мечтах честолюбия, на-днях вернулся из Средней Азии,
получив там два чина и отличие, редко даваемое столь молодым генералам.
Как бы то ни было, когда он простился с ним
на седьмой
день, пред отъездом его в Москву, и
получил благодарность, он был счастлив, что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним
на станции, возвращаясь с медвежьей охоты, где всю ночь у них было представление русского молодечества.
На другой
день он
получил от Алексея Александровича положительный отказ в разводе Анны и понял, что решение это было основано
на том, что̀ вчера сказал Француз в своем настоящем или притворном сне.
Место это он
получил чрез мужа сестры Анны, Алексея Александровича Каренина, занимавшего одно из важнейших мест в министерстве, к которому принадлежало присутствие; но если бы Каренин не назначил своего шурина
на это место, то чрез сотню других лиц, братьев, сестер, родных, двоюродных, дядей, теток, Стива Облонский
получил бы это место или другое подобное, тысяч в шесть жалованья, которые ему были нужны, так как
дела его, несмотря
на достаточное состояние жены, были расстроены.
На другой
день утром,
получив приказание от высшего начальства отправиться в крепость N., я зашел к княгине проститься.
— Да, я уж здесь служил при Алексее Петровиче, [Ермолове. (Прим. М. Ю. Лермонтова)] — отвечал он, приосанившись. — Когда он приехал
на Линию, я был подпоручиком, — прибавил он, — и при нем
получил два чина за
дела против горцев.
Разговор сначала не клеился, но после
дело пошло, и он начал даже
получать форс, но… здесь, к величайшему прискорбию, надобно заметить, что люди степенные и занимающие важные должности как-то немного тяжеловаты в разговорах с дамами;
на это мастера господа поручики и никак не далее капитанских чинов.
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы
получить руку дочери, начать
дело с матери и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился
на похищение.
— Не я-с, Петр Петрович, наложу-с <
на> вас, а так как вы хотели бы послужить, как говорите сами, так вот богоугодное
дело. Строится в одном месте церковь доброхотным дательством благочестивых людей. Денег нестает, нужен сбор. Наденьте простую сибирку… ведь вы теперь простой человек, разорившийся дворянин и тот же нищий: что ж тут чиниться? — да с книгой в руках,
на простой тележке и отправляйтесь по городам и деревням. От архиерея вы
получите благословенье и шнурованную книгу, да и с Богом.
Вдруг
получил он в самом
делеОт управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас
на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман);
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж
на столе,
Как дань, готовую земле.
12-го августа 18…, ровно в третий
день после
дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я
получил такие чудесные подарки, в семь часов утра Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой — из сахарной бумаги
на палке — по мухе.
Вожеватов. Где мне! Я простоват
на такие
дела. Смелости у меня с женщинами нет: воспитание, знаете ли, такое, уж очень нравственное, патриархальное
получил.
Сергей Сергеич, это вы ли!
Нет! я перед родней, где встретится, ползком;
Сыщу ее
на дне морском.
При мне служа́щие чужие очень редки;
Всё больше сестрины, свояченицы детки;
Один Молчалин мне не свой,
И то затем, что деловой.
Как станешь представлять к крестишку ли,
к местечку,
Ну как не порадеть родному человечку!..
Однако братец ваш мне друг и говорил,
Что вами выгод тьму по службе
получил.
«Молодые люди до этого не охотники», — твердил он ей (нечего говорить, каков был в тот
день обед: Тимофеич собственною персоной скакал
на утренней заре за какою-то особенною черкасскою говядиной; староста ездил в другую сторону за налимами, ершами и раками; за одни грибы бабы
получили сорок две копейки медью); но глаза Арины Власьевны, неотступно обращенные
на Базарова, выражали не одну преданность и нежность: в них виднелась и грусть, смешанная с любопытством и страхом, виднелся какой-то смиренный укор.
— Так, — сказала она, наливая чай. — Да, он не
получил телеграмму, он кончил срок больше месяца назад и он немного пошел пешком с одними этнографы. Есть его письмо, он будет сюда
на эти
дни.
— Сорок три
дня, 1225 рублей, а выдали нам
на харчи за все время 305 рублей. И — командуют: поезжайте в Либаву, там
получите расчет и работу. А в Либаве предусмотрительно взяли у нас денежный документ да, сосчитав беженцами, отправили сюда.
— Штыком! Чтоб
получить удар штыком, нужно подбежать вплоть ко врагу. Верно? Да, мы,
на фронте, не щадим себя, а вы, в тылу… Вы — больше враги, чем немцы! — крикнул он, ударив
дном стакана по столу, и матерно выругался, стоя пред Самгиным, размахивая короткими руками, точно пловец. — Вы, штатские, сделали тыл врагом армии. Да, вы это сделали. Что я защищаю? Тыл. Но, когда я веду людей в атаку, я помню, что могу
получить пулю в затылок или штык в спину. Понимаете?
Весной Елена повезла мужа за границу, а через семь недель Самгин
получил от нее телеграмму: «Антон скончался, хороню здесь». Через несколько
дней она приехала, покрасив волосы
на голове еще более ярко, это совершенно не совпадало с необычным для нее простеньким темным платьем, и Самгин подумал, что именно это раздражало ее. Но оказалось, что французское общество страхования жизни не уплатило ей деньги по полису Прозорова
на ее имя.
Обломову в самом
деле стало почти весело. Он сел с ногами
на диван и даже спросил: нет ли чего позавтракать. Съел два яйца и закурил сигару. И сердце и голова у него были наполнены; он жил. Он представлял себе, как Ольга
получит письмо, как изумится, какое сделает лицо, когда прочтет. Что будет потом?..
— Тогда и скажем, как
получишь письмо, а между тем все будут знать, что мы жених и невеста, и мы будем видеться ежедневно. — Мне скучно, — прибавила она, — я томлюсь этими длинными
днями; все замечают, ко мне пристают, намекают лукаво
на тебя… Все это мне надоело!
Штольц не приезжал несколько лет в Петербург. Он однажды только заглянул
на короткое время в имение Ольги и в Обломовку. Илья Ильич
получил от него письмо, в котором Андрей уговаривал его самого ехать в деревню и взять в свои руки приведенное в порядок имение, а сам с Ольгой Сергеевной уезжал
на южный берег Крыма, для двух целей: по
делам своим в Одессе и для здоровья жены, расстроенного после родов.
На другой
день Райский утром рано предупредил Крицкую запиской, что он просит позволения прийти к ней в половине первого часа, и
получил ответ: «Charmee, j’attends» [«Очень рада, жду» (фр.).] и т. д.
Через час я прихожу, меня не принимают. Захожу
на другой
день — не принимают. Через два, три
дня — то же самое. Обе тетки больны, «барыня», то есть Софья Николаевна, нездорова, не выезжает и никого не принимает: такие ответы
получал я от слуг.
— Да, упасть в обморок не от того, от чего вы упали, а от того, что осмелились распоряжаться вашим сердцем, потом уйти из дома и сделаться его женой. «Сочиняет, пишет письма, дает уроки,
получает деньги, и этим живет!» В самом
деле, какой позор! А они, — он опять указал
на предков, —
получали, ничего не сочиняя, и проедали весь свой век чужое — какая слава!.. Что же сталось с Ельниным?
Он предоставил жене
получать за него жалованье в палате и содержать себя и двоих детей, как она знает, а сам из палаты прямо шел куда-нибудь обедать и оставался там до ночи или
на ночь, и
на другой
день, как ни в чем не бывало, шел в палату и скрипел пером, трезвый, до трех часов. И так проживал свою жизнь по людям.
На другой
день к вечеру он
получил коротенький ответ от Веры, где она успокоивала его, одобряя намерение его уехать, не повидавшись с ней, и изъявила полную готовность помочь ему победить страсть (слово было подчеркнуто) — и для того она сама, вслед за отправлением этой записки, уезжает в тот же
день, то есть в пятницу, опять за Волгу. Ему же советовала приехать проститься с Татьяной Марковной и со всем домом, иначе внезапный отъезд удивил бы весь город и огорчил бы бабушку.
Князь сообщил ему адрес Версилова, и действительно Версилов
на другой же
день получил лично от Зерщикова письмо
на мое имя и с лишком тысячу триста рублей, принадлежавших мне и забытых мною
на рулетке денег.
К князю я решил пойти вечером, чтобы обо всем переговорить
на полной свободе, а до вечера оставался дома. Но в сумерки
получил по городской почте опять записку от Стебелькова, в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов в одиннадцать для «самоважнейших
дел, и сами увидите, что за
делом». Обдумав, я решил поступить судя по обстоятельствам, так как до завтра было еще далеко.
По смерти его и когда уже выяснились
дела, Катерина Николаевна уведомила Анну Андреевну, через своего поверенного, о том, что та может
получить эти шестьдесят тысяч когда захочет; но Анна Андреевна сухо, без лишних слов отклонила предложение: она отказалась
получить деньги, несмотря
на все уверения, что такова была действительно воля князя.
Вдруг, когда он стал объяснять, почему скоро нельзя
получить ответа из Едо, приводя, между причинами, расстояние, адмирал сделал ему самый простой и естественный вопрос: «А если мы сами пойдем в Едо морем
на своих судах:
дело значительно ускорится?
Дня через три приехали опять гокейнсы, то есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали видеть адмирала, объявив, что привезли ответ губернатора
на письма от адмирала и из Петербурга. Баниосы передали, что его превосходительство «увидел письмо с удовольствием и хорошо понял» и что постарается все исполнить. Принять адмирала он, без позволения, не смеет, но что послал уже курьера в Едо и ответ надеется
получить скоро.
На днях священник Запольский
получил поручение ехать
на юг, по радиусу тысячи в полторы верст или и больше: тут еще никто не измерял расстояний; это новое место. Он едет разведать, кто там живет, или, лучше сказать, живет ли там кто-нибудь, и если живет, то исповедует ли какую-нибудь религию...
На другой
день после посещения Масленникова Нехлюдов
получил от него
на толстой глянцовитой с гербом и печатями бумаге письмо великолепным твердым почерком о том, что он написал о переводе Масловой в больницу врачу, и что, по всей вероятности, желание его будет исполнено. Было подписано: «любящий тебя старший товарищ», и под подписью «Масленников» был сделан удивительно искусный, большой и твердый росчерк.
Теперь он не без удовольствия познакомился с знаменитым адвокатом, внушавшим ему большое уважение тем, что за одно только
дело старушки с огромными цветами
на шляпке он
получил десять тысяч рублей.
— Тут все мое богатство… Все мои права, — с уверенной улыбкой повторил несколько раз старик, дрожавшими руками развязывая розовую ленточку. — У меня все отняли… ограбили… Но права остались, и я
получу все обратно… Да. Это верно… Вы только посмотрите
на бумаги… ясно, как
день. Конечно, я очень давно жду, но что же делать.
— О-о-о… — стонет Ляховский, хватаясь обеими руками за голову. — Двадцать пять рублей, двадцать пять рублей… Да ведь столько денег чиновник не
получает, чи-нов-ник!.. Понял ты это? Пятнадцать рублей, десять, восемь… вот сколько
получает чиновник! А ведь он благородный, у него кокарда
на фуражке, он должен содержать мать-старушку… А ты что? Ну, посмотри
на себя в зеркало: мужик, и больше ничего… Надел порты да пояс — и
дело с концом… Двадцать пять рублей… О-о-о!
Хиония Алексеевна добивалась сделаться поверенной в сердечных
делах Антониды Ивановны, но
получила вежливый отказ. У Хины вертелся уже
на кончике языка роковой намек, что ей известны отношения Половодовой к Привалову, но она вовремя удержалась и осталась очень довольна собой, потому что сказанное слово серебряное, а не сказанное — золотое.
— Когда я
получил телеграмму о смерти Холостова, сейчас же отправился в министерство навести справки. У меня там есть несколько знакомых чиновников, которые и рассказали все, то есть, что решение по
делу Холостова было получено как раз в то время, когда Холостов лежал
на столе, и что министерство перевело его долг
на заводы.
Ляховский в увлечении своими
делами поздно обратил внимание
на воспитание сына и
получил смертельный удар: Давид
на глазах отца был погибшим человеком, кутилой и мотом, которому он поклялся не оставить в наследство ни одной копейки из своих богатств.
— Ничего… Собирается ехать
на свою мельницу. Да, еще есть новость, Василий Назарыч… Сегодня видел доктора, он едет в Париж.
На днях получил телеграмму от Зоси; она ему телеграфирует, что Половодов застрелился. Его давно разыскивали по Европе по
делу о конкурсе, но он ловко скрывался под чужими именами, а в Париже полиция его и накрыла: полиция в двери, а он пулю в лоб… Теперь Зося вызывает доктора в Париж; она хлопочет о разводе.