Неточные совпадения
Спать уложив родителя,
Взялся за книгу Саввушка,
А Грише не сиделося,
Ушел в
поля, в луга.
Пастух уж со скотиною
Угнался; за малиною
Ушли подружки в бор,
В
полях трудятся пахари,
В лесу стучит топор!»
Управится с горшочками,
Все вымоет, все выскребет,
Посадит хлебы в печь —
Идет родная матушка,
Не будит — пуще кутает:
«
Спи, милая, касатушка,
Спи, силу запасай!
Положение было неловкое; наступила темень, сделалось холодно и сыро, и в
поле показались волки. Бородавкин ощутил припадок благоразумия и издал приказ: всю ночь не
спать и дрожать.
Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли — на том основании, что «Орел да Кромы — первые воры», — или шуянину — на том основании, что он «в Питере бывал, на
полу сыпал и тут не
упал», но наконец предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных Голов».
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое
поле. Шли целый день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий, то, как ни
палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
Выползли они все вдруг, и старые и малые, и мужеск и женск
пол, и, воздев руки к небу,
пали среди площади на колени.
Но чем громче он говорил, тем ниже она опускала свою когда-то гордую, веселую, теперь же постыдную голову, и она вся сгибалась и
падала с дивана, на котором сидела, на
пол, к его ногам; она
упала бы на ковер, если б он не держал ее.
Стада улучшенных коров, таких же, как
Пава, вся удобренная, вспаханная плугами земля, девять равных
полей, обсаженных лозинами, девяносто десятин глубоко запаханного навоза, рядовые сеялки, и т. п., — всё это было прекрасно, если б это делалось только им самим или им с товарищами, людьми сочувствующими ему.
Он не договорил и зарыдал громко от нестерпимой боли сердца,
упал на стул, и оторвал совсем висевшую разорванную
полу фрака, и швырнул ее прочь от себя, и, запустивши обе руки себе в волосы, об укрепленье которых прежде старался, безжалостно рвал их, услаждаясь болью, которою хотел заглушить ничем не угасимую боль сердца.
Но ошибался он: Евгений
Спал в это время мертвым сном.
Уже редеют ночи тени
И встречен Веспер петухом;
Онегин
спит себе глубоко.
Уж солнце катится высоко,
И перелетная метель
Блестит и вьется; но постель
Еще Евгений не покинул,
Еще над ним летает сон.
Вот наконец проснулся он
И
полы завеса раздвинул;
Глядит — и видит, что пора
Давно уж ехать со двора.
Всё успокоилось: в гостиной
Храпит тяжелый Пустяков
С своей тяжелой половиной.
Гвоздин, Буянов, Петушков
И Флянов, не совсем здоровый,
На стульях улеглись в столовой,
А на
полу мосье Трике,
В фуфайке, в старом колпаке.
Девицы в комнатах Татьяны
И Ольги все объяты сном.
Одна, печальна под окном
Озарена лучом Дианы,
Татьяна бедная не
спитИ в
поле темное глядит.
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь
полей…
(Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)
Опрятней модного паркета
Блистает речка, льдом одета.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет лед;
На красных лапках гусь тяжелый,
Задумав плыть по лону вод,
Ступает бережно на лед,
Скользит и
падает; веселый
Мелькает, вьется первый снег,
Звездами
падая на брег.
В окна, обращенные на лес, ударяла почти полная луна. Длинная белая фигура юродивого с одной стороны была освещена бледными, серебристыми лучами месяца, с другой — черной тенью; вместе с тенями от рам
падала на
пол, стены и доставала до потолка. На дворе караульщик стучал в чугунную доску.
Потом вновь пробился в кучу,
напал опять на сбитых с коней шляхтичей, одного убил, а другому накинул аркан на шею, привязал к седлу и поволок его по всему
полю, снявши с него саблю с дорогою рукоятью и отвязавши от пояса целый черенок [Черенок — кошелек.] с червонцами.
Окно с цветными стеклами, бывшее над алтарем, озарилося розовым румянцем утра, и
упали от него на
пол голубые, желтые и других цветов кружки света, осветившие внезапно темную церковь.
А ляшские тела, увязавши как
попало десятками к хвостам диких коней, пустили их по всему
полю и долго потом гнались за ними и хлестали их по бокам.
Далеко понеслось громкое хлопанье по всем окрестным
полям и нивам, сливаясь в беспрерывный гул; дымом затянуло все
поле, а запорожцы всё
палили, не переводя духу: задние только заряжали да передавали передним, наводя изумление на неприятеля, не могшего понять, как стреляли козаки, не заряжая ружей.
Самая маленькая девочка, лет шести,
спала на
полу, как-то сидя, скорчившись и уткнув голову в диван.
И выхватив у Сони бумажку, Катерина Ивановна скомкала ее в руках и бросила наотмашь прямо в лицо Лужина. Катышек
попал в глаз и отскочил на
пол. Амалия Ивановна бросилась поднимать деньги. Петр Петрович рассердился.
И Катерина Ивановна не то что вывернула, а так и выхватила оба кармана, один за другим наружу. Но из второго, правого, кармана вдруг выскочила бумажка и, описав в воздухе параболу,
упала к ногам Лужина. Это все видели; многие вскрикнули. Петр Петрович нагнулся, взял бумажку двумя пальцами с
пола, поднял всем на вид и развернул. Это был сторублевый кредитный билет, сложенный в восьмую долю. Петр Петрович обвел кругом свою руку, показывая всем билет.
— Долой с квартир! Сейчас! Марш! — и с этими словами начала хватать все, что ни попадалось ей под руку из вещей Катерины Ивановны, и скидывать на
пол. Почти и без того убитая, чуть не в обмороке, задыхавшаяся, бледная, Катерина Ивановна вскочила с постели (на которую
упала было в изнеможении) и бросилась на Амалию Ивановну. Но борьба была слишком неравна; та отпихнула ее, как перышко.
— Посмотри, — сказал вдруг Аркадий, — сухой кленовый лист оторвался и
падает на землю; его движения совершенно сходны с
полетом бабочки. Не странно ли? Самое печальное и мертвое — сходно с самым веселым и живым.
Под потолком, на длинном шнурке, висела клетка с короткохвостым чижом; он беспрестанно чирикал и прыгал, и клетка беспрестанно качалась и дрожала: конопляные зерна с легким стуком
падали на
пол.
В пекарне колебался приглушенный шумок, часть плотников укладывалась
спать на
полу, Григорий Иванович влез на печь, в приямке подогревали самовар, несколько человек сидело за столом, слушая сверлящий голос.
В круге людей возникло смятение, он спутался, разорвался, несколько фигур отскочили от него, две или три
упали на
пол; к чану подскочила маленькая, коротковолосая женщина, — размахивая широкими рукавами рубахи, точно крыльями, она с невероятной быстротою понеслась вокруг чана, вскрикивая голосом чайки...
Несколько часов ходьбы по улицам дали себя знать, — Самгин уже
спал, когда Анфимьевна принесла стакан чаю. Его разбудила Варвара, дергая за руку с такой силой, точно желала сбросить на
пол.
Люди судорожно извивались, точно стремясь разорвать цепь своих рук; казалось, что с каждой секундой они кружатся все быстрее и нет предела этой быстроте; они снова исступленно кричали, создавая облачный вихрь, он расширялся и суживался, делая сумрак светлее и темней; отдельные фигуры, взвизгивая и рыча, запрокидывались назад, как бы стремясь
упасть на
пол вверх лицом, но вихревое вращение круга дергало, выпрямляло их, — тогда они снова включались в серое тело, и казалось, что оно, как смерч, вздымается вверх выше и выше.
Круг пошел медленнее, шум стал тише, но люди
падали на
пол все чаще, осталось на ногах десятка два; седой, высокий человек, пошатываясь, встал на колени, взмахнул лохматой головою и дико, яростно закричал...
Самгин обиделся, сердито швырнул листки на стол, но один из них
упал на
пол. Клим поднял листок и снова начал читать стоя.
Приглаживая щеткой волосы, он протянул Самгину свободную руку, потом, закручивая эспаньолку, спросил о здоровье и швырнул щетку на подзеркальник, свалив на
пол медную пепельницу, щетка
упала к ногам толстого человека с желтым лицом, тот ожидающим взглядом посмотрел на Туробоева, но, ничего не дождавшись, проворчал...
Самгин пошел домой, — хотелось есть до колик в желудке. В кухне на столе горела дешевая, жестяная лампа, у стола сидел медник, против него — повар, на
полу у печи кто-то
спал, в комнате Анфимьевны звучали сдержанно два или три голоса. Медник говорил быстрой скороговоркой, сердито, двигая руками по столу...
Вот она заговорила, но в топоте и шуме голосов ее голос был не слышен, а круг снова разрывался, люди, отлетая в сторону, шлепались на
пол с мягким звуком, точно подушки, и лежали неподвижно; некоторые, отскакивая, вертелись одиноко и парами, но все
падали один за другим или, протянув руки вперед, точно слепцы, пошатываясь, отходили в сторону и там тоже бессильно валились с ног, точно подрубленные.
Пол вокруг солдата был завален пулеметами, лентами к ним, коробками лент, ранцами, винтовками, связками амуниции, мешками, в которых спрятано что-то похожее на булыжники или арбузы. Среди этого хаоса вещей и на нем
спали, скорчившись, солдаты, человек десять.
Поцеловав его в лоб, она исчезла, и, хотя это вышло у нее как-то внезапно, Самгин был доволен, что она ушла. Он закурил папиросу и погасил огонь; на
пол легла мутная полоса света от фонаря и темный крест рамы; вещи сомкнулись; в комнате стало тесней, теплей. За окном влажно вздыхал ветер,
падал густой снег, город был не слышен, точно глубокой ночью.
Рука его деревянно
упала, вытянулась вдоль тела, пальцы щупали и мяли
полу пиджака, другая рука мерно, как маятник, раскачивалась.
Клим промолчал, присматриваясь, как в красноватом луче солнца мелькают странно обесцвеченные мухи; некоторые из них, как будто видя в воздухе неподвижную точку, долго дрожали над нею, не решаясь сесть, затем
падали почти до
пола и снова взлетали к этой невидимой точке. Клим показал глазами на тетрадку...
В столовую птицей влетела Любаша Сомова; за нею по
полу тащился плед; почти
падая, она, как слепая, наткнулась на стол и, задыхаясь, пристукивая кулаком, невероятно быстро заговорила...
Глядя в деревянный, из палубной рейки, потолок, он следил, как по щелям стекает вода и, собираясь в стеклянные, крупные шарики,
падает на
пол, образуя лужи.
Круг все чаще разрывался, люди
падали, тащились по
полу, увлекаемые вращением серой массы, отрывались, отползали в сторону, в сумрак; круг сокращался, — некоторые, черпая горстями взволнованную воду в чане, брызгали ею в лицо друг другу и, сбитые с ног,
падали.
Упала и эта маленькая неестественно легкая старушка, — кто-то поднял ее на руки, вынес из круга и погрузил в темноту, точно в воду.
Стремительные глаза Лютова бегали вокруг Самгина, не в силах остановиться на нем, вокруг дьякона, который разгибался медленно, как будто боясь, что длинное тело его не уставится в комнате. Лютов обожженно вертелся у стола, теряя туфли с босых ног; садясь на стул, он склонялся головою до колен, качаясь, надевал туфлю, и нельзя было понять, почему он не
падает вперед, головою о
пол. Взбивая пальцами сивые волосы дьякона, он взвизгивал...
— Алексей Семенов Гогин, — сказал он, счастливо улыбаясь, улыбалась и Анфимьевна, следуя за ним, он сел к столу, бросил на диван шляпу; перчатки, вылетев из шляпы,
упали на
пол.
Вскочил Захарий и, вместе с высоким, седым человеком, странно легко поднял ее, погрузил в чан, — вода выплеснулась через края и точно обожгла ноги людей, — они взвыли, закружились еще бешенее, снова
падали, взвизгивая, тащились по
полу, — Марина стояла в воде неподвижно, лицо у нее было тоже неподвижное, каменное.
— Самгин? — вопросительно крикнул он, закрыв глаза, и распростер руки; гитара,
упав на
пол, загудела, форточка ответила ей визгом.
Томилина не любили и здесь. Ему отвечали скупо, небрежно. Клим находил, что рыжему учителю нравится это и что он нарочно раздражает всех. Однажды писатель Катин, разругав статью в каком-то журнале, бросил журнал на подоконник, но книга
упала на
пол; Томилин сказал...
В эту секунду хлопнул выстрел. Самгин четко видел, как вздрогнуло и потеряло цвет лицо Тагильского, видел, как он грузно опустился на стул и вместе со стулом
упал на
пол, и в тишине, созданной выстрелом, заскрипела, сломалась ножка стула. Затем толстый негромко проговорил...
Придерживая очки, Самгин взглянул в щель и почувствовал, что он как бы
падает в неограниченный сумрак, где взвешено плоское, правильно круглое пятно мутного света. Он не сразу понял, что свет отражается на поверхности воды, налитой в чан, — вода наполняла его в уровень с краями, свет лежал на ней широким кольцом; другое, более узкое, менее яркое кольцо лежало на
полу, черном, как земля. В центре кольца на воде, — точно углубление в ней, — бесформенная тень, и тоже трудно было понять, откуда она?
Вдруг больная изогнулась дугою и, взмахнув руками,
упала на
пол, ударилась головою и поползла, двигая телом, точно ящерица, и победно вскрикивая...
— А Любаша еще не пришла, — рассказывала она. — Там ведь после того, как вы себя почувствовали плохо, ад кромешный был. Этот баритон — о, какой удивительный голос! — он оказался веселым человеком, и втроем с Гогиным, с Алиной они бог знает что делали! Еще? — спросила она, когда Клим, выпив, протянул ей чашку, — но чашка соскользнула с блюдца и,
упав на
пол, раскололась на мелкие куски.
— Не могу, — сказала она, покачиваясь, как будто выбирая место, куда
упасть. Рукава ее блузы закатаны до локтей, с мокрой юбки на
пол шлепались капли воды.
Самгин ошеломленно опустил руки, пальто
упало на
пол, путаясь в нем ногами, он налил в стакан воды, подал ей порошок, наклонился над ее лицом.