Неточные совпадения
Я
помню из них три: немецкую брошюру об унавоживании огородов под капусту — без переплета, один том
истории Семилетней войны — в пергаменте, прожженном с одного угла, и полный курс гидростатики.
— Кстати, о девочках, — болтал Тагильский, сняв шляпу, обмахивая ею лицо свое. — На днях я был в компании с товарищем прокурора — Кучиным, Кичиным?
Помните керосиновый скандал с девицей Ветровой, — сожгла себя в тюрьме, — скандал,
из которого пытались сделать
историю? Этому Кичину приписывалось неосторожное обращение с Ветровой, но, кажется, это чепуха, он — не ветреник.
— Не пиши, пожалуйста, только этой мелочи и дряни, что и без романа на всяком шагу в глаза лезет. В современной литературе всякого червяка, всякого мужика, бабу — всё в роман суют… Возьми-ка предмет
из истории, воображение у тебя живое, пишешь ты бойко.
Помнишь, о древней Руси ты писал!.. А то далась современная жизнь!.. муравейник, мышиная возня: дело ли это искусства!.. Это газетная литература!
Помню, когда нам в институте
из истории уроки задавали, то там тоже злодеи описывались.
Не
помню, как я очутился внизу, в одной
из общественных уборных при станции подземной дороги. Там, наверху, все гибло, рушилась величайшая и разумнейшая во всей
истории цивилизация, а здесь — по чьей-то иронии — все оставалось прежним, прекрасным. И подумать: все это — осуждено, все это зарастет травой, обо всем этом — будут только «мифы»…
На этой свадьбе,
помню, произошел небольшой скандальчик довольно странного свойства. Постельников и его приятель, поэт Трубицын, увезли невесту из-под венца прямо в Сокольники и возвратили ее супругу только на другой день… Жизнь моя вся шла среди подобных
историй, в которых, впрочем, сам я был очень неискусен и слыл «Филимоном».
Вся
история, сколько
помню, состояла в том, что где-то на дороге у какой-то дамы в карете сломалось дышло; мужики за это деревцо запросили двадцать рублей и без того не выпускали барыню вон
из деревни. Дон-Кихот попал на эту
историю и сначала держал к мужикам внушительную речь, а потом, видя бессилие слов, вскочил в свой тарантас и закричал...
Помню, что увлеченный, вероятно, его примером, Тимофей Николаевич, которым в то время бредили московские барыни, в свою очередь, рассказал, своим особенным невозмутимым тоном с пришепетыванием, анекдот об одном лице, державшем у него экзамен
из истории для получения права домашнего учителя.
Она, например, как огня боялась всего, что может действовать на воображенье; а потому ее дочь до семнадцатилетнего возраста не прочла ни одной повести, ни одного стихотворения, а в географии,
истории и даже в естественной
истории частенько ставила в тупик меня, кандидата, и кандидата не
из последних, как ты, может быть,
помнишь.
Вошел маленький, лысый старичок, повар генерала Жукова, тот самый, у которого сгорела шапка. Он присел, послушал и тоже стал вспоминать и рассказывать разные
истории. Николай, сидя на печи, свесив ноги, слушал и спрашивал все о кушаньях, какие готовили при господах. Говорили о битках, котлетах, разных супах, соусах, и повар, который тоже все хорошо
помнил, называл кушанья, каких нет теперь; было, например, кушанье, которое приготовлялось
из бычьих глаз и называлось «поутру проснувшись».
Дурнопечин. Да почему же я должен непременно
помнить прошедшее? Не романы же мне
из него сочинять, не
историю про себя писать… Я, кажется, еще не великий человек.
— Вы, мои дети, должны
помнить из талмуда
историю Бавы-бен-Бута.
Капитану было известно кое-что
из прошедшего Теркина. Об ученических годах они не так давно говорили. И Теркин рассказывал ему свою школьную
историю; только вряд ли
помнил тот фамилию «аспида». Они оба учились в ту эпоху, когда между классом и учителями такого типа, как Перновский, росла взаимная глухая неприязнь, доводившая до взрывов. О прежних годах, когда учителя дружили с учениками, они только слыхали от тех, кто ранее их на много лет кончали курс.
Щеглов служил преподавателем (кажется,
истории) в одной
из петербургских гимназий, и в нем была какая-то смесь"семинара"с учителем, каких я
помнил еще
из моих школьных годов.