Неточные совпадения
— Поезжайте, но вот что, постойте!.. Я ехал к вам с кляузой, с ябедой… — бормотал Егор Егорыч, вспомнив, наконец, о сенаторской ревизии. — Нашу губернию ревизуют, — вы тогда, помните,
помогли мне устроить это, — и ревизующий сенатор —
граф Эдлерс его фамилия — влюбился или, — там я не знаю, — сблизился с племянницей губернатора и все покрывает… Я привез вам докладную записку об этом тамошнего губернского предводителя.
И гость и хозяйка расстались настоящими друзьями, а чтобы
граф еще скорее забыл свое неудачное сватовство, бабушка дала ему на дорогу просьбу
помочь ей отыскать детям француза.
— Но если,
граф, ваша слишком молоденькая для вас жена когда-нибудь вами наскучит и в другую сторону взглянет, то уж тогда я вам
помочь буду не в силах, а вы к графине Хотетовой обратитесь, — пусть она о вас помолится.
«На поверку выходит, что это я
помог путям природы!» — мучительно подумал он, а потом, обратясь к Минодоре, сказал, чтобы она вышла к доктору и попросила его еще раз завтра приехать;
графа Хвостикова и Аделаиду Ивановну он услал в свои комнаты. Старушка поплелась, ведомая под руку Минодорой.
— Поезжайте сейчас же к
графу, Валерьян Александрыч, и просите, чтобы он или взял к себе Анну Павловну, либо
помог бы вам как-нибудь, как знает, а то Мановский сегодня же ночью, пожалуй, опять приедет.
— Ах,
помогите,
помогите,
граф! Я буду вам всю жизнь благодарна!
Мямлин. Электричество больше всего тут
помогает, и мне теперь гораздо лучше!.. Конечно, когда взволнуешься чем, так усиливаются припадки, а сегодня вот я являлся к
графу, потом к нашему новому начальнику, Алексею Николаичу Андашевскому, и, наконец, к вашему превосходительству… Все это очень приятно, но не могло не подействовать.
Граф.
Помогите мне встать, милостивый государь!.. Я как-то… здесь стал на колена. Да
помогите же мне! (Дарья Ивановна перестает смеяться.)
— А это — брат моей жены… — продолжал
граф бормотать, указывая на Пшехоцкого. — Да
помоги же мне! — толкнул он меня под локоть. — Выручи, ради бога!
Рассказав потом о прибытии лейтенанта Христенека и получении Елизаветою русских денег, Чарномский прибавил, что она ему и Доманскому сказала: «Мне
граф Алексей Орлов обещал
помогать во всем, и потому я поеду к нему в Пизу, где я заплачу вам долги и отпущу обоих».
Граф Сегюр терял в Потемкине свою главную опору, и, зная, что Ермолов скорее повредит ему, нежели
поможет, так как считает его другом князя, опасался за успех своего дела.
— Что касается меня, да будет вам мое благословение, выбор хороший, — сказал
граф Стоцкий. — Я даже могу
помочь вам и замолвить словечко ее брату. Он имеет влияние на отца.
— Я в курсе этого дела и могу
помочь в нем, а главное, доставлю вам помощь и
графа Стоцкого…
— Нет, меня
граф просил остаться,
помочь ему занять гостей…
В этом отношении ему очень и очень
помог его друг
граф де Дион.
— Едва ли это
поможет, у него со старым
графом какие-то дела… Он дал ему слово… А в слове отец — кремень…
— Действительно, — отвечала молодая девушка, — ко мне приходил какой-то юродивый, и я ему
помогала и слушала его болтовню и даже предсказания… Я очень люблю все необыденное… Доказательство налицо… Я слушаю вас,
граф, а ваши речи очень малым, по отсутствию смысла, отличаются от речей этого юродивого.
Граф Иосиф Янович сам
помогал Сергею Семеновичу в его сдержанности. Он являлся в дом Зиновьевых только с официальными визитами или по приглашению на даваемые изредка празднества. Но на особую близость не навязывался, совершенно погруженный в водоворот шумной светской жизни. За это ему был благодарен Сергей Семенович.
Австрийский посол
граф Эстергази, некогда лучший друг канцлера, стал требовать не только исполнения договора, но еще и того, чтобы Россия всеми своими силами
помогала Марии-Терезии. Скоро понял он, что от Бестужева ожидать ему нечего, перешел на сторону Шувалова и Воронцова и из приятеля сделался злейшим врагом канцлера. Барона Черкасова, доброго помощника и советника, не было уже в живых. На стороне Бестужева оставалась одна великая княгиня, но в настоящем ее положении она могла мало принести ему пользы.
На письмо это
граф словесно ответил гонцу, что «он сам должен, а почему и не может ей
помочь, а впредь будет стараться».
— Разумеется ничего, — рассеянно сказал
граф. — Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а
помогать укладывать и ехать, ехать завтра… — И
граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
С этими средствами он нуждался очень, и ему
помогали многие, отчасти чувствовавшие некую духовную связь с ним, а отчасти «будировавшие» таким образом против
графа Протасова.
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила
графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей
поможет.
— Ah, chère, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я вас и не узнала,] — с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице
графа. — Je viens d’arriver et je suis à vous pour vous aider à soigner mon oncle, J’imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала
помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались.] — прибавила она, с участием закатывая глаза.
Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что
граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств
помочь делу.