Около Думы народ. Идет заседание. Пробрались в зал. Речь о войне, о
помощи раненым. Какой-то выхоленный, жирный, так пудов на восемь, гласный, нервно поправляя золотое пенсне, возбужденно, с привизгом, предлагает желающим «добровольно положить живот свой за веру, царя и отечество», в защиту угнетенных славян, и сулит за это земные блага и царство небесное, указывая рукой прямой путь в небесное царство через правую от его руки дверь, на которой написано: «Прием добровольцев».
Как только разбойники ушли, молодой монах подошел к лежавшим, желая подать
помощь раненым. Но все разбойники были уже мертвы, только в начальнике их оставалось немного жизни. Монах тотчас же направился к ручейку, бежавшему невдалеке, принес свежей воды в своем кувшине и подал умирающему.
Вот с застывшим выражением глубокой печали на челе, бесстрашно и бесстрастно распоряжается сестра Хвастунова, только что потерявшая любимого мужа, павшего славной смертью героя в битве под Вафангоу, вот сестра Тучкова, жена ротного полкового командира, достойная спутница жизни воина, вот и другие, мужественные, пренебрегающие опасностью, готовые на смерть для великого дела
помощи раненым.
Неточные совпадения
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидав лежавшего на полу господина, что оставил его истекать кровью и убежал за
помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с
помощью трех явившихся докторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали в одно время, уложила
раненого на постель и осталась у него ходить за ним.
Это чувство было и у смертельно
раненого солдата, лежащего между пятьюстами такими же
ранеными на каменном полу Павловской набережной и просящего Бога о смерти, и у ополченца, из последних сил втиснувшегося в плотную толпу, чтобы дать дорогу верхом проезжающему генералу, и у генерала, твердо распоряжающегося переправой и удерживающего торопливость солдат, и у матроса, попавшего в движущийся батальон, до лишения дыхания сдавленного колеблющеюся толпой, и у
раненого офицера, которого на носилках несли четыре солдата и, остановленные спершимся народом, положили наземь у Николаевской батареи, и у артиллериста, 16 лет служившего при своем орудии и, по непонятному для него приказанию начальства, сталкивающего орудие с
помощью товарищей с крутого берега в бухту, и у флотских, только-что выбивших закладки в кораблях и, бойко гребя, на баркасах отплывающих от них.
В самом деле, Зарецкой, атакованный двумя эскадронами латников, после жаркой схватки скомандовал уже: «По три налево кругом — заезжай!», — как дивизион русских улан подоспел к нему на
помощь. В несколько минут неприятельская кавалерия была опрокинута; но в то же самое время Рославлев увидел, что один русской офицер, убитый или
раненый, упал с лошади.
Между тем
раненым надо было подать хоть какую-нибудь первую
помощь.
Те бросились к
раненому и — при
помощи Доурова — связали. Затем стащили Керима в небольшую каморку и заперли его там на ключ.
— Мила… Детка, родная! Что ты говоришь, голубчик ты мой? Оставить тебя одну,
раненую, без
помощи, когда каждую минуту могут появиться, нагрянуть сюда австрийские разъезды, те самые, может быть, что сыплят теперь в нас этими ужасными пулями! Нет, Мила, проси и требуй от меня, чего хочешь, но только не этого, ради Бога!
Быстро и ловко работая в темноте, только изредка освещая
раненое место вспыхивающими и тотчас же гаснущими спичками, Игорь прежде всего обтер кровь при
помощи имевшейся y него на всякий случай ваты и марли, потом крепко забинтовал рану.
При
помощи Милицы, Онуфриев, сам
раненый в бок осколком шрапнели, с трудом взвалил себе на плечи капитана и потащил его по полю.
В первом из боев, при Тюренчене,
раненые шли и ползли без
помощи десятки верст, а в это время сотни врачей и десятки госпиталей стояли без дела.
В течение боя, как я уж говорил, в каждом из бараков работало всего по четыре штатных ординатора. Кончился бой, схлынула волна
раненых, — и из Харбина на
помощь врачам прибыло пятнадцать врачей из резерва. Делать теперь им было решительно нечего.
С
помощью сбежавшейся прислуги
раненого раздели, уложили на диван и сделали первую перевязку.
Все эти
раненые ходят тотчас по наложении повязки при
помощи аппарата доктора Валковича.
Опасение скандала тоже отодвинулось бог весть куда — все забегали, засуетились, укладывали
раненого на постель, требовали докторов и хотели помочь ему, бывшему уже вне всяких средств для
помощи…
Когда пальба стихла, он шагом объезжал поле битвы, всматривался через лорнет в тела убитых и
раненых и приказывал подавать последним
помощь.