Неточные совпадения
Я
спал плохо, раза два просыпался и видел китайцев, сидящих у огня. Время от времени с поля доносилось ржание какой-то неспокойной лошади и собачий лай. Но потом все стихло. Я завернулся
в бурку и заснул крепким сном. Перед солнечным восходом
пала на землю обильная роса. Кое-где
в горах еще тянулся туман. Он словно боялся солнца и старался спрятаться
в глубине лощины. Я проснулся раньше других и стал будить
команду.
Пожарные
в двух этажах, низеньких и душных, были набиты, как сельди
в бочке, и
спали вповалку на нарах, а кругом на веревках сушилось промокшее на пожарах платье и белье. Половина
команды — дежурная — никогда не раздевалась и
спала тут же
в одежде и сапогах.
Козлов уехал,
опалив свои огромные красивые усы, домой, а
в это время дали сбор частей на огромный пожар
в Рогожской и часть
команд отрядили из Зарядья туда.
В ту самую минуту как Милославский, подле которого бились с отчаянием Алексей и человек пять стрельцов,
упал без чувств от сильного сабельного удара, раздался дикий крик казаков, которые, под
командою атаманов, подоспели наконец на помощь к Пожарскому.
Тогда произошло нечто изумительное. Во-первых, Ноздрев бросил
в сведущего человека хлебным шариком и
попал на No 24. Вышло:"Кто пьет вино с рассуждением, тот может потреблять оное не только без ущерба для собственного здоровья, но и с пользою для казны". Во-вторых, по инициативе Ноздрева же, Мартыну Задеке накрепко завязали глаза, потом налили двадцать рюмок разных сортов водок и поставили перед ним. По
команде"пей!" — он выпивал одну рюмку за другой и по мере выпивания выкликал...
«Батальон, пли!» — раздалась
команда, и грянул залп… Вместе с тем грянули и наши орудия. Опять залп, опять орудия, опять залп… Неприятельские выстрелы стихли, наши горнисты заиграли атаку… Раздалась
команда: «Шагом марш!» Та-да, та-да-та-да, та-да-та-та-а, та-ди-та-ди, та-ди-та-да, та-та-а, все чаще, и чаще, и чаще гремела музыка, все быстрее и быстрее шли мы, и все чаще и чаще
падали в наших рядах люди.
В каком-то полусне слышишь сорвавшуюся
команду; когда до бойца остается всего несколько аршин, поносные с страшной силой
падают в воду, поднимаются, опять
падают…
Среди глубокой ночи, когда все кругом
спало мертвым сном, я был разбужен страшным шумом.
В первую минуту, спросонья, мне показалось, что горит наша контора и прискакала пожарная
команда.
Иван Иванович, что с кривым глазом, натолкнул Ивана Никифоровича, хотя и несколько косо, однако ж довольно еще удачно и
в то место, где стоял Иван Иванович; но городничий сделал дирекцию слишком
в сторону, потому что он никак не мог управиться с своевольною пехотою, не слушавшею на тот раз никакой
команды и, как назло, закидывавшею чрезвычайно далеко и совершенно
в противную сторону (что, может, происходило оттого, что за столом было чрезвычайно много разных наливок), так что Иван Иванович
упал на даму
в красном платье, которая из любопытства просунулась
в самую средину.
Но, вопреки Сашкиному сомнению, он не только не подох от русского креста, но не был даже ни разу ранен, хотя участвовал
в трех больших битвах и однажды ходил
в атаку впереди батальона
в составе музыкантской
команды, куда его зачислили играть на флейте. Под Вафангоу он
попал в плен и по окончании войны был привезен на германском пароходе
в тот самый порт, где работали и буйствовали его друзья.
В службе Храпон
попал в «скачки», то есть верховые пожарной
команды в Москву, и вытребовал туда жену; но вскоре и там сделал что-то нехорошее и бежал, а покинутая им жена, имея нрав тихий и робкий, убоялась коловратностей столичной жизни и возвратилась
в Орел.
…Мне было восемнадцать лет, когда я встретил Коновалова.
В то время я работал
в хлебопекарне как «подручный» пекаря. Пекарь был солдат из «музыкальной
команды», он страшно пил водку, часто портил тесто и, пьяный, любил наигрывать на губах и выбивать пальцами на чем
попало различные пьесы. Когда хозяин пекарни делал ему внушения за испорченный или опоздавший к утру товар, он бесился, ругал хозяина беспощадно и при этом всегда указывал ему на свой музыкальный талант.
— Ваше благородие! Вот те и раз! Опять я к вам
в команду попал? Как же теперь?
— А это, — говорит, — ваше благородие, «снасть». Как ваше благородие скомандуете ружья зарядить на берегу, так сейчас добавьте им
команду: «налево кругом», и чтобы фаршированным маршем на кладку, а мне впереди; а как жиды за мною взойдут, так — «оборот лицом к реке», а сами сядьте
в лодку, посередь реки к нам визавидом станьте и дайте
команду: «пли». Они выстрелят и ни за что не
упадут.
«Нет, — говорят те, — не
в Дикманской
пади. Ноне им повыше надо быть. Да и то, никак, вольной
команде нонче
в город возвращаться».
В то время старичок этот был уж
в отставке и жил себе
в Николаевске на спокое,
в собственном домишке. И по старой памяти все он с нашими ребятами из вольной
команды дружбу водил. Вот сидел он тем временем у себя на крылечке и трубку покуривал. Курит трубку и видит:
в Дикманской
пади огонек горит. «Кому же бы это, думает, тот огонек развести?»
Как отъехала вольная
команда, ребята наши повеселели. Володька даже
в пляс пустился, и сейчас мы весь свой страх забыли. Ушли мы
в падь, называемая та
падь Дикманская, потому что немец-пароходчик Дикман
в ней свои пароходы строил… над рекой… Развели огонь, подвесили два котла,
в одном чай заварили,
в другом уху готовим. А дело-то уж и к вечеру подошло, глядишь, и совсем стемнело, и дождик пошел. Да нам
в то время дождик, у огня-то за чаем, нипочем показался.
«Где ноне ваша
команда рыбу ловит? Неужто
в Дикманской
пади?»
Спасенный и спаситель были совершенно мокры, и как из них спасенный был
в сильной усталости и дрожал и
падал, то спаситель его, солдат Постников, не решился его бросить на льду, а вывел его на набережную и стал осматриваться, кому бы его передать, А меж тем, пока все это делалась, на набережной показались сани,
в которых сидел офицер существовавшей тогда придворной инвалидной
команды (впоследствии упраздненной).
Солдат говорил, что он «богу и государю виноват без милосердия», что он стоял на часах и, заслышав стоны человека, тонувшего
в полынье, долго мучился, долго был
в борьбе между служебным долгом и состраданием, и, наконец, на него
напало искушение, и он не выдержал этой борьбы: покинул будку, соскочил на лед и вытащил тонувшего на берег, а здесь, как на грех, попался проезжавшему офицеру дворцовой инвалидной
команды.
Там вон несут замертво окровавленного человека: ящиком, говорят, зашибло, а сейчас опять пронесли обгорелого солдата пожарной
команды с переломленными ногами: с крыши
упал в самое полымя.
Радостно отдавались эти удары
в его сердце и далеко не так радостно для матросов: они стояли шестичасовые вахты, и смена им была
в шесть часов утра. Да и подвахтенным оставалось недолго
спать.
В пять часов вся
команда вставала и должна была после утренней молитвы и чая начать обычную утреннюю чистку и уборку корвета.
Прошу и того мне не причесть
в вину, буде я по обстоятельству дела принужден буду, для спасения моей жизни и
команду оставя, уехать
в Россию и
упасть к священным стопам вашего императорского величества, препоручая мою
команду одному из генералов, по мне младшему, какой здесь налицо будет.
За ужином главный врач, вздыхая, ораторствовал: — Да! Если мы на том свете будем гореть, то мне придется
попасть на очень горячую сковородку. Вот приходил сегодня наш хозяин. Должно быть, он хотел взять три мешка рису, которые зарыл
в погребе; а их уж раньше откопала наша
команда. Он, может быть, только на них и рассчитывал, чтобы не помереть с голоду, а поели рис наши солдаты.
Застоявшиеся, исхудалые лошади выходили из вагонов, боязливо ступая на шаткие сходни.
Команда копошилась на платформах, скатывая на руках фуры и двуколки. Разгружались часа три. Мы тем временем пообедали на станции,
в тесном, людном и грязном буфетном зале. Невиданно-густые тучи мух шумели
в воздухе, мухи сыпались
в щи,
попадали в рот. На них с веселым щебетаньем охотились ласточки, носившиеся вдоль стен зала.
Только это серая мгла по низу по стволам пробилась, вскочил ротный, будто и не
спал. Глянул округ себя, да так по невидимой фуражке себя и хлопнул. Вся его
команда не то чтобы львы, будто коты мокрые стоят
в одну шеренгу во всей своей натуральности… Даже смотреть тошно. Веревочка между ими обвисла, сами
в землю потупились, а Каблуков всех кислее, чисто как конокрад подшибленный.
— Я тогда
в гусарах служил и под его
команду попал…
Оставив свою
команду в первой комнате, где
спал бессменный ординарец регентова брата измайловский сержант Щербинин, осторожный Манштейн подошел к дверям спальни Густава и окликнул его.
Сделали клич
команде обер-гофкомиссара, велели ей идти цепью, одному
в нескольких шагах от другого, чтобы не сбиться с дороги и не
попасть в Фонтанку, и
в таком гусином порядке двинулись к квартире Липмана, на берег Невы. Выдираясь из развалин, не раз
падали на груды камня.
Петр немедленно приказал всем лодкам, числом до тридцати, построиться на два отделения; одному, под
командою Меншикова, пристать у берега острова
в лесу с тем, чтобы это отделение, по первому условленному сигналу,
напало на ближайшее неприятельское судно; а сам, по обыкновению своему, предоставя себе труднейший подвиг, с остальными лодками отправился далее на взморье
в обход неприятеля.
Зато и мышиную свою
команду уж он не выдавал, — ни одного кота
в дом нипочем не допустит. Чуть который мурло из-за ободранной доски покажет, чичас его домовик кочергой по усам, кот так и вскинется.
Попал шар
в лузу, да и выскочил.