Неточные совпадения
Догадку эту отчасти оправдывает то обстоятельство, что в глуповском архиве до сих
пор существует листок, очевидно принадлежавший к полной биографии Двоекурова и до такой степени перемаранный, что, несмотря на все усилия, издатель «Летописи» мог разобрать лишь следующее: «Имея немалый рост… подавал твердую
надежду, что…
Даже не было
надежды, чтоб ее пригласили, именно потому, что она имела слишком большой успех в свете, и никому в голову не могло прийти, чтоб она не была приглашена до сих
пор.
Прошло с тех
пор много времени: я проникла во все тайны души твоей… и убедилась, что то была
надежда напрасная.
Как рано мог он лицемерить,
Таить
надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться гордым и послушным,
Внимательным иль равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а
поройБлистал послушною слезой!
Да, может быть, боязни тайной,
Чтоб муж иль свет не угадал
Проказы, слабости случайной…
Всего, что мой Онегин знал…
Надежды нет! Он уезжает,
Свое безумство проклинает —
И, в нем глубоко погружен,
От света вновь отрекся он.
И в молчаливом кабинете
Ему припомнилась
пора,
Когда жестокая хандра
За ним гналася в шумном свете,
Поймала, за ворот взяла
И в темный угол заперла.
Боже мой, что слышалось в этом пении!
Надежды, неясная боязнь гроз, самые грозы,
порывы счастия — все звучало, не в песне, а в ее голосе.
А другой быстро, без всяких предварительных приготовлений, вскочит обеими ногами с своего ложа, как будто боясь потерять драгоценные минуты, схватит кружку с квасом и, подув на плавающих там мух, так, чтоб их отнесло к другому краю, отчего мухи, до тех
пор неподвижные, сильно начинают шевелиться, в
надежде на улучшение своего положения, промочит горло и потом падает опять на постель, как подстреленный.
С тех
пор как у Райского явилась новая задача — Вера, он реже и холоднее спорил с бабушкой и почти не занимался Марфенькой, особенно после вечера в саду, когда она не подала никаких
надежд на превращение из наивного, подчас ограниченного, ребенка в женщину.
Ему было неловко оттого, что он так не в
пору и некстати открыл ей свои
надежды, на которые она ответила ему страшной откровенностью, — неловко и за нее, и за себя.
А пока глупая
надежда слепо шепчет: «Не отчаивайся, не бойся ее суровости: она молода; если бы кто-нибудь и успел предупредить тебя, то разве недавно, чувство не могло упрочиться здесь, в доме, под десятками наблюдающих за ней глаз, при этих наростах предрассудков, страхов, старой бабушкиной морали. Погоди, ты вытеснишь впечатление, и тогда…» и т. д. — до тех
пор недуг не пройдет!
— А заметили ли вы, что Вера с некоторых
пор как будто… задумчива? — нерешительно спросил Райский, в
надежде, не допытается ли как-нибудь от бабушки разрешения своего мучительного «вопроса» о синем письме.
Я тогда выздоравливал, а стало быть, такие
порывы могли быть неминуемым следствием состояния моих нервов; но в ту самую светлую
надежду я верю и теперь — вот что я хотел теперь записать и припомнить.
Я удивляюсь, как их еще по сю
пору нет на мысе Доброй
Надежды?
Для
Надежды Васильевны одно открытие следовало за другим, точно она приехала в какое-то неизвестное ей до сих
пор царство.
Она здесь, в Узле, — вот о чем думал Привалов, когда возвращался от Павлы Ивановны. А он до сих
пор не знал об этом!.. Доктор не показывается и, видимо, избегает встречаться с ним. Ну, это его дело. В Привалове со страшной силой вспыхнуло желание увидать
Надежду Васильевну, увидать хотя издали… Узнает она его или нет? Может быть, отвернется, как от пьяницы и картежника, которого даже бог забыл, как выразилась бы Павла Ивановна?
— Я думал об этом,
Надежда Васильевна, и могу вам сказать только то, что Зося не имеет никакого права что-нибудь говорить про вас, — ответил доктор. — Вы, вероятно, заметили уже, в каком положении семейные дела Зоси… Я с своей стороны только могу удивляться, что она еще до сих
пор продолжает оставаться в Узле. Самое лучшее для нее — это уехать отсюда.
Слова старика сразу согнали с людей апатию. Все оживились, поднялись на ноги. Дождь утратил постоянство и шел
порывами, переходя то в ливень, то в изморось. Это вносило уже некоторое разнообразие и давало
надежду на перемену погоды. В сумерки он начал заметно стихать и вечером прекратился совсем. Мало-помалу небо стало очищаться, кое-где проглянули звезды…
До сих
пор я все еще не терял
надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно, и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места, почти совсем потонувшие во мгле, пошел себе прямо, по звездам — наудалую…
Он рассказывал мне потом, что в ту
пору ему пришлось пережить нравственно три долгих фазиса: первый, самый долгий и мучительный, — уверенность в неминуемой гибели; каторжниками овладела паника, и они выли; детей и женщин пришлось отправить в шлюпке под командой офицера по тому направлению, где предполагался берег, и шлюпка скоро исчезла в тумане; второй фазис — некоторая
надежда на спасение: с Крильонского маяка донесся пушечный выстрел, извещавший, что женщины и дети достигли берега благополучно; третий — полная уверенность в спасении, когда в туманном воздухе вдруг раздались звуки корнет-а-пистона, на котором играл возвращавшийся офицер.
Поджидал весточки от вас, но, видно, надобно первому начать с вами беседу, в
надежде что вы [не] откажете уделить мне минутку вашего досуга, Вы должны быть уверены, что мне всегда будет приятно хоть изредка получить от вас словечко: оно напомнит мне живо то время, в котором до сих
пор еще живу; часто встречаю вас в дорогих для всех нас воспоминаниях.
Лиза до сих
пор как-то не замечала этого, ожидая Бертольди; но теперь, потеряв
надежду на ее возвращение, она стала прислушиваться.
По мере удаления от предметов, связанных с тяжелыми воспоминаниями, наполнявшими до сей
поры мое воображение, воспоминания эти теряют свою силу и быстро заменяются отрадным чувством сознания жизни, полной силы, свежести и
надежды.
"Стало быть, нужно отступить?" — спросишь ты меня и, конечно, спросишь с негодованием. Мой друг! я слишком хорошо понимаю это негодование, я слишком ценю благородный источник его, чтоб ответить тебе сухим:"Да, лучше отступить!"Я знаю, кроме того, что подобные ответы не успокоивают, а только раздражают. Итак, поищем оба, не блеснет ли нам в темноте луч
надежды, не бросит ли нам благосклонная судьба какого-нибудь средства, о котором мы до сих
пор не думали?
Прошла
пора детских игр и юношеских увлечении, прошла
пора жарких мечтаний и томительных, но сладостных
надежд.
Но на замужество Ольги
надежда была плохая, особливо с тех
пор, как она отказалась поселиться у
Надежды Федоровны.
Так лучше уже прямо, без рассуждений, принять на веру, что все эти стремления,
надежды и
порывы суть"неотносящиеся дела", которые злоухищренно и преднамеренно выдумал зачинщик Тяпкин-Ляпкин.
До тех
пор пока есть маленькая, беспричинная
надежда хотя на неполное такое счастие, о котором я мечтаю, я еще не могу спокойно строить для себя воображаемое счастие.
Иона чувствует за своей спиной вертящееся тело и голосовую дрожь горбача. Он слышит обращенную к нему ругань, видит людей, и чувство одиночества начинает мало-помалу отлегать от груди. Горбач бранится до тех
пор, пока не давится вычурным, шестиэтажным ругательством и не разражается кашлем. Длинные начинают говорить о какой-то
Надежде Петровне. Иона оглядывается на них. Дождавшись короткой паузы, он оглядывается еще раз и бормочет...
Нас мгла и тревоги встречали,
Порой заграждая нам путь.
Хотелось нередко в печали
Свободною грудью вздохнуть,
Но дни проходили чредою,
Все мрак и все злоба вокруг —
Не падали духом с тобою
Мы, горем исполненный друг!
И крепла лишь мысль и стремилась
К рассвету, к свободе вперед —
Туда, где любовь сохранилась,
Где солнце
надежды взойдет!
— Один, один он мне остался теперь, одна
надежда моя! — всплеснул он вдруг руками, как бы внезапно пораженный новою мыслию, — теперь один только он, мой бедный мальчик, спасет меня и — о, что же он не едет! О сын мой, о мой Петруша… и хоть я недостоин названия отца, а скорее тигра, но… laissez-moi, mon ami, [оставьте меня, мой друг (фр.).] я немножко полежу, чтобы собраться с мыслями. Я так устал, так устал, да и вам, я думаю,
пора спать, voyez-vous, [вы видите (фр.).] двенадцать часов…
— Вы поймете тогда тот
порыв, по которому в этой слепоте благородства вдруг берут человека даже недостойного себя во всех отношениях, человека, глубоко не понимающего вас, готового вас измучить при всякой первой возможности, и такого-то человека, наперекор всему, воплощают вдруг в какой-то идеал, в свою мечту, совокупляют на нем все
надежды свои, преклоняются пред ним, любят его всю жизнь, совершенно не зная за что, — может быть, именно за то, что он недостоин того…
Какая прелесть
Надежда Николаевна даже до сих
пор!
В этой
надежде приехал он в свое место и начал вредить. Вредит год, вредит другой. Народное продовольствие — прекратил, народное здравие — упразднил, письмена — сжег и пепел по ветру развеял. На третий год стал себя проверять — что за чудо! — надо бы, по-настоящему, вверенному краю уж процвести, а он даже остепеняться не начинал! Как ошеломил он с первого абцуга обывателей, так с тех
пор они распахня рот и ходят…
— Послушай, князь, ты сам себя не бережешь; такой, видно, уж нрав у тебя; но бог тебя бережет. Как ты до сих
пор ни лез в петлю, а все цел оставался. Должно быть, не написано тебе пропасть ни за что ни про что. Кабы ты с неделю тому вернулся, не знаю, что бы с тобой было, а теперь, пожалуй, есть тебе
надежда; только не спеши на глаза Ивану Васильевичу; дай мне сперва увидеть его.
Его отправляют в
надежде, что он там и останется, как десять лет тому назад было с отказавшимся в Твери от военной службы другим молодым человеком, которого мучили в сумасшедшем доме до тех
пор, пока он покорился.
Вершина была в досаде: до этой
поры она еще не теряла
надежды пристроить Марту за Передонова, самой выйти за Мурина, — и вот все нарушено.
Как бы то ни было, но Феденька достиг предмета своих вожделений. Напутствуемый всевозможными пожеланиями, он отправился в Навозный край, я же остался у Дюссо. С тех
пор мы виделись редко, урывками, во время наездов его в Петербург. И я с сожалением должен сознаться, что мои
надежды на его добросердечие и либерализм очень скоро разрушились.
Я же льщу себя
надеждой, что господа помпадуры приобретут мою книгу, хотя бы для того только, чтоб поощрить мою попытку пролить некоторый свет в эту своеобразную сферу жизненной деятельности, в которой до сих
пор все было так темно и неопределенно.
— До тех
пор, покуда… — сказала
Надежда Петровна, и голос ее оборвался.
— Познакомим…
Пора, Любовь,
пора! На Фому
надежда плоха… хоть я и не отступлюсь от него…
Но вот наконец все уложено; я вздыхаю свободнее, зажмуриваясь бегу к постели и ложусь спать, с сладкою
надеждой, что завтра, в эту
пору, Петербург, с его шумом и наваждениями, останется далеко позади меня…
Надежда Антоновна (Василькову). Благодарю вас, нам
пора ехать. Прошу вас бывать у нас.
Надежда Антоновна. С некоторых
пор я только такие известия и получаю.
Послушав же меня, она сказала: «Вот как надо читать», и с тех
пор, несмотря на летнее время, которое она обыкновенно проводила в своем чудесном саду,
Надежда Ивановна каждый день заставляла меня читать часа по два и более.
Как это бывает у громадного большинства супругов, раньше у Лаевского и у
Надежды Федоровны ни один обед не обходился без капризов и сцен, но с тех
пор, как Лаевский решил, что он уже не любит, он старался во всем уступать
Надежде Федоровне, говорил с нею мягко и вежливо, улыбался, называл голубкой.
Когда Федосей, пройдя через сени, вступил в баню, то остановился пораженный смутным сожалением; его дикое и грубое сердце сжалось при виде таких прелестей и такого страдания: на полу сидела, или лучше сказать, лежала Ольга, преклонив голову на нижнюю ступень полкá и поддерживая ее правою рукою; ее небесные очи, полузакрытые длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны этой мрачной и таинственной поэзии, которую так нестройно, так обильно изливают взоры безумных; можно было тотчас заметить, что с давних
пор ни одна алмазная слеза не прокатилась под этими атласными веками, окруженными легкой коришневатой тенью: все ее слезы превратились в яд, который неумолимо грыз ее сердце; ржавчина грызет железо, а сердце 18-летней девушки так мягко, так нежно, так чисто, что каждое дыхание досады туманит его как стекло, каждое прикосновение судьбы оставляет на нем глубокие следы, как бедный пешеход оставляет свой след на золотистом дне ручья; ручей — это
надежда; покуда она светла и жива, то в несколько мгновений следы изглажены; но если однажды
надежда испарилась, вода утекла… то кому нужда до этих ничтожных следов, до этих незримых ран, покрытых одеждою приличий.
— Небо или ад… а может быть и не они; твердое намерение человека повелевает природе и случаю; — хотя с тех
пор как я сделался нищим, какой-то бешеный демон поселился в меня, но он не имел влияния на поступки мои; он только терзал меня; воскрешая умершие
надежды, жажду любви, — он странствовал со мною рядом по берегу мрачной пропасти, показывая мне целый рай в отдалении; но чтоб достигнуть рая, надобно было перешагнуть через бездну. Я не решился; кому завещать свое мщение? кому его уступить?
Счастлив еще: его мученья
Друзья готовы разделять
И вместе плакать и страдать…
Но кто сего уж утешенья
Лишен в сей жизни слез и бед,
Кто в цвете юных пылких лет
Лишен того, чем сердце льстило,
Чем счастье издали манило…
И если годы унесли
Пору цветов искать как прежде
Минутной радости в
надежде;
Пусть не живет тот на земли.
Теперь я смотрел на женщину и видел, что это — человек, перешибленный пополам.
Надежда закралась в нее, потом тотчас умирала. Она еще раз всплакнула и ушла темной тенью. С тех
пор меч повис над женщиной. Каждую субботу беззвучно появлялась в амбулатории у меня. Она очень осунулась, резче выступили скулы, глаза запали и окружились тенями. Сосредоточенная дума оттянула углы ее губ книзу. Она привычным жестом разматывала платок, затем мы уходили втроем в палату. Осматривали ее.
Гельфрейх достал где-то для
Надежды Николаевны огромную рукопись, содержавшую в себе проект какого-то важного лица, — проект, по которому Россия должна была быть облагодетельствована в самом непродолжительном времени, и она переписывала ее щегольским крупным почерком. Так как облагодетельствование России требовало большой работы мысли, то проект исправлялся и дополнялся без конца и, кажется, и до сих
пор не приведен к окончанию. Кто-то переписывает его теперь, после
Надежды Николаевны?