Неточные совпадения
— В разврате! Ну вот вы куда! А впрочем, по
порядку прежде отвечу вам насчет женщины вообще; знаете, я расположен болтать. Скажите, для чего я буду себя сдерживать? Зачем же бросать женщин, коли я хоть до них охотник? По крайней мере,
занятие.
Скучное дело качка; все недовольны; нельзя как следует читать, писать, спать; видны также бледные, страдальческие лица.
Порядок дня и ночи нарушен, кроме собственно морского
порядка, который, напротив, усугублен. Но зато обед, ужин и чай становятся как будто посторонним делом.
Занятия, беседы нет… Просто нет житья!
Виктор Николаич мирился с таким
порядком вещей, потому что на свободе мог вполне предаваться своему любимому
занятию — политике.
У нас было тоже восемь лошадей (прескверных), но наша конюшня была вроде богоугодного заведения для кляч; мой отец их держал отчасти для
порядка и отчасти для того, чтоб два кучера и два форейтора имели какое-нибудь
занятие, сверх хождения за «Московскими ведомостями» и петушиных боев, которые они завели с успехом между каретным сараем и соседним двором.
На другой день после приезда кузина ниспровергла весь
порядок моих
занятий, кроме уроков; самодержавно назначила часы для общего чтения, не советовала читать романы, а рекомендовала Сегюрову всеобщую историю и Анахарсисово путешествие.
У нас все в известном тебе
порядке. В жары я большею частью сижу дома, вечером только пускаюсь в поход. Аннушка пользуется летом сколько возможно, у нее наверху прохладно и мух нет. Видаемся мы между собой попрежнему, у каждого свои
занятия — коротаем время, как кто умеет. Слава богу, оно не останавливается.
С лишним месяц, как я переселился к Ивашеву, — хозяева мои необыкновенно добры ко мне, сколько возможно успокаивают меня; я совершенно без забот насчет житейских ежедневных нужд, но все не в своей тарелке;
занятия не приходят в
порядок; задумываюсь без мысли и не могу поймать прежнего моего веселого расположения духа.
По диванам и козеткам довольно обширной квартиры Райнера расселились: 1) студент Лукьян Прорвич, молодой человек, недовольный университетскими
порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни; 2) Неофит Кусицын, студент, окончивший курс, — маленький, вострорыленький, гнусливый человек, лишенный средств совладать с своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в ряду первых поборников естественной жизни; 3) Феофан Котырло, то, что поляки характеристично называют wielke nic, [Букв.: великое ничто (польск.).] — человек, не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник; 4) лекарь Сулима, человек без
занятий и без определенного направления, но с непреодолимым влечением к бездействию и покою; лицом черен, глаза словно две маслины; 5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде пристроиваться на чужой счет и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры; искателен и не прочь действовать исподтишка против лучшего из своих благодетелей; 6) Емельян Бочаров, толстый белокурый студент, способный на все и ничего не делающий; из всех его способностей более других разрабатывается им способность противоречить себе на каждом шагу и не считаться деньгами, и 7) Авдотья Григорьевна Быстрова, двадцатилетняя девица, не знающая, что ей делать, но полная презрения к обыкновенному труду.
Вообще наши арестантики могли бы любить животных, и если б им это позволили, они с охотою развели бы в остроге множество домашней скотины и птицы. И, кажется, что бы больше могло смягчить, облагородить суровый и зверский характер арестантов, как не такое, например,
занятие? Но этого не позволяли. Ни
порядки наши, ни место этого не допускали.
Нет, лучше уж совсем изъять главу о духовном развитии из программы
занятий международного конгресса, нежели подвергаться риску выслушиванья каких-то аттестаций от людей, которые, быть может, и мундира-то
порядком носить не умеют!
Порядок дневных
занятий от него зависел.
— Вот, сударь, — начал г. Ратч и ударил себя по ляжке, — в каких
занятиях вы нас с Сусанной Ивановной застали: счетами занимаемся. Супруга моя в «арихметике» не сильна, а я, признаться, глаза свои берегу. Без очков не могу читать, что прикажете делать? Пускай же молодежь потрудится, ха-ха!
Порядок требует. Впрочем, дело не к спеху… Спешить, смешить, блох ловить, ха-ха!
Но в уединенных
занятиях его никогда, даже и теперь, не было
порядка и определенной системы; теперь был один только первый восторг, первый жар, первая горячка художника.
У них ведь нет никакой подготовки к
занятию общественными интересами, да и быть не может при настоящем
порядке вещей.
Они оставляли приезжих в покое и сами обращались к своим обыденным
занятиям, в которых наблюдали строгий
порядок — очень противный для людей с истинной «широкой натурой».
Но я ничему этому не внимал и погрузился в книги и ученье, как мышь в кадку с мукою, откуда выглядывал на свет божий робко, изредка, с застенчивою дикостью и большою неохотою. Притом же, удерживая сравнение себя с утонувшею в муке мышью, я должен сказать, что, найдя вкус и удовольствие в
занятиях науками, я и наружу выглядывал, как бы обсыпанная мукою мышь, и уже в столь ранние мои годы начал казаться изрядным чудаком. Но буду по возможности держаться в своем повествовании
порядка.
Обреченный жить вдали от государственной и военной деятельности, он весь отдался
занятию с гатчинским гарнизоном, где, под влиянием своего воспитателя графа Панина, завел прусские
порядки, но эти
занятия, не удовлетворяли его вполне.
Потом говорит Нюра… Говорит про гимназию, про ее
порядки, про
занятия и шалости гимназисток… В болтовне живо проходит время. Не заметили, как обошли полгорода, прокружили часа два без передышки, очутились на гранитной набережной величавой красавицы Невы.
Только раз, возвращаясь в свою комнату после
занятий с Володей, я услыхал где-то близко плачущий голос самой маленькой: это было так необычно, так не в
порядке дома, что я остановился и наконец открыл тихо дверь, за которой находилась девочка.