Неточные совпадения
Одна из
последних подошла проститься с покойницей какая-то крестьянка с хорошенькой пятилетней
девочкой на руках, которую, бог знает зачем, она принесла сюда.
Дочь вышла замуж и не навещает, а на руках два маленькие племянника (своих-то мало), да взяли, не кончив курса, из гимназии
девочку, дочь свою
последнюю, через месяц только что шестнадцать лет минет, значит, через месяц ее и выдать можно.
Он обернулся к ней. Та сбежала
последнюю лестницу и остановилась вплоть перед ним, ступенькой выше его. Тусклый свет проходил со двора. Раскольников разглядел худенькое, но милое личико
девочки, улыбавшееся ему и весело, по-детски, на него смотревшее. Она прибежала с поручением, которое, видимо, ей самой очень нравилось.
В
последнее время она стала все чаще и больше разговаривать с своею старшей
девочкой, десятилетнею Поленькой, которая хотя и многого еще не понимала, но зато очень хорошо поняла, что нужна матери, и потому всегда следила за ней своими большими умными глазками и всеми силами хитрила, чтобы представиться все понимающею.
Это подобно, как у великих художников в их поэмах бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом с болью припоминаются, — например,
последний монолог Отелло у Шекспира, Евгений у ног Татьяны, или встреча беглого каторжника с ребенком, с
девочкой, в холодную ночь, у колодца, в «Miserables» [«Отверженных» (франц.).]
Правда, иногда Антонида Ивановна думала о том, что хорошо бы иметь
девочку и мальчика или двух
девочек и мальчика, которых можно было бы одевать по
последней картинке и вывозить в своей коляске, но это желание так и оставалось одним желанием, — детей у Половодовых не было.
Биографию этой
девочки знали, впрочем, у нас в городе мало и сбивчиво; не узнали больше и в
последнее время, и это даже тогда, когда уже очень многие стали интересоваться такою «раскрасавицей», в какую превратилась в четыре года Аграфена Александровна.
И я не увидел их более — я не увидел Аси. Темные слухи доходили до меня о нем, но она навсегда для меня исчезла. Я даже не знаю, жива ли она. Однажды, несколько лет спустя, я мельком увидал за границей, в вагоне железной дороги, женщину, лицо которой живо напомнило мне незабвенные черты… но я, вероятно, был обманут случайным сходством. Ася осталась в моей памяти той самой
девочкой, какою я знавал ее в лучшую пору моей жизни, какою я ее видел в
последний раз, наклоненной на спинку низкого деревянного стула.
Я хотел ответить, по обыкновению, шуткой, но увидел, что она не одна. За низким заборчиком виднелись головки еще двух
девочек. Одна — ровесница Дембицкой, другая — поменьше.
Последняя простодушно и с любопытством смотрела на меня. Старшая, как мне показалось, гордо отвернула голову.
— Дурак! Сейчас закроют библиотеку, — крикнул брат и, выдернув книгу, побежал по улице. Я в смущении и со стыдом последовал за ним, еще весь во власти прочитанного, провожаемый гурьбой еврейских мальчишек. На
последних, торопливо переброшенных страницах передо мной мелькнула идиллическая картина: Флоренса замужем. У нее мальчик и
девочка, и… какой-то седой старик гуляет с детыми и смотрит на внучку с нежностью и печалью…
Анна Михайловна еще более покраснела и, быстро наклонившись, с порывом страстной нежности обняла
девочку;
последняя приняла неожиданно-бурную ласку все с тем же ясным, хотя и несколько удивленным взглядом.
Это история женщины, доведенной до отчаяния; ходившей с своею
девочкой, которую она считала еще ребенком, по холодным, грязным петербургским улицам и просившей милостыню; женщины, умиравшей потом целые месяцы в сыром подвале и которой отец отказывал в прощении до
последней минуты ее жизни и только в
последнюю минуту опомнившийся и прибежавший простить ее, но уже заставший один холодный труп вместо той, которую любил больше всего на свете.
Я не знал еще, что такое голод, но при
последних словах
девочки у меня что-то повернулось в груди, и я посмотрел на своих друзей, точно увидал их впервые. Валек по-прежнему лежал на траве и задумчиво следил за парившим в небе ястребом. Теперь он не казался уже мне таким авторитетным, а при взгляде на Марусю, державшую обеими руками кусок булки, у меня заныло сердце.
На время небо опять прояснилось; с него сбежали
последние тучи, и над просыхающей землей, в
последний раз перед наступлением зимы, засияли солнечные дни. Мы каждый день выносили Марусю наверх, и здесь она как будто оживала;
девочка смотрела вокруг широко раскрытыми глазами, на щеках ее загорался румянец; казалось, что ветер, обдававший ее своими свежими взмахами, возвращал ей частицы жизни, похищенные серыми камнями подземелья. Но это продолжалось так недолго…
«Однако я нынче в моде. Славная
девочка», — подумал Ромашов, простившись с Катей. Но он не мог удержаться, чтобы и здесь в
последний раз не подумать о себе в третьем лице красивой фразой...
Елена очень тосковала и долго по ночам заснуть не могла, когда узнала о смерти Кати.
Последние слова нищей
девочки беспрестанно звучали у ней в ушах, и ей самой казалось, что ее зовут…
Илья слушал и молчал. Он понимал, что Маша пристроилась лучше, чем можно было ожидать. Но всё же ему было жалко
девочку.
Последнее время он почти не видал её, не думал о ней, а теперь ему вдруг показалось, что без Маши дом этот стал грязнее.
Мы вошли в малую операционную, и я, как сквозь завесу, увидал блестящие инструменты, ослепительную лампу, клеенку… В
последний раз я вышел к матери, из рук которой
девочку еле вырвали. Я услыхал лишь хриплый голос, который говорил: «Мужа нет. Он в городу. Придет, узнает, что я наделала, — убьет меня!»
Голубые глаза склонились ко мне с несомненною улыбкою, но остальное лицо оставалось неподвижно. Это было
последним нашим свиданием. К вечеру того же дня
девочка умерла, и мощный отец, хотя и ожидавший этого конца, упал в обморок.
— Но нельзя же, — возражал отец, — оставить в поле погибающего человека. Без сторонней помощи это семейство погибнет. Ведь последняя-то
девочка Анюта осталась году.
В заключение портрета скажу, что он назывался Григорий Александрович Печорин, а между родными просто Жорж, на французский лад, и что притом ему было 23 года, — и что у родителей его было 3 тысячи душ в Саратовской, Воронежской и Калужской губернии, —
последнее я прибавляю, чтоб немного скрасить его наружность во мнении строгих читателей! — виноват, забыл включить, что Жорж был единственный сын, не считая сестры, 16-летней
девочки, которая была очень недурна собою и, по словам маменьки (папеньки уж не было на свете), не нуждалась в приданом и могла занять высокую степень в обществе, с помощию божией и хорошенького личика и блестящего воспитания.
Вера Дмитриевна почувствовала, что проговорилась, но успокоилась тем, что Варенька, ветреная
девочка, не обратит внимания на ее
последние слова или скоро позабудет их. Вера Дмитриевна, к несчастию ее, была одна из тех женщин, которые обыкновенно осторожнее и скромнее других, но в минуты страсти проговариваются.
— Все, как было, — сказала Вера, оглядываясь. — В
последний раз я была здесь еще
девочкой, лет десять назад. Помню, выезжал за мной тогда старик Борис. Что, он жив еще?
— Ну вот… Я, конечно, надеюсь, что моя
девочка выздоровеет. Но… спаси Бог… вдруг ее болезнь окончится плохо… вдруг
девочка умрет?.. Подумайте только: ведь меня всю жизнь будет мучить мысль, что я не исполнил ее
последнего желания!..
О ту пору, как с Кожиёном это в
последний раз сделалось, на том же поле, где был он и три мужика, случились еще две небольшие крестьянские
девочки, которые пришли на заросшую межу ломать полынь для веников.
— Какое! и слушать ничего не хочет, и не верит. Ведь он, — говорю вам, бог для них. Совсем забрал в руки
девочку, так что в
последнее время со мною даже гораздо холоднее стала, а уж на что были друзьями.
Меня окружали вызывающе недоброжелательные лица. Моего единственного друга, Милы Перской, среди
девочек не было: она крепко спала, не слыша ни звонка, ни шума, свернувшись калачиком на своей постели. Но отступать я не привыкла. И хватаясь, как утопающий за соломинку, за
последнее средство, я кинулась к жертве насмешниц...
Между тем Наташа, все еще не пришедшая в себя, стояла подле тети Лели, крепко вцепившись в руку горбуньи.
Последняя, взволнованная не менее
девочки, молчала. Но по частым глубоким взглядам, бросаемым на нее доброй горбуньей, Наташа чувствовала, как благодарна и признательна ей нежная душа тети Лели за ее наивное, но горячее заступничество.
Маленьких узников выпускали из ящика только в часы прогулок. За это время они могли бегать и резвиться вволю.
Девочки караулили «своих «деток», как они называли котят, чтобы
последние не попались на глаза надзирательницам или, еще того хуже, «самой» (начальнице приюта), так как присутствие домашних животных, как переносителей заразы, всевозможных болезней (так было написано в приютском уставе), строго воспрещалось здесь.
Последней полусознательной Дуниной мыслью было броситься будить Антонину Николаевну, помещение которой находилось по другую сторону умывальной комнаты. Едва владея собою,
девочка бросилась к двери.
Последняя сконфузилась еще больше. Но в это время к Наташе подошел молоденький Вальтер Фукс и, поместившись между нею и Любочкой, стал усердно угощать обеих
девочек.
Софья Петровна с Нан давно уже не посещала приюта. Всю
последнюю зиму она провела в Швейцарии, где вот уже четыре года училась в женской коллегии Нан.
Девочка оказалась весьма слабого здоровья, и доктора запретили ей петербургский климат.
Последняя фраза прозвучала насмешливо, и ярко-розовое личико Наташи побледнело как-то сразу. Самолюбивая, избалованная
девочка не прощала обид…
Простудилась ли, бегая босая после бани в предыдущую ночь,
девочка, или тяжелые впечатления, пережитые ею за
последнее время, и резкая перемена обстановки отразились на ней и потрясли хрупкий организм изнеженного подростка, но факт был налицо: Наташа умирала.
А благонравие и благоразумие
последней еще более привязывали Павлу Артемьевну к
девочке.
Тут
девочка быстро оторвала платок от глаз, взглянула влажным от слез взглядом и с громким, радостным криком повисла на шее у
последней.
Последняя с первого же дня поступления в приют Дуни особенно нежно полюбила
девочку.
Эта безмолвная признательность больше всяких слов тронула
девочку, и она еще теснее прильнула к худенькой груди калеки.
Последняя глубоко задумалась, глядя на серебристую полосу реки, сквозившей сквозь решетку сада.
В
последней толпе было много и старух, и небольших
девочек, взрослые же девки и все молодые женщины оставались еще на селе, но не для того, чтобы бездействовать, — нет, совсем напротив: им тоже была важная работа, и, для наблюдения строя над ними, Сухим Мартыном была поставлена своя особая главариха, старая вдова Мавра, с красными змеиными глазами без век и без ресниц, а в подмогу ей даны две положницы: здоровенная русая девка Евдоха, с косой до самых ног, да бойкая гулевая солдатка Веретеница.
Но
девочка все острей и острей глядела в одну точку и не обращала внимания на
последние мачехины слова.
Наконец,
последняя, Валя Лер, была живая, маленькая
девочка, немного выше Крошки, с прелестным личиком саксонской куколки и удивительно метким язычком, которого побаивались в классе.
После обедни нас повели завтракать… Старшие, особенно шумно и нервно настроенные, не касались подаваемых им в «
последний раз» казенных блюд. Обычную молитву перед завтраком они пропели дрожащими голосами. После завтрака весь институт, имея во главе начальство, опекунов, почетных попечителей, собрался в зале. Сюда же толпой хлынули родные, приехавшие за своими ненаглядными
девочками, отлученными от родного дома на целых семь лет, а иногда и больше.
Очень высокая и полная
девочка поднялась с
последней скамейки и неохотно, вяло пошла на середину класса.
За
последние шесть дней я не жила, а точно неслась куда-то, подгоняемая все новыми и новыми впечатлениями. Моя дружба с Ниной делалась все теснее и неразрывнее с каждым днем. Странная и чудная
девочка была эта маленькая княжна! Она ни разу не приласкала меня, ни разу даже не назвала Людой, но в ее милых глазках, обращенных ко мне, я видела такую заботливую ласку, такую теплую привязанность, что моя жизнь в чужих, мрачных институтских стенах становилась как бы сноснее.
Кира Дергунова, ужасная лентяйка и в поведении не уступающая Бельской, была самой отъявленной «мовешкой». На лице ее напечатаны были все ее проказы, но, в сущности, это была предобрая
девочка, готовая поделиться
последним. Да и шалости ее не носили того злого характера, как шалости Бельской. На Рождество она осталась в наказание, но нисколько не унывала, так как дома ее держали гораздо строже, чем в институте, в чем она сама откровенно сознавалась.
— Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в
последнюю кампанию Влассовского? — спросила начальница Анну Фоминишну. — Я рада, что она поступает в наш институт… Нам очень желанны дети героев. Будь же,
девочка, достойной своего отца.
Но Карлуша не слышала
последних слов рассерженной не на шутку
девочки и побежала, подпрыгивая на ходу, в прихожую, где одевались остальные пансионерки и откуда раздавался звонкий голосок Ярышки, кричавшей Тасе...
— Ну-с, кажется, все подходили? — произнес в темноте голос Василия Андреевича, когда
последняя из
девочек, Пчелка, отошла от него.
Там все по-прежнему сидели на своих местах. Только Краснушка — виновница печального случая — и еще две
девочки стояли у доски. Краснушка дописывала на ней белыми, крупными буквами
последнюю строчку.
— Ах, нет! ах, нет, monsieur Церни… — не помня, что говорю, лепетала я, — не уходите… Зачем бросать место из-за глупой выходки глупых
девочек… Простите меня, monsieur Церни… Это было в первый и
последний раз. Право же… это такая мука, такая мука… — и, совсем забывшись в моем порыве, я закрыла лицо руками и громко застонала.