Неточные совпадения
Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями.
После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать, как внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
— Есть факты другого порядка и не менее интересные, — говорил он, получив разрешение. — Какое участие принимало правительство в организации балканского союза? Какое отношение имеет к балканской войне, затеянной тотчас же
после итало-турецкой и, должно быть, ставящей целью своей окончательный
разгром Турции? Не хочет ли буржуазия угостить нас новой войной? С кем? И — зачем? Вот факты и вопросы, о которых следовало бы подумать интеллигенции.
Вспомнилось, как
после разгрома армии Самсонова на небольшом собрании в квартире весьма известного литератора Тагильский говорил...
Революционерку арестовали и с ней Кондратьева за нахождение у него запрещенных книг и посадили в тюрьму, а потом сослали в Вологодскую губернию. Там он познакомился с Новодворовым, перечитал еще много революционных книг, всё запомнил и еще более утвердился в своих социалистических взглядах
После ссылки он был руководителем большой стачки рабочих, кончившейся
разгромом фабрики и убийством директора. Его арестовали и приговорили к лишению прав и ссылке.
Картина получилась ужасная, точно
после военного
разгрома.
Посмотри! не прошло трех лет
после разгрома, а почти не заметно и следов его!
Вот этот-то проект и дал случай Родиону Антонычу
после разгрома крепостного права не только вынырнуть из неизвестности, но встать на такую высоту, с которой его уже трудно было столкнуть.
Его отец, запорожец,
после разгрома Сечи в 1775 году Екатериной ушел на Кубань, где обзавелся семейством и где вырос Петр Иванович, участвовавший в покорении Кавказа.
Вообще все суждения его об Европе отличались злостью, остроумием и, пожалуй, справедливостью, доходящею иногда почти до пророчества: еще задолго, например, до франко-прусской войны он говорил: «Пусть господа Кошуты и Мадзини сходят со сцены: им там нет более места, — из-за задних гор показывается каска Бисмарка!»
После парижского
разгрома, который ему был очень досаден, Бегушев, всегда любивший романские племена больше германских, напился даже пьян и в бешенстве, ударив по столу своим могучим кулаком, воскликнул: «Вздор-с!
До
разгрома был знаком с партийными людями обеих партий, а
после восстания, когда все рассеялись и частью погибли, остался один, потеряв связи с партиями и зная только некоторых, сочувствующих делу, так сказать любителей, а не артистов.
Обязанности директора канцелярии были очень большие и чрезвычайно разносторонние. По взятии Варшавы, тут сосредоточивалась и военная, и гражданская переписка по всему Царству Польскому; он должен был восстановить русское правление вместо революционного; привести в известность статьи доходов и образовать правильный приход и обращение финансов. Вообще требовалось организовать дело, которое
после военного
разгрома представляло обыкновенный в таких случаях хаос.
Венский фашинг того времени еще полон был чувственной жизненности и всяких позывов к развеселому житью, которые совсем не притихли всего каких-нибудь два года
после разгрома Австрии на полях Садовой. Об этом что-то никто не тужил. Империя сделалась дуалистической,и когда-то крамольные венгерцы теперь как бы спасали империю той ролью, какую они стали играть.
Одно, только одно горячее, захватывающее чувство можно было усмотреть в бесстрастных душах врачебных начальников, — это благоговейно-трепетную любовь к бумаге. Бумага была все, в бумаге была жизнь, правда, дело… Передо мною, как живая, стоит тощая, лысая фигура одного дивизионного врача, с унылым, сухим лицом. Дело было в Сыпингае,
после мукденского
разгрома.
Еще по возвращении русской армии
после Аустерлицкого
разгрома зимой начались преобразования по военной части; императору Александру Павловичу хотелось сейчас же привести наши боевые силы в такое положение, которое допускало бы сопротивление Наполеону.