Неточные совпадения
Скотинин.
Смотри ж, не отпирайся, чтоб я
в сердцах с одного разу не вышиб из тебя духу. Тут уж
руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю.
Смотри, не клепли ж и на себя, чтоб напрасных побой не принять.
Матвей положил
руки в карманы своей жакетки, отставил ногу и молча, добродушно, чуть-чуть улыбаясь,
посмотрел на своего барина.
Она взяла его за
руку и, не спуская глаз,
смотрела на него, отыскивая
в мыслях, что бы сказать, чтоб удержать его.
— Не говори про это, не думай, — сказал он, поворачивая ее
руку в своей и стараясь привлечь к себе ее внимание; но она всё не
смотрела на него.
Предсказание Марьи Николаевны было верно. Больной к ночи уже был не
в силах поднимать
рук и только
смотрел пред собой, не изменяя внимательно сосредоточенного выражения взгляда. Даже когда брат или Кити наклонялись над ним, так, чтоб он мог их видеть, он так же
смотрел. Кити послала за священником, чтобы читать отходную.
Он взял
руку Анны и
посмотрел ей вопросительно
в глаза.
Два мальчика
в тени ракиты ловили удочками рыбу. Один, старший, только что закинул удочку и старательно выводил поплавок из-за куста, весь поглощенный этим делом; другой, помоложе, лежал на траве, облокотив спутанную белокурую голову на
руки, и
смотрел задумчивыми голубыми глазами на воду. О чем он думал?
Она положила обе
руки на его плечи и долго
смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то время, которое она не видала его. Она, как и при всяком свидании, сводила
в одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное
в действительности) с ним, каким он был.
—
В третий раз предлагаю вам свою
руку, — сказал он чрез несколько времени, обращаясь к ней. Анна
смотрела на него и не знала, что сказать. Княгиня Бетси пришла ей на помощь.
Уже совсем стемнело, и на юге, куда он
смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип
в саду каплям и
смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий
в середине его млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой
рукой, появлялись на тех же местах.
Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с запиской
в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева
смотрела на него.
Священник зажег две украшенные цветами свечи, держа их боком
в левой
руке, так что воск капал с них медленно, и пoвернулся лицом к новоневестным. Священник был тот же самый, который исповедывал Левина. Он
посмотрел усталым и грустным взглядом на жениха и невесту, вздохнул и, выпростав из-под ризы правую
руку, благословил ею жениха и так же, но с оттенком осторожной нежности, наложил сложенные персты на склоненную голову Кити. Потом он подал им свечи и, взяв кадило, медленно отошел от них.
Но Сережа, хотя и слышал слабый голос гувернера, не обратил на него внимания. Он стоял, держась
рукой за перевязь швейцара, и
смотрел ему
в лицо.
Он сидел
в расстегнутом над белым жилетом сюртуке, облокотившись обеими
руками на стол и, ожидая заказанного бифстека,
смотрел в книгу французского романа, лежавшую на тарелке.
Но Каренина не дождалась брата, а, увидав его, решительным легким шагом вышла из вагона. И, как только брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою
рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский, не спуская глаз,
смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что мать ждала его, он опять вошел
в вагон.
— Ах, нисколько! Это щекотит Алексея и больше ничего; но он мальчик и весь у меня
в руках; ты понимаешь, я им управляю как хочу. Он всё равно, что твой Гриша… Долли! — вдруг переменила она речь — ты говоришь, что я мрачно
смотрю. Ты не можешь понимать. Это слишком ужасно. Я стараюсь вовсе не
смотреть.
Она прошлась по зале и с решимостью направилась к нему. Когда она вошла
в его кабинет, он
в вице-мундире, очевидно готовый к отъезду, сидел у маленького стола, на который облокотил
руки, и уныло
смотрел пред собой. Она увидала его прежде, чем он ее, и она поняла, что он думал о ней.
Он был еще худее, чем три года тому назад, когда Константин Левин видел его
в последний раз. На нем был короткий сюртук. И
руки и широкие кости казались еще огромнее. Волосы стали реже, те же прямые усы висели на губы, те же глаза странно и наивно
смотрели на вошедшего.
В карете дремала
в углу старушка, а у окна, видимо только что проснувшись, сидела молодая девушка, держась обеими
руками за ленточки белого чепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она
смотрела через него на зарю восхода.
Француз спал или притворялся, что спит, прислонив голову к спинке кресла, и потною
рукой, лежавшею на колене, делал слабые движения, как будто ловя что-то. Алексей Александрович встал, хотел осторожно, но, зацепив за стол, подошел и положил свою
руку в руку Француза. Степан Аркадьич встал тоже и, широко отворяя глава, желая разбудить себя, если он спит,
смотрел то на того, то на другого. Всё это было наяву. Степан Аркадьич чувствовал, что у него
в голове становится всё более и более нехорошо.
В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским, Анна вышла на середину круга, взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити. Кити испуганно
смотрела на нее, подходя. Анна прищурившись
смотрела на нее и улыбнулась, пожав ей
руку. Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на ее улыбку, она отвернулась от нее и весело заговорила с другою дамой.
Левин
посмотрел еще раз на портрет и на ее фигуру, как она, взяв
руку брата, проходила с ним
в высокие двери, и почувствовал к ней нежность и жалость, удивившие его самого.
«Да нынче что? Четвертый абонемент… Егор с женою там и мать, вероятно. Это значит — весь Петербург там. Теперь она вошла, сняла шубку и вышла на свет. Тушкевич, Яшвин, княжна Варвара… — представлял он себе — Что ж я-то? Или я боюсь или передал покровительство над ней Тушкевичу? Как ни
смотри — глупо, глупо… И зачем она ставит меня
в это положение?» сказал он, махнув
рукой.
Всё это знал Левин, и ему мучительно, больно было
смотреть на этот умоляющий, полный надежды взгляд и на эту исхудалую кисть
руки, с трудом поднимающуюся и кладущую крестное знамение на тугообтянутый лоб, на эти выдающиеся плечи и хрипящую пустую грудь, которые уже не могли вместить
в себе той жизни, о которой больной просил.
Landau поспешно оглянулся, подошел и, улыбнувшись, вложил
в протянутую
руку Степана Аркадьича неподвижную потную
руку и тотчас же опять отошел и стал
смотреть на портреты. Графиня и Алексей Александрович значительно переглянулись.
Сморщенное лицо Алексея Александровича приняло страдальческое выражение; он взял ее за
руку и хотел что-то сказать, но никак не мог выговорить; нижняя губа его дрожала, но он всё еще боролся с своим волнением и только изредка взглядывал на нее. И каждый раз, как он взглядывал, он видел глаза ее, которые
смотрели на него с такою умиленною и восторженною нежностью, какой он никогда не видал
в них.
Она вышла на середину комнаты и остановилась пред Долли, сжимая
руками грудь.
В белом пенюаре фигура ее казалась особенно велика и широка. Она нагнула голову и исподлобья
смотрела сияющими мокрыми глазами на маленькую, худенькую и жалкую
в своей штопанной кофточке и ночном чепчике, всю дрожавшую от волнения Долли.
—
Смотря по нападениям. Впрочем, не угодно ли чаю? — Она поднялась и взяла
в руку переплетенную сафьянную книгу.
Она держала
в руках вязанье, но не вязала, а
смотрела на него странным, блестящим и недружелюбным взглядом.
Я подошел к окну и
посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа
в правой
руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости
в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
Я подошел к пьяному господину, взял его довольно крепко за
руку и,
посмотрев ему пристально
в глаза, попросил удалиться, — потому, прибавил я, что княжна давно уж обещалась танцевать мазурку со мною.
Мы были уж на средине,
в самой быстрине, когда она вдруг на седле покачнулась. «Мне дурно!» — проговорила она слабым голосом… Я быстро наклонился к ней, обвил
рукою ее гибкую талию. «
Смотрите наверх, — шепнул я ей, — это ничего, только не бойтесь; я с вами».
Месяца четыре все шло как нельзя лучше. Григорий Александрович, я уж, кажется, говорил, страстно любил охоту: бывало, так его
в лес и подмывает за кабанами или козами, — а тут хоть бы вышел за крепостной вал. Вот, однако же,
смотрю, он стал снова задумываться, ходит по комнате, загнув
руки назад; потом раз, не сказав никому, отправился стрелять, — целое утро пропадал; раз и другой, все чаще и чаще… «Нехорошо, — подумал я, — верно, между ними черная кошка проскочила!»
— Я знала, что вы здесь, — сказала она. Я сел возле нее и взял ее за
руку. Давно забытый трепет пробежал по моим жилам при звуке этого милого голоса; она
посмотрела мне
в глаза своими глубокими и спокойными глазами:
в них выражалась недоверчивость и что-то похожее на упрек.
Вот наконец мы пришли;
смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне
в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову
руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Иной, например, даже человек
в чинах, с благородною наружностию, со звездой на груди, [Звезда на груди — орден Станислава.] будет вам жать
руку, разговорится с вами о предметах глубоких, вызывающих на размышления, а потом,
смотришь, тут же, пред вашими глазами, и нагадит вам.
— Позвольте узнать, кто здесь господин Ноздрев? — сказал незнакомец,
посмотревши в некотором недоумении на Ноздрева, который стоял с чубуком
в руке, и на Чичикова, который едва начинал оправляться от своего невыгодного положения.
Расспросивши подробно будочника, куда можно пройти ближе, если понадобится, к собору, к присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть на реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу, с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько,
посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик
в военной ливрее, с узелком
в руке, и, еще раз окинувши все глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо
в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою.
Нужно заметить, что у некоторых дам, — я говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть маленькая слабость: если они заметят у себя что-нибудь особенно хорошее, лоб ли, рот ли,
руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем
в глаза и все вдруг заговорят
в один голос: «
Посмотрите,
посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять
в то время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а на лицо, волосы, нос, лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее.
Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу
руку и долго
смотрели молча один другому
в глаза,
в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел выпустить
руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернувши ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее и хорошо бы, если бы он сам понаведался
в город. Потом взял шляпу и стал откланиваться.
«Вот,
посмотри, — говорил он обыкновенно, поглаживая его
рукою, — какой у меня подбородок: совсем круглый!» Но теперь он не взглянул ни на подбородок, ни на лицо, а прямо, так, как был, надел сафьяновые сапоги с резными выкладками всяких цветов, какими бойко торгует город Торжок благодаря халатным побужденьям русской натуры, и, по-шотландски,
в одной короткой рубашке, позабыв свою степенность и приличные средние лета, произвел по комнате два прыжка, пришлепнув себя весьма ловко пяткой ноги.
А вот пройди
в это время мимо его какой-нибудь его же знакомый, имеющий чин ни слишком большой, ни слишком малый, он
в ту же минуту толкнет под
руку своего соседа и скажет ему, чуть не фыркнув от смеха: «
Смотри,
смотри, вон Чичиков, Чичиков пошел!» И потом, как ребенок, позабыв всякое приличие, должное знанию и летам, побежит за ним вдогонку, поддразнивая сзади и приговаривая: «Чичиков!
Да ты
смотри себе под ноги, а не гляди
в потомство; хлопочи о том, чтобы мужика сделать достаточным да богатым, да чтобы было у него время учиться по охоте своей, а не то что с палкой
в руке говорить: «Учись!» Черт знает, с которого конца начинают!..
Дворовые мужчины,
в сюртуках, кафтанах, рубашках, без шапок, женщины,
в затрапезах, полосатых платках, с детьми на
руках, и босоногие ребятишки стояли около крыльца,
посматривали на экипажи и разговаривали между собой.
Зачем Володя делал мне знаки, которые все видели и которые не могли помочь мне? зачем эта противная княжна так
посмотрела на мои ноги? зачем Сонечка… она милочка; но зачем она улыбалась
в это время? зачем папа покраснел и схватил меня за
руку?
И когда кучер отвечал утвердительно, она махнула
рукой и отвернулась. Я был
в сильном нетерпении: взлез на свою лошадку,
смотрел ей между ушей и делал по двору разные эволюции.
— Если бы ты видела, как он был тронут, когда я ему сказал, чтобы он оставил эти пятьсот рублей
в виде подарка… но что забавнее всего — это счет, который он принес мне. Это стоит
посмотреть, — прибавил он с улыбкой, подавая ей записку, написанную
рукою Карла Иваныча, — прелесть!
Матушка сидела
в гостиной и разливала чай; одной
рукой она придерживала чайник, другою — кран самовара, из которого вода текла через верх чайника на поднос. Но хотя она
смотрела пристально, она не замечала этого, не замечала и того, что мы вошли.
— Я сама, — говорила Наталья Савишна, — признаюсь, задремала на кресле, и чулок вывалился у меня из
рук. Только слышу я сквозь сон — часу этак
в первом, — что она как будто разговаривает; я открыла глаза,
смотрю: она, моя голубушка, сидит на постели, сложила вот этак ручки, а слезы
в три ручья так и текут. «Так все кончено?» — только она и сказала и закрыла лицо
руками. Я вскочила, стала спрашивать: «Что с вами?»
Один из ямщиков — сгорбленный старик
в зимней шапке и армяке — держал
в руке дышло коляски, потрогивал его и глубокомысленно
посматривал на ход; другой — видный молодой парень,
в одной белой рубахе с красными кумачовыми ластовицами,
в черной поярковой шляпе черепеником, которую он, почесывая свои белокурые кудри, сбивал то на одно, то на другое ухо, — положил свой армяк на козлы, закинул туда же вожжи и, постегивая плетеным кнутиком,
посматривал то на свои сапоги, то на кучеров, которые мазали бричку.