Неточные совпадения
Скотинин.
Смотри ж, не отпирайся, чтоб я в сердцах с одного разу не вышиб из тебя духу. Тут уж руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и
государю.
Смотри, не клепли ж и
на себя, чтоб напрасных побой не принять.
Государь, и весь двор, и толпы народа — все
смотрели на них, —
на него и
на шедшего
на лошадь дистанции впереди Махотина, когда они подходили к чорту (так назывался глухой барьер).
Анна, не отвечая мужу, подняла бинокль и
смотрела на то место, где упал Вронский; но было так далеко, и там столпилось столько народа, что ничего нельзя было разобрать. Она опустила бинокль и хотела итти; но в это время подскакал офицер и что-то докладывал
Государю. Анна высунулась вперед, слушая.
Ну-с,
государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор
посмотрел на своего слушателя), ну-с, а
на другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул, что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню, и вот-с, глядите
на меня, все!
И тогда-то, милостивый
государь, тогда я, тоже вдовец, и от первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил, ибо не мог
смотреть на такое страдание.
Старик вытянул свою темно-бурую, сморщенную шею, криво разинул посиневшие губы, сиплым голосом произнес: «Заступись,
государь!» — и снова стукнул лбом в землю. Молодой мужик тоже поклонился. Аркадий Павлыч с достоинством
посмотрел на их затылки, закинул голову и расставил немного ноги.
Государь оглядывается
на Платова: очень ли он удивлен и
на что
смотрит; а тот идет глаза опустивши, как будто ничего не видит, — только из усов кольца вьет.
Государь посмотрел и видит: точно, лежит
на серебряном подносе самая крошечная соринка.
Бросились
смотреть в дела и в списки, — но в делах ничего не записано. Стали того, другого спрашивать, — никто ничего не знает. Но, по счастью, донской казак Платов был еще жив и даже все еще
на своей досадной укушетке лежал и трубку курил. Он как услыхал, что во дворце такое беспокойство, сейчас с укушетки поднялся, трубку бросил и явился к
государю во всех орденах.
Государь говорит...
Государь на Мортимерово ружье
посмотрел спокойно, потому что у него такие в Царском Селе есть, а они потом дают ему пистолю и говорят...
— Вот кто! — произнесла добродушно княгиня и ласково
посмотрела на Павла. — Я теперь еду, друг мой,
на вечер к генерал-губернатору…
Государя ждут… Естафет пришел.
— Сделайте мне одолжение, милостивый
государь, — выпрямилась Варвара Петровна, — возьмите место вот там,
на том стуле. Я вас услышу и оттуда, а мне отсюда виднее будет
на вас
смотреть.
Подлец я или нет, милостивый
государь? — заключил он вдруг, грозно
смотря на меня, как будто я-то и считал его подлецом.
— Вы думаете или нет, но это необходимо заранее иметь в виду, потому что когда это случится, так поздно поправлять. Вы знаете, как нынешний
государь строго
на это
смотрит, — он
на ходатайствах об усыновлении пишет своей рукой: «
На беззаконие нет закона».
— Так, — проговорил он, немного помолчав, — нельзя было быть без
государя. Только теперь-то чего вы ждете? Зачем не скажете ему, что от опричнины вся земля гибнет? Зачем
смотрите на все да молчите?
— Эх, батюшка-государь, — закончил Перстень с низким поклоном, — не
смотри на нас искоса; это не сказка, а только присказка!
Пантелей-государь ходит по двору,
Кузмич гуляет по широкому,
Кунья
на нем шуба до земли,
Соболья
на нем шапка до верху,
Божья
на нем милость до веку.
Сужена-то
смотрит из-под пологу,
Бояре-то
смотрят из города,
Боярыни-то
смотрят из терема.
Бояре-то молвят: чей-то такой?
Боярыни молвят: чей-то господин?
А сужена молвит: мой дорогой!
— Так, так, батюшка-государь! — подтвердил Михеич, заикаясь от страха и радости, — его княжеская милость правду изволит говорить!.. Не виделись мы с того дня, как схватили его милость! Дозволь же, батюшка-царь,
на боярина моего
посмотреть! Господи-светы, Никита Романыч! Я уже думал, не придется мне увидеть тебя!
—
Государь, — шепнул он царю, — должно быть, его подбил кто-нибудь из тех, что теперь с ним.
Посмотри, вот уже народ ему
на царстве здоровает!
Но все же, однако, я, милостивые
государи, до сих пор хоть и плакал, но шел; но тут, батушка, у крыльца господского, вдруг
смотрю, вижу стоят три подводы, лошади запряжены разгонные господские Марфы Андревны, а братцевы две лошаденки сзади прицеплены, и
на телегах вижу весь багаж моих родителей и братца.
Посмотришь кругом — публика ведет себя не только благонравно, но даже тоскливо, а между тем так и кажется, что вот-вот кто-нибудь закричит"караул", или пролетит мимо развязный кавалер и выдернет из-под тебя стул, или, наконец, просто налетит бряцающий ташкентец и предложит вопрос:"А позвольте, милостивый
государь, узнать,
на каком основании вы осмеливаетесь обладать столь наводящей уныние физиономией?"А там сейчас протокол, а назавтра заседание у мирового судьи, а там апелляция в съезд мировых судей, жалоба в кассационный департамент, опять суд, опять жалоба, — и пошла писать.
— Боже ты мой! — гудел он взволнованно и мрачно, подавляя Сашу и несуразной фигурой своей, истово шагающей
на четырех шагах, и выражением какого-то доподлинного давнишнего горя. — Боже ты мой, да как же могу я этому поверить! Что не рисует да языком не треплет, так у него и талантов нет. Того-этого, — вздор, милостивый
государь, преподлейший вздор! Талант у него в каждой черте выражен, даже
смотреть больно, а он: «Нет, это сестра! Нет, мамаша!» Ну и мамаша, ну и сестра, ну и вздор, преподлейший вздор!
«А которые стрельцы, и гулящие, и всякие люди с табаком будут в приводе дважды или трожды, и тех людей пытати, и не одинова, и бити кнутом
на козле или по торгом; а за многие приводы у таких людей пороти ноздри и носы резати, а после пыток и наказанья ссылати в дальние городы, где
государь укажет, чтоб
на то
смотря иным так неповадно было делати» (ст. 16...
Какие чувства наполнили душу Ибрагима? ревность? бешенство? отчаянье? нет; но глубокое, стесненное уныние. Он повторял себе: это я предвидел, это должно было случиться. Потом открыл письмо графини, перечел его снова, повесил голову и горько заплакал. Он плакал долго. Слезы облегчили его сердце.
Посмотрев на часы, увидел он, что время ехать. Ибрагим был бы очень рад избавиться, но ассамблея была дело должностное, и
государь строго требовал присутствия своих приближенных. Он оделся и поехал за Корсаковым.
Однакож
государь, прочитав бумаги,
посмотрел на меня с головы до ног и вероятно был приятно поражен вкусом и щегольством моего наряда; по крайней мере он улыбнулся и позвал меня
на сегодняшнюю ассамблею.
Изумленный Бенни
смотрел на своего сопутника, недоумевая, что он хочет этим сказать, и, наконец, спросил его, что же такое из этого следует, что прусский король в родстве с русским
государем?
И мне вдруг показалось, что от того, как
посмотрит на нас
государь, зависит для нас все.
Государь посмотрел на него с сожалением и в это время, конечно, убедился, что он говорит с помешанным.
Но сам Николай Фермор молчал и спокойно
смотрел на все, что с ним делали. Все это как будто не имело для него никакого значения. Мандт, так и Мандт, — ему все равно, при чьем содействии утеривать последнее доверие к людям. Он точно как изжил всю свою энергию и чувствительность в своем утреннем разговоре с
государем, и что теперь за этим дальше следует — ему до этого уже не было никакого дела.
Но все же, однако, я, милостивые
государи, до сих пор хоть и плакал, но шел благоприлично за госпожой; но тут, батушка, у крыльца господского, вдруг
смотрю, вижу, стоят три подводы, лошади запряжены разгонные господские Марфы Андревны, а братцевы две лошаденки сзади прицеплены, и
на телегах, вижу, весь багаж моих родителей и братца.
С тем мы заснули, выспались, — рано утром я сходил
на Орлик, выкупался,
посмотрел на старые места, вспомнил Голованов домик и, возвращаясь, нахожу дядю в беседе с тремя неизвестными мне «милостивыми
государями». Все они были купеческой конструкции — двое сердовые в сюртуках с крючками, а один совершенно белый, в ситцевой рубахе навыпуск, в чуйке и в крестьянской шляпе «гречником».
Великий
государь,
Ты
смотришь вдаль и царственной высоко
Ты мыслию паришь, а между тем
Вокруг тебя не все идет так гладко,
Как кажется. Романовых за речи
Их дерзкие ты трогать не велишь;
Но есть другой, опасливый
на речи,
На вид покорный, преданный слуга,
Который вряд ли милости твоей
Усердствует в душе: Василий Шуйский.
— Я был, може, из дружек дружка, а не то что просто дружка; меня ажно из Ярославля богатые мужички ссягали дружничать у них
на сыновних свадебках, по сту рублев мне за то платили; я был дорогой дружка — да! Ты вот,
государь милостивый, в замечанье взял, что я речь всклад говорю; а кабы ты
посмотрел еще меня
на свадебном деле, так что твой колоколец под дугой али гусли многострунные!
— Конечно, я… впрочем, я майор. Мне ходить без носа, согласитесь, это неприлично. Какой-нибудь торговке, которая продает
на Воскресенском мосту очищенные апельсины, можно сидеть без носа; но, имея в виду получить… притом будучи во многих домах знаком с дамами: Чехтарева, статская советница, и другие… Вы посудите сами… я не знаю, милостивый
государь… (При этом майор Ковалев пожал плечами.) Извините… если
на это
смотреть сообразно с правилами долга и чести… вы сами можете понять…
Переярков.
Посмотрите,
посмотрите, что за картина! (Показывает тростью
на запад.) Солнце склоняется к западу, мирные поселяне возвращаются в свои хижины и свирель пастуха… (Обращаясь к проходящему.) Потише, милостивый
государь! Потише, говорю я вам!
Марфа, заключенная в доме своем, услышала звон колокольный и громкие восклицания: «Да здравствует
государь всея России и великого Новаграда!..» — «Давно ли, — сказала она милой дочери, которая, положив голову
на грудь ее, с нежным умилением
смотрела ей в глаза, — давно ли сей народ славил Марфу и вольность?
Иван Ксенофонтыч (
смотрит на всех вопросительно). Он сумасшедший? Сделайте одолжение, милостивый
государь, оставьте нас.
— Ладно, ладно! А вы нам, милостивый
государь, извольте все-таки отчеты представить! — завопило
на Полоярова все общество, вконец уже оскорбленное последней выходкой. — Вы нам отчеты подайте, а если через два дня у нас не будет отчетов, так мы их у вас гласно, печатным образом потребуем! В газетах отшлепаем-с! И
посмотрим, какие тогда-то вот письма к вам станет Герцен писать!
— Как же-с — дедушка завтра
на улицу пойдет, чтоб
на государя смотреть. Скоро сорок лет, говорят, будет, как он по улицам не ходил, а завтра пойдет. Ему уж наши и шляпу принесли, он в шляпе и с костылем идти будет. Я его поведу.
Избрание православного
государя главою католического ордена, конечно, было нарушением устава последнего, но папа Пий VI был уже подготовлен к этому иезуитами и
смотрел на религию русского царя и даже всего русского народа, как
на временное заблуждение, которое усилиями мальтийцев и иезуитов должно скоро окончиться.
Хабар и за ним несколько боярских детей захохотали. Около спорного пункта составился кружок; Антон с удовольствием
смотрел на эту борьбу, в которой деятелями были, с одной стороны, благородная любовь к родине и своему
государю, с другой — хвастливая слабость. Кто бы не пожелал победы первой стороне и не ручался за нее!
Он хотел это сделать и без приглашения, в качестве постороннего зрителя, каковых было в то время много ежедневно при разводе, так как народ собирался
посмотреть на своего
государя.
— Смотрит-то он богатырем,
государь, — отвечали они, — силится, тянется кверху, да ноги-то его слабеньки. Погоди немного, упадет он сперва
на колени, а там скоро совсем склонится, чокнется самой головой о землю, рассыплется весь от меча твоего и разнесется чуть видимою пылью, так и следа его не останется, кроме помину молвы далекой, многолетней…
Государь посмотрел на них, улыбнулся и сказал: «Таким-то образом, мои друзья!
—
Государь, — отвечал молодой офицер с почтительным достоинством, — не
смотрите на меня, пожалуйста, как
на доносчика, и не думайте, что я пришел искать награды.
— Что-то давно мы собираемся напасть
на русских, но, к нашему стыду, до сих пор только беззаботно
смотрим на зарево, которым они то и дело освещают наши земли… Уж куда нам пускаться в даль…
Государь Московии не любит шутить, он потрезвее нас, все говорят…
Помнишь — ведь это было при тебе, — когда он выковал
на заводе под Калугою восемнадцать пуд железа своими царскими руками, а заводчик-то Миллер хотел подслужиться ему (дескать, он такой же царь, каких видывал я много) и отсчитал ему за работу восемнадцать желтопузиков, что ты пожаловал теперь; что ж наш государь-батюшка! — грозно
посмотрел на него и взял только, что ему следовало наравне с другими рабочими, — восемнадцать алтын, да и то
на башмаки, которые, видел ты, были у него тогда худеньки, как у меня теперь!
— Не
посмотрел бы я ни
на что, — отвечал ему Иоанн, — сам бы сжег ваш город и закалил бы в нем праведный гнев мой смертью непокорных, а после залил бы пепел их кровью, но не хочу знаменовать начало владения моего над вами наказанием. Встань, храбрый молодец. Если ты так же смело будешь защищать нынешнего
государя своего, как разбойничал по окрестностям и заслонял мечом свою отчизну, то я добрую стену найду в плечах твоих. Встань, я всех вас прощаю!
— Ба… путешественник, — воскликнул тот, пристально несколько времени
посмотрев на Оленина. — Что, допутешествовался до того, что и о службе забыл… Вот так офицер!.. Что же вы теперь,
государь мой, предпринять думаете?..
Пантелей
государь ходит по двору,
Кузьмин гуляет по широкому,
Кунья
на нем шуба до земли,
Соболья
на нем шапка до верху,
Божья
на нем милость до веку.
Сужена-то
смотрит из-под пологу,
Бояре-то
смотрят из города,
Боярышни-то
смотрят из терема.
Бояре-то молвят: чей-то господин?
А сужена молвит: мой дорогой!