Страх Дмитрия Петровича, который не выходил у меня из головы, сообщился и мне. Я думал о том, что случилось, и ничего не понимал. Я
смотрел на грачей, и мне было странно и страшно, что они летают.
Неточные совпадения
Каждый день надо было раза два побывать в роще и осведомиться, как сидят
на яйцах
грачи; надо было послушать их докучных криков; надо было
посмотреть, как развертываются листья
на сиренях и как выпускают они сизые кисти будущих цветов; как поселяются зорки и малиновки в смородинных и барбарисовых кустах; как муравьиные кучи ожили, зашевелились; как муравьи показались сначала понемногу, а потом высыпали наружу в бесчисленном множестве и принялись за свои работы; как ласточки начали мелькать и нырять под крыши строений в старые свои гнезда; как клохтала наседка, оберегая крошечных цыпляток, и как коршуны кружились, плавали над ними…
Дня через два она послала меня в Дубечню, и я был несказанно рад этому. Когда я шел
на вокзал и потом сидел в вагоне, то смеялся без причины, и
на меня
смотрели как
на пьяного. Шел снег, и был мороз по утрам, но дороги уже потемнели, и над ними, каркая, носились
грачи.
По чистому, глубоко синему небу плыли белые облака. Над сжатыми полями большими стаями носились
грачи и особенно громко, не по-летнему, кричали. Пролетка взъехала
на гору. Вдали,
на конце равнины, среди густого сада серел неуклюжий фасад изворовского дома с зеленовато-рыжею, заржавевшею крышею. С странным чувством, как
на что-то новое, Токарев
смотрел на него.
Токарев вышел к пруду. Ивы склонялись над плотиною и неподвижно отражались в черной воде.
На ветвях темнели
грачи, слышалось их сонное карканье и трепыханье. Близ берега выдавался из воды борт затонувшей лодки и плавал обломок весла. Токарев остановился. Вот в этой лодке три дня назад катались люди — молодо-смелые, бодрые и веселые; для них радость была в их смелости. А он, Токарев, с глухою враждою
смотрел с берега.
На другой день, в вербное воскресение, преосвященный служил обедню в городском соборе, потом был у епархиального архиерея, был у одной очень больной старой генеральши и наконец поехал домой. Во втором часу у него обедали дорогие гости: старуха мать и племянница Катя, девочка лет восьми. Во время обеда в окна со двора всё время
смотрело весеннее солнышко и весело светилось
на белой скатерти, в рыжих волосах Кати. Сквозь двойные рамы слышно было, как шумели в саду
грачи и пели скворцы.
Хорошо бы всю жизнь сидеть здесь
на скамье и сквозь стволы берез
смотреть, как внизу под горой клочьями бродит вечерний туман, как далеко-далеко над лесом черным облаком, похожим
на вуаль, летят
на ночлег
грачи, как два послушника — один верхом
на пегой лошади, другой пешком — гонят лошадей
на ночное и, обрадовавшись свободе, шалят, как малые дети; их молодые голоса звонко раздаются в неподвижном воздухе, и можно разобрать каждое слово.