Неточные совпадения
Вообще во всей
истории Глупова поражает один факт: сегодня расточат глуповцев и уничтожат их всех до единого, а завтра,
смотришь, опять появятся глуповцы и даже, по обычаю, выступят вперед
на сходках так называемые «старики» (должно быть, «из молодых, да ранние»).
Засверкали глазенки у татарчонка, а Печорин будто не замечает; я заговорю о другом, а он,
смотришь, тотчас собьет разговор
на лошадь Казбича. Эта
история продолжалась всякий раз, как приезжал Азамат. Недели три спустя стал я замечать, что Азамат бледнеет и сохнет, как бывает от любви в романах-с. Что за диво?..
Даже бумага выпала из рук Раскольникова, и он дико
смотрел на пышную даму, которую так бесцеремонно отделывали; но скоро, однако же, сообразил, в чем дело, и тотчас же вся эта
история начала ему очень даже нравиться. Он слушал с удовольствием, так даже, что хотелось хохотать, хохотать, хохотать… Все нервы его так и прыгали.
Но в этот вечер они
смотрели на него с вожделением, как
смотрят любители вкусно поесть
на редкое блюдо. Они слушали его рассказ с таким безмолвным напряжением внимания, точно он столичный профессор, который читает лекцию в глухом провинциальном городе обывателям, давно стосковавшимся о необыкновенном. В комнате было тесно, немножко жарко, в полумраке сидели согнувшись покорные люди, и было очень хорошо сознавать, что вчерашний день — уже
история.
После
истории с Никоновой Самгин
смотрел на Гогина как
на человека, который увел у него жену, но читать охотно согласился.
Подумав, он вспомнил: из книги немецкого демократа Иоганна Шерра. Именно этот профессор советовал
смотреть на всемирную
историю как
на комедию, но в то же время соглашался с Гете в том, что...
— Это ты про Эмс. Слушай, Аркадий, ты внизу позволил себе эту же выходку, указывая
на меня пальцем, при матери. Знай же, что именно тут ты наиболее промахнулся. Из
истории с покойной Лидией Ахмаковой ты не знаешь ровно ничего. Не знаешь и того, насколько в этой
истории сама твоя мать участвовала, да, несмотря
на то что ее там со мною не было; и если я когда видел добрую женщину, то тогда,
смотря на мать твою. Но довольно; это все пока еще тайна, а ты — ты говоришь неизвестно что и с чужого голоса.
«Вот они, эти исторические враги, от которых отсиживался Тит Привалов вот в этом самом доме, — думал Привалов, когда
смотрел на башкир. — Они даже не знают о том славном времени, когда башкиры горячо воевали с первыми русскими насельниками и не раз побивали высылаемые против них воинские команды… Вот она, эта беспощадная философия
истории!»
Для того, кто
смотрит на мировую борьбу с точки зрения философии
истории, должно быть ясно, что ныне разыгрывается один из актов всемирно-исторической драмы Востока и Запада.
В Мите кипела досада. Он пристально
посмотрел на «мальчика» и мрачно и злобно усмехнулся. Дело в том, что ему все стыднее и стыднее становилось за то, что он сейчас так искренно и с такими излияниями рассказал «таким людям»
историю своей ревности.
— Не исповедуйтесь, Серж, — говорит Алексей Петрович, — мы знаем вашу
историю; заботы об излишнем, мысли о ненужном, — вот почва,
на которой вы выросли; эта почва фантастическая. Потому,
посмотрите вы
на себя: вы от природы человек и не глупый, и очень хороший, быть может, не хуже и не глупее нас, а к чему же вы пригодны,
на что вы полезны?
Я с удивлением
смотрел на детскую беспечность, с которой старый жандарм мне рассказывал эту
историю. И он, как будто догадавшись или подумав в первый раз о ней, добавил, успокаивая меня и примиряясь с совестью...
В субботу вечером явился инспектор и объявил, что я и еще один из нас может идти домой, но что остальные посидят до понедельника. Это предложение показалось мне обидным, и я спросил инспектора, могу ли остаться; он отступил
на шаг,
посмотрел на меня с тем грозно грациозным видом, с которым в балетах цари и герои пляшут гнев, и, сказавши: «Сидите, пожалуй», вышел вон. За последнюю выходку досталось мне дома больше, нежели за всю
историю.
Когда приходит Иванов и, ничего не зная о происшедшей
истории, с недоумением
смотрит на Брускова, Тит Титыч обращается к нему с такой речью: «Ты что
на меня
смотришь?
Почти всё общество, — туземцы, дачники, приезжающие
на музыку, — все принялись рассказывать одну и ту же
историю,
на тысячу разных вариаций, о том, как один князь, произведя скандал в честном и известном доме и отказавшись от девицы из этого дома, уже невесты своей, увлекся известною лореткой, порвал все прежние связи и, несмотря ни
на что, несмотря
на угрозы, несмотря
на всеобщее негодование публики, намеревается обвенчаться
на днях с опозоренною женщиной, здесь же в Павловске, открыто, публично, подняв голову и
смотря всем прямо в глаза.
Великая и единственная минута во всей русской
истории свершилась… Освобожденный народ стоял
на коленях. Многие плакали навзрыд. По загорелым старым мужицким лицам катились крупные слезы, плакал батюшка о. Сергей, когда начали прикладываться ко кресту, а Мухин закрыл лицо платком и ничего больше не видел и не слышал. Груздев старался спрятать свое покрасневшее от слез лицо, и только один Палач сурово
смотрел на взволнованную и подавленную величием совершившегося толпу своими красивыми темными глазами.
— Я
на вчерашнюю
историю так и
смотрю, Лизавета Егоровна, как
на несчастье.
Было уже двадцать минут третьего, а учителя
истории не было еще ни слышно, ни видно даже
на улице, по которой он должен был прийти и
на которую я
смотрел с сильным желанием никогда не видать его.
— Когда лучше узнаю
историю, то и обсужу это! — отвечал Павел тоже сухо и ушел; но куда было девать оставшиеся несколько часов до ночи? Павлу пришла в голову мысль сходить в дом к Есперу Иванычу и
посмотреть на те места, где он так счастливо и безмятежно провел около года, а вместе с тем узнать, нет ли каких известий и от Имплевых.
— Непременно так! — воскликнул Вихров. — Ты
смотри: через всю нашу
историю у нас не только что нет резко и долго стоявших
на виду личностей, но даже партии долго властвующей; как которая заберет очень уж силу и начнет самовластвовать, так народ и отвернется от нее, потому что всякий пой в свой голос и других не перекрикивай!
О, если б ты знала и ее
историю, как она несчастна, с каким отвращением
смотрит на свою жизнь у мачехи,
на всю эту обстановку…
Елена же его поразила; она вырвала у него свою руку, когда он щупал ее пульс, и не хотела показать ему язык.
На все вопросы его не отвечала ни слова, но все время только пристально
смотрела на его огромный Станислав, качавшийся у него
на шее. «У нее, верно, голова очень болит, — заметил старичок, — но только как она глядит!» Я не почел за нужное ему рассказывать о Елене и отговорился тем, что это длинная
история.
— А в сущности, все это пустяки, моя дорогая, — заговорил торопливо Прейн,
посматривая на часы. — Могу вас уверить, что вся эта
история кончится ничем. Увлечение генералом соскочит с Евгения Константиныча так же скоро, как наскочило, а вместе с ним улетит и эта свинушка…
Живновский. Тут, батюшка, толку не будет! То есть, коли хотите, он и будет, толк-от, только не ваш-с, а собственный ихний-с!.. Однако вы вот упомянули о каком-то «якобы избитии» — позвольте полюбопытствовать! я, знаете, с молодых лет горячность имею, так мне такие
истории… знаете ли, что я вам скажу? как
посмотришь иной раз
на этакого гнусного штафирку, как он с камешка
на камешок пробирается, да боится даже кошку задеть, так даже кровь в тебе кипит: такая это отвратительная картина!
Может быть, я бросился бы догонять его и наговорил бы ему еще грубостей, но в это время тот самый лакей, который присутствовал при моей
истории с Колпиковым, подал мне шинель, и я тотчас же успокоился, притворяясь только перед Дмитрием рассерженным настолько, насколько это было необходимо, чтоб мгновенное успокоение не показалось странным.
На другой день мы с Дубковым встретились у Володи, не поминали об этой
истории, но остались
на «вы», и
смотреть друг другу в глаза стало нам еще труднее.
На другой день, только что встали —
смотрим, два письма: одно от Перекусихина 1-го к меняле, другое от Балалайкина к Глумову [Пусть читатель ничему не удивляется в этой удивительной
истории.
— Понимаете ли вы, дядюшка, что обесчестите девушку, если разнесется эта
история? Понимаете ли вы, что вам надо предупредить беду как можно скорее; что вам надо смело и гордо
посмотреть всем в глаза, гласно сделать предложение, плюнуть
на их резоны и стереть Фому в порошок, если он заикнется против нее?
Разговор был прерван появлением матроса, пришедшего за огнем для трубки. «Скоро ваш отдых», — сказал он мне и стал копаться в углях. Я вышел, заметив, как пристально
смотрела на меня девушка, когда я уходил. Что это было? Отчего так занимала ее
история, одна половина которой лежала в тени дня, а другая — в свете ночи?
Путаясь в словах, он сбивчиво говорил и двоился между желанием рассказать
историю Маши и выложить пред девушкой свои мысли по поводу этой
истории. Ему особенно хотелось передать слушательнице именно свои мысли. Она
смотрела на него, и взгляд её становился мягче.
Львов (входит,
смотрит на часы). Пятый час. Должно быть, сейчас начнется благословение… Благословят и повезут венчать. Вот оно, торжество добродетели и правды! Сарру не удалось ограбить, замучил ее и в гроб уложил, теперь нашел другую. Будет и перед этою лицемерить, пока не ограбит ее и, ограбивши, не уложит туда же, где лежит бедная Сарра. Старая, кулаческая
история…
Мы с сожалением
смотрим в темную глубь
истории, где перед нашим взором нескончаемыми вереницами тянутся голутвенные и обнищалые до конца людишки, выкинутые волной нашего исторического существования
на далекую восточную окраину.
Я знал, что это Тит, знал внешнюю
историю его жизни, знал, что он мой товарищ и друг, но все это мне известное все-таки не отвечало
на вопрос. Я
смотрел на него во все глаза и будто видел его впервые…
— Так неужели вы серьезно положили выдать меня за этого князя? — вскричала она, с изумлением, чуть не с испугом
смотря на мать свою. — Стало быть, это уже не одни мечты, не проекты, а твердое ваше намерение? Стало быть, я угадала? И… и… каким образом это замужество спасет меня и необходимо в настоящем моем положении? И… и… каким образом все это вяжется с тем, что вы теперь наговорили, — со всей этой
историей?.. Я решительно не понимаю вас, маменька!
— Теперь я уже не знаю, видел ли я, — сказал Поп, — то есть видел ли так, как это было. Ведь это ужасно серьезное дело. Но довольно того, что Ганувер может усомниться в моем зрении. А тогда — что? Или я представляю, что я сам
смотрю на Дигэ глазами и расстроенной душой Ганувера, — что же, вы думаете, я окончательно и вдруг поверю
истории с поцелуем?
Никто не знал, какое именно участие принимал Петр в составлении этой
истории, и потому
на нее
смотрели большею частию с недоверчивостью.
Мы указываем
на это вовсе не с тем, чтобы сделать упрек г. Устрялову, а единственно для того, чтобы определить, чего можно требовать от его
истории и с какой точки зрения
смотреть на нее, согласно с идеей самого автора.
Преобразования же Петра давно уже сделались у нас достоянием народной жизни, и это одно уже должно заставить нас
смотреть на Петра как
на великого исторического деятеля, понявшего и осуществившего действительные потребности своего времени и народа, а не как
на какой-то внезапный скачок в нашей
истории, ничем не связанный с предыдущим развитием народа.
Оттого
на них и
смотришь как-то доверчивее, чем
на Крекшина, который так неловко, в самом начале своей
истории, отказывается от всякого права
на доверие читателей к истине его повествования.
Она продолжала читать обстоятельную
историю, выдуманную госпожою Гей, а я
смотрю на ее опущенное лицо и не слушаю назидательной
истории. И иногда, в тех местах романа, где, по замыслу госпожи Гей, нужно бы было смеяться, горькие слезы душат мне горло. Она оставляет книгу и,
посмотрев на меня проницательным и боязливым взглядом, кладет мне
на лоб свою руку.
Хорошо было
смотреть на него в тот час, — стал он важен и даже суров, голос его осел, углубился, говорит он плавно и певуче, точно апостол читает, лицо к небу обратил, и глаза у него округлились. Стоит он
на коленях, но ростом словно больше стал. Начал я слушать речь его с улыбкой и недоверием, но вскоре вспомнил книгу Антония — русскую
историю — и как бы снова раскрылась она предо мною. Он мне свою сказку чудесную поёт, а я за этой сказкой по книге слежу — всё идет верно, только смысл другой.
Смотря на всю Европу с высоты своего славянского величия, г. Жеребцов решительно не хочет признать этого и поступает с своими читателями так, как будто бы они не имели ни малейшего понятия — не только об
истории и образованности, но даже о самых простых логических построениях; как будто бы они лишены были не только всяких познаний, но даже и здравого смысла.
Не
смотря на все возражения моего рассудка, дерзкая мысль сделаться писателем поминутно приходила мне в голову. Наконец не будучи более в состоянии противиться влечению природы, я сшил себе толстую тетрадь с твердым намерением наполнить ее чем бы то ни было. Все роды поэзии (ибо о смиренной прозе я еще и не помышлял) были мною разобраны, оценены, и я непременно решился
на эпическую поэму, почерпнутую из Отечественной
Истории. Не долго искал я себе героя. Я выбрал Рюрика — и принялся за работу.
Молодой человек
смотрел теперь
на труд мыслителя с особенной точки зрения; он хотел представить себе, что может почерпнуть из него человек, незнакомый со специальной
историей человеческой мысли, и он метался беспокойно, боясь, не дал ли он просившему камень вместо хлеба. Эта работа внимания и воображения утомила Семенова. Голова его отяжелела, тусклый свет огарка стал расплываться в глазах, темная фигура маячила точно в тумане.
Погуляев. Да и мне все равно, только если вы ее любите, так одну не пускайте по улицам ходить. Кто захочет впутываться в
историю, заступаться
на улице за постороннюю девушку; а обидеть охотники всегда найдутся. Вот нынче, сейчас, какие-то господа подхватили ее
на бульваре под руки, она так испугалась, что и слова не вымолвит, а они идут, песенки распевают да
на всех
посматривают. Хорошо, что я подъехал.
Недель через шесть Анатоль выздоравливал в лазарете от раны, но
история с пленными не проходила так скоро. Все время своей болезни он бредил о каких-то голубых глазах, которые
на него
смотрели в то время, как капитан командовал: «Вторая ширинга, вперед!» Больной спрашивал, где этот человек, просил его привести, — он хотел ему что-то объяснить, и потом повторял слова Федосеева: «Как поляки живучи!»
Ильин
посмотрел на Лухнова. Лухнов продолжал спокойно, глядя ему в глаза,
историю о мошенниках, наряженных в чертей с когтями.
— Эта гнусная
история потрясла организм моей супруги, — сказал фон-Брезе,
смотря на кончик носа Толпенникова. — Вы помощник Алексея Семеновича?
Тетя пила чай и слушала
историю без улыбки, без ужаса и без гримас и только
посмотрела вбок
на Гильдегарду, которая тоже окинула ее ответным взглядом, и было ясно, что им не надо было говорить более, чтобы понимать друг друга.
И сколько духовного наслаждения вы получите, если будете
смотреть на мир божий,
на вечно окружающую нас природу — и
на море, и
на небо — так сказать, вооруженным глазом, понимающим ее явления, и воспринимать впечатления новых стран, совсем иных культур и народов, приготовленные предварительным знакомством с
историей, с бытом ее обитателей, с ее памятниками…
Грек ранней стадии эллинской
истории, грек гомеровский, воспринимал жизнь по-аполлоновски: он
смотрел на блестящий мир явлений,
на то, что индусы называют обманчивым покрывалом Маии, и принимал его за подлинную жизнь.