Неточные совпадения
К этой неприятной для него задаче он приступил у нее
на дому, в ее маленькой уютной комнате. Осенний вечер сумрачно
смотрел в окна с улицы и в дверь с террасы; в саду, под красноватым небом, неподвижно стояли деревья, уже раскрашенные утренними заморозками.
На столе, как всегда, кипел самовар, — Марина, в
капоте в кружевах, готовя чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо...
Бабушка, толстая и важная, в рыжем кашемировом
капоте,
смотрела на все сквозь золотой лорнет и говорила тягучим, укоряющим голосом...
Показался свет и рука, загородившая огонь. Вера перестала
смотреть, положила голову
на подушку и притворилась спящею. Она видела, что это была Татьяна Марковна, входившая осторожно с ручной лампой. Она спустила с плеч
на стул салоп и шла тихо к постели, в белом
капоте, без чепца, как привидение.
Смотри только береги это сокровище…» И вот через три месяца святое сокровище ходит в затрепанном
капоте, туфли
на босу ногу, волосенки жиденькие, нечесаные, в папильотках, с денщиками собачится, как кухарка, с молодыми офицерами ломается, сюсюкает, взвизгивает, закатывает глаза.
Я начал быстро и сбивчиво говорить ей, ожидая, что она бросит в меня книгой или чашкой. Она сидела в большом малиновом кресле, одетая в голубой
капот с бахромою по подолу, с кружевами
на вороте и рукавах, по ее плечам рассыпались русые волнистые волосы. Она была похожа
на ангела с царских дверей. Прижимаясь к спинке кресла, она
смотрела на меня круглыми глазами, сначала сердито, потом удивленно, с улыбкой.
Да, хозяюшка, — сказал он сам себе, живо представив себе ее в белом
капоте с сияющим от радости лицом, какое у нее почти всегда было, когда он
смотрел на нее.
Я ее помню, эту «Титанию», — какая она была «нетленная и жалкая»: вся в лиловом бархатном
капоте на мягчайшем мехе шеншелб, — дробненькая, миниатюрная, с крошечными руками, но припухлая, и
на всех
смотрела с каким-то страхом и недоверием. Ее лицо имело выражение совы, которую вдруг осветило солнце: ей было и неприятно, и больно, и в то же время она чувствовала, что не может теперь сморгнуть в сторону.
Больная, в белом
капоте, вся обложенная подушками, сидела
на постели и молча
смотрела на кузину.
В кресле, свесив голову
на грудь, спала ее мать — Елена Никифоровна Долгушина, закутанная по пояс во фланелевое одеяло. Отекшее землистое лицо с перекошенным ртом и закрытыми глазами
смотрело глупо и мертвенно.
На голове надета была вязанная из серого пуха косынка. Обрюзглое и сырое тело чувствовалось сквозь шерстяной
капот в цветах и ярких полосках по темному фону. Она сильно всхрапывала.
Она встала и медленно приближалась к дочери, с протянутыми руками, видного роста, в корсете под шелковым
капотом с треном, в белой кружевной косынке, покрывавшей и голову.
На лицо падала тень, и она
смотрела моложаво, с чуть заметными морщинами, со слоем желтой пудры; глаза, узкие и близорукие, приобрели привычку мигать и щуриться;
на лбу лежали кудерьки напудренных волос; зубы она сохранила и щеголяла ими, а всего больше руками замечательной тонкости и белизны, с дюжиной колец
на каждой кисти.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут
на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете
смотрели на мост и гусаров и
на ту сторону,
на подвигавшиеся синие
капоты со штыками и орудиями.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и
смотрели то
на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то
на ту сторону,
на приближавшиеся вдалеке синие
капоты и группы с лошадьми, которые легко можо было признать за орудия.
На Пизонского, и действительно, трудно было
смотреть без смеха: его лысая и вдобавок по-солдатски обточенная голова; его кривой нос, его птичьи — круглые глаза, синие губы и длинный нанковый
капот, купленный в том городе, где кончилась его военная карьера, — все это вместе взятое давало самый смешной и странный характер его фигуре.
Другой в
капоте остановился против красавицы армянки и молча неподвижно, держа руки в карманах,
смотрел на нее.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном
капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и
смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
На Пизонского и действительно трудно было
смотреть без смеха: его лысая и вдобавок по-солдатски обточенная голова, его кривой нос, его птичьи круглые глаза, синие губы и длинный нанковый
капот, купленный в том городе, где кончилась его военная карьера, — все это вместе взятое давало самый смешной и дурашный вид его фигуре.