Но «Армида» и две дочки предводителя царствовали наперекор всему. Он попеременно
ставил на пьедестал то одну, то другую, мысленно становился на колени перед ними, пел, рисовал их, или грустно задумывался, или мурашки бегали по нем, и он ходил, подняв голову высоко, пел на весь дом, на весь сад, плавал в безумном восторге. Несколько суток он беспокойно спал, метался…
Между тем мы не можем воздержаться, чтобы одних не обвинять, а других не
ставить на пьедестал, и чувствуем, что, поступая таким образом, мы поступаем совершенно законно и разумно.
И выходит, как будто мы, в самом деле,
ставим на пьедестал человека, особенно когда утилитарные враги начинают утверждать, что они этого человека не трогали и в канаву не тащили…
Неточные совпадения
Впрочем, тревожиться много нечего: масса никогда почти не признает за ними этого права, казнит их и вешает (более или менее) и тем, совершенно справедливо, исполняет консервативное свое назначение, с тем, однако ж, что в следующих поколениях эта же масса
ставит казненных
на пьедестал и им поклоняется (более или менее).
Остается предположить одно, что ей нравилось, без всяких практических видов, это непрерывное, исполненное ума и страсти поклонение такого человека, как Штольц. Конечно, нравилось: это поклонение восстановляло ее оскорбленное самолюбие и мало-помалу опять
ставило ее
на тот
пьедестал, с которого она упала; мало-помалу возрождалась ее гордость.
Это был А. А. Стахович, известный коннозаводчик и автор интересных мемуаров, поклонник Пушкина и друг Гоголя. В своем имении «Пальне» под Ельцом он
поставил в парке памятник Пушкину: бюст
на гранитном
пьедестале.
Внезапный шорох заставляет меня поднять голову и обернуться назад… И — о ужас! — фигура императора отделилась от полотна и выступила из рамы. Опираясь
на скипетр, он сделал шаг вперед… Вот он занес ногу и
поставил ее
на красную ступень
пьедестала… Да-да, правую ногу в узком ботфорте…
Как ни бодрись, как ни
ставь себя
на пьедестал, но ведь нельзя же выносить таких мерзостей! А разве за нее он способен отплатить? Да он первый струсит. Дела не начнет с редакцией. А если бы начал, так еще хуже осрамится!.. Стреляться, что ли, станет? Ха, ха! Евлампий-то Григорьевич? Да она ничего такого и не хочет: ни истории, ни суда, ни дуэли. Вон отсюда, чтобы ничего не напоминало ей об этом «сидельце» с мелкой душонкой, нищенской, тщеславной, бессильной даже
на зло!
Если русский читатель поверит
на слово Золя, он должен будет
поставить А. Доде
на самый высокий
пьедестал из всей группы даровитых романистов реальной школы.
В любовнике проснулся поэт.
На пьедестал богини он
поставил куклу.
Разбить
пьедестал,
на который
поставила ее его страсть, значило разбить его жизнь.
То, что он ее оставил и бросил, не приходило ей в голову.
Пьедестал образцовой честности,
на который его
поставил покойный ее отец князь Иван Андреевич Прозоровский, стоял прочно в ее уме.