Неточные совпадения
Старец уселся на кожаный красного дерева диванчик, очень старинной
постройки, а гостей, кроме обоих иеромонахов, поместил у противоположной
стены, всех четверых рядышком, на четырех красного дерева обитых черною сильно протершеюся кожей стульях.
Китайская фанза — оригинальная
постройка.
Стены ее сложены из глины; крыша двускатная, тростниковая. Решетчатые окна, оклеенные бумагой, занимают почти весь ее передний фасад, зато сзади и с боков окон не бывает вовсе. Рамы устроены так, что они подымаются кверху и свободно могут выниматься из своих гнезд. Замков ни у кого нет. Дверь припирается не от людей, а для того, чтобы туда случайно не зашли собаки.
Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголенные от коры (я уже знал, что это значит), а в 200 м от них на самом берегу реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза. Это была небольшая
постройка с глинобитными
стенами, крытая корьем. Она оказалась пустой. Это можно было заключить из того, что вход в нее был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная как всегда лицом к югу.
Прудон, конечно, виноват, поставив в своих «Противоречиях» эпиграфом: «Destruam et aedificabo»; [«Разрушу и воздвигну» (лат.).] сила его не в создании, а в критике существующего. Но эту ошибку делали спокон века все, ломавшие старое: человеку одно разрушение противно; когда он принимается ломать, какой-нибудь идеал будущей
постройки невольно бродит в его голове, хотя иной раз это песня каменщика, разбирающего
стену.
Постройка Китайской
стены, отделяющей Китай-город от Белого города, относится к половине XVI века. Мать Иоанна Грозного, Елена Глинская, назвала эту часть города Китай-городом в воспоминание своей родины — Китай-городка на Подолии.
Слева сад ограждала
стена конюшен полковника Овсянникова, справа —
постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; ее домик, осевший в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по полю целый день двигались, бегали солдаты, — в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
Однажды, путешествуя втроем по крышам
построек, мы увидали на дворе Бетленга барина в меховом зеленом сюртуке; сидя на куче дров у
стены, он играл со щенками; его маленькая, лысая, желтая голова была непокрыта.
Багрово светился снег, и
стены построек дрожали, качались, как будто стремясь в жаркий угол двора, где весело играл огонь, заливая красным широкие щели в
стене мастерской, высовываясь из них раскаленными кривыми гвоздями.
В такие дни весь мир отлит из того же самого незыблемого, вечного стекла, как и Зеленая
Стена, как и все наши
постройки.
Петра Михайлыча знали не только в городе и уезде, но, я думаю, и в половине губернии: каждый день, часов в семь утра, он выходил из дома за припасами на рынок и имел, при этом случае, привычку поговорить со встречным и поперечным. Проходя, например, мимо полуразвалившегося домишка соседки-мещанки, в котором из волокового окна [Волоковое окно — маленькое задвижное оконце, прорубавшееся в избах старинной
постройки в боковых
стенах.] выглядывала голова хозяйки, повязанная платком, он говорил...
Далее на
стене, противуположной алькову, над огромной рабочей конторкой, заваленной приходо-расходными книгами, счетами, мешочками с образцами семян ржи, ячменя, овса, планами на земли, фасадами на
постройки, висел отлично гравированный портрет как бы рыцаря в шапочке и в мантии, из-под которой виднелись стальные латы, а внизу под портретом подпись: «Eques a victoria» [«Всадник-победитель» (лат.).], под которою, вероятно, рукою уж самого хозяина было прибавлено: «Фердинанд герцог Брауншвейг-Люнебургский, великий мастер всех соединенных лож».
Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор древней
постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские
стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой
стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю
стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось тянулся гостиный двор, белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Господский дом был старинной
постройки, с низкими потолками, узкими окнами и толстыми кирпичными
стенами, каких нынче уже не строят, за исключением, может быть, крепостей и монастырей.
Направо — темная, бревенчатая
стена какой-то надворной
постройки — сарая или конюшни.
С этой стороны тянулся сплошной навес, соединявшийся с избою посредством небольшой бревенчатой
постройки. Одна
стена постройки выходила в сени избы, другая примыкала к навесу: это была камора; соломенная кровля ее шла в уровень с кровлей избы, но значительно возвышалась над кровлей навеса, так что, взобравшись на навес, легко было проникнуть на чердак; с чердака вела лестница в сени, куда выходили дверь каморы, дверь избы и дверь на крылечко.
Тогда только что приступили к работам по
постройке канала. Двое рабочих подняли на улице железную решетку колодца, в который стекают вода и нечистоты с улиц. Образовалось глубокое, четырехугольное, с каменными, покрытыми грязью
стенами отверстие, настолько узкое, что с трудом в него можно было опуститься. Туда спустили длинную лестницу. Один из рабочих зажег бензиновую лампочку и, держа ее в одной руке, а другой придерживаясь за лестницу, начал спускаться.
Вообще ветхость университетских
построек, мрачность коридоров, копоть
стен, недостаток света, унылый вид ступеней, вешалок и скамей в истории русского пессимизма занимают одно из первых мест на ряду причин предрасполагающих…
За околицей Арефа остановился и долго смотрел на белые
стены Прокопьевского монастыря, на его высокую каменную колокольню и ряды низких монастырских
построек. Его опять охватило такое горе, что лучше бы, кажется, утопиться в Яровой, чем ехать к двоеданам. Служняя слобода вся спала, и только в Дивьей обители слабо мигал одинокий огонек, день и ночь горевший в келье безыменной затворницы.
Это было началом, а потом пошла стрельба на целый день. Ввиду энергичной обороны, скопище мятежников не смело подступать к монастырским
стенам совсем близко, а пускали стрелы из-за
построек Служней слободы и отсюда же палили из ружей. При каждом пушечном выстреле дьячок Арефа закрывал глаза и крестился. Когда он пришел в Дивью обитель, Брехун его прогнал.
Вверх по реке, сейчас за Служней слободой, точно присела к земле своею ветхой деревянною
стеною Дивья обитель, — там вся
постройка была деревянная, и давно надо было обновить ее, да грозный игумен Моисей не давал старицам ни одного бревна и еще обещал совсем снести эту обитель, потому что не подобало ей торчать на глазах у Прокопьевского монастыря: и монахам соблазн, да и мирские люди напрасные речи говорили.
Двора у Спирькиной избы не было, а отдельно стоял завалившийся сеновал. Даже сеней и крыльца не полагалось, а просто с улицы бревно с зарубинами было приставлено ко входной двери — и вся недолга. Изба было высокая, как все старинные
постройки, с подклетью, где у Спирьки металась на цепи голодная собака. Мы по бревну кое-как поднялись в избу, которая даже не имела трубы, а дым из печи шел прямо в широкую дыру в потолке.
Стены и потолок были покрыты настоящим ковром из сажи.
Маленькая станционная комната была натоплена; от раскаленной железной печи так и пыхало сухим жаром. Две сальные свечки, оплывшие от теплоты, освещали притязательную обстановку полуякутской
постройки, обращенной в станцию. Генералы и красавицы чередовались на
стенах с объявлениями почтового ведомства и патентами в черных рамах, сильно засиженных мухами. Вся обстановка обнаруживала ясно, что станция кого-то ждала, и мы не имели оснований приписать все эти приготовления себе.
Сквозь завесы зелени были видны прочные
стены и красные, крытые железом крыши хозяйственных
построек, на всём вокруг лежала печать умной человеческой работы, и человек говорил...
И только что переговорил таким манером со мной, смотрю,
стены уж куплены, и
постройка пошла, а месяца в четыре и дом готов.
Ты знаешь, хозяин, что рабочие на новых
постройках постоянно бунтуют. Десятого мехира они проломали пять
стен усыпальницы, добрались до южной части храма божественного Сети и унесли фараоново зерно.
Направо от слободы, по течению, берег подымался горой, и на нем сверкали стеклами и белыми
стенами городские
постройки, и виднелась темная полоса столпившегося на берегу народа.
Теперь мы шли по большому сумрачному двору, где то и дело встречались полуразвалившиеся
постройки — сараи, погреба и конюшни. Когда-то, очень давно, должно быть, он процветал, этот двор, вместе с замком моей бабушки, но сейчас слишком наглядная печать запустения лежала на всем. Чем-то могильным, нежилым и угрюмым веяло от этих сырых, заплесневелых
стен, от мрачного главного здания, смотревшего на меня единственным, как у циклопа, глазом, вернее, единственным огоньком, мелькавшим в крайнем окне.
Работа медленная, трудная и отвратительная для того, кто привык единым… не знаю, как это назвать, — единым дыханием схватывать все и единым дыханием все выражать. И недаром они так уважают своих мыслителей, а эти несчастные мыслители, если они честны и не мошенничают при
постройке, как обыкновенные инженеры, не напрасно попадают в сумасшедший дом. Я всего несколько дней на земле, а уж не раз предо Мною мелькали его желтые
стены и приветливо раскрытая дверь.
Стены, башенки, колокольни, корпусы церквей смотрели чересчур ново, напоминали сотни церковных и монастырских
построек.
В одной из отдаленных горниц обширных хором князя Василия Прозоровского, сравнительно небольшой, но все же просторной и светлой, с бревенчатыми дубовыми, как и во всех остальных,
стенами, за простым деревянным столом и на таком же табурете сидел молодой человек лет восемнадцати. Два широких окна горницы выходили в обширный, запушенный снегом сад, сквозь оголенные, покрытые инеем деревья которого виднелась узкая лента замерзшей Москвы-реки, а за ней скученные
постройки тогдашнего Замоскворечья.
Широкая
стена, которая поворачивает влево от этого угла, более уцелела, несмотря на то, что она беспрестанно расхищалась на разные
постройки, казенные и из-за них частные.
Вслед за ней показалась и быстро скользнула по освещенной, луною
стене сарая испуганная фигура, мгновенно скрывшаяся за
постройками.
Памятником регентства Елены была
постройка крепостных
стен Китай-города. Ввиду того что Кремль в случае осады не мог уже вместить со своими
стенами сильно увеличившееся народонаселение, Василий III пожелал построить новую крепость.
Место для этой
постройки было выбрано князем в довольно значительном отдалении от старого сгоревшего дома,
стены которого он не велел разбирать до личного его распоряжения.
Множество балаганов, разных гостиниц, купеческого и монастырского подворьев, скученных около Кремля, не заграждали его высоких бойниц, доминировавших над всеми этими
постройками. На высоких, от времени поседевших и во всех местах поросших мхом, каменных зубцах кремлевских
стен вились плющ и повилка.
Множество балаганов, разных гостинных, купеческих и монастырских подворьев, скученных около Кремля, не заграждали его высоких бойниц, доминировавших над всеми этими
постройками. На высоких, от времени поседевших и во многих местах поросших мхом каменных зубцах кремлевских
стен вились плющ и павилика.
Все эти конические колокольни, узкие улицы, типические русской
постройки дома, остатки
стен и валов держат над городом исторический флаг, который говорит вам, что все видимое вами возникло здесь не по указу губернского правления и выводилось не по бесхарактерным планам новейшей архитектуры.