Неточные совпадения
Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте
поступать так,
как вашей милости угодно! У меня, право, в голове теперь… я и сам не знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался,
каким еще никогда не бывал.
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась,
как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот
как со мною
поступили!
Простаков (Скотинину). Правду сказать, мы
поступили с Софьюшкой,
как с сущею сироткой. После отца осталась она младенцем. Тому с полгода,
как ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар…
— Погоди. И за те твои бессовестные речи судил я тебя, Ионку, судом скорым, и присудили тако: книгу твою, изодрав, растоптать (говоря это, Бородавкин изодрал и растоптал), с тобой же самим, яко с растлителем добрых нравов, по предварительной отдаче на поругание,
поступить,
как мне, градоначальнику, заблагорассудится.
Беневоленский твердою
поступью сошел на крыльцо и хотел было поклониться на все четыре стороны,
как с смущением увидел, что на улице никого нет, кроме двух жандармов.
А это, в свою очередь, доказывает,
как шатки теории вообще и
как мудро
поступают те военачальники, которые относятся к ним с недоверчивостью.
Бригадир понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего другого не остается,
как спрятаться в архив. Так он и
поступил. Аленка тоже бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб дверь архива захлопнулась в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и Аленка осталась снаружи с простертыми врозь руками. В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (
как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я
поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
У нее не было сомнения, что она
поступила как следовало.
Вронский
поступал в этом случае совсем не так,
как Левин. Он, очевидно, не приписывал болтовне Весловского никакой важности и, напротив, поощрял эти шутки.
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих правах, и права эти твоя любовь, которой ты не можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и ничего не требует. Что тебе делать?
Как поступить? Тут страшная драма.
Рассуждения приводили его в сомнения и мешали ему видеть, что̀ должно и что̀ не должно. Когда же он не думал, а жил, он не переставая чувствовал в душе своей присутствие непогрешимого судьи, решавшего, который из двух возможных поступков лучше и который хуже; и
как только он
поступал не так,
как надо, он тотчас же чувствовал это.
— Насколько обещанное возможно. Vous professez d’être un libre penseur. [Ты слывешь человеком свободомыслящим.] Но я,
как человек верующий, не могу в таком важном деле
поступить противно христианскому закону.
И с тем неуменьем, с тою нескладностью разговора, которые так знал Константин, он, опять оглядывая всех, стал рассказывать брату историю Крицкого:
как его выгнали из университета зa то, что он завел общество вспоможения бедным студентам и воскресные школы, и
как потом он
поступил в народную школу учителем, и
как его оттуда также выгнали, и
как потом судили за что-то.
Когда он
поступил в Академию и сделал себе репутацию, он,
как человек неглупый, захотел образоваться.
Когда он узнал всё, даже до той подробности, что она только в первую секунду не могла не покраснеть, но что потом ей было так же просто и легко,
как с первым встречным, Левин совершенно повеселел и сказал, что он очень рад этому и теперь уже не
поступит так глупо,
как на выборах, а постарается при первой встрече с Вронским быть
как можно дружелюбнее.
Степан Аркадьич и княгиня были возмущены поступком Левина. И он сам чувствовал себя не только ridicule [смешным] в высшей степени, но и виноватым кругом и опозоренным; но, вспоминая то, что он и жена его перестрадали, он, спрашивая себя,
как бы он
поступил в другой раз, отвечал себе, что точно так же.
— Но, Долли, что же делать, что же делать?
Как лучше
поступить в этом ужасном положении? — вот о чем надо подумать.
«Только при таком решении я
поступаю и сообразно с религией, — сказал он себе, — только при этом решении я не отвергаю от себя преступную жену, а даю ей возможность исправления и даже —
как ни тяжело это мне будет — посвящаю часть своих сил на исправление и спасение ее».
«Кроме формального развода, можно было еще
поступить,
как Карибанов, Паскудин и этот добрый Драм, то есть разъехаться с женой», продолжал он думать, успокоившись; но и эта мера представляла те же неудобства noзopa,
как и при разводе, и главное — это, точно так же
как и формальный развод, бросало его жену в объятия Вронского. «Нет, это невозможно, невозможно! — опять принимаясь перевертывать свой плед, громко заговорил он. — Я не могу быть несчастлив, но и она и он не должны быть счастливы».
Но Алексей Александрович еще не успел окончить своей речи,
как Степан Аркадьич уже
поступил совсем не так,
как он ожидал. Степан Аркадьич охнул и сел в кресло. — Нет, Алексей Александрович, что ты говоришь! — вскрикнул Облонский, и страдание выразилось на его лице.
Ты
поступил так,
как должно было.
Василий Лукич между тем, не понимавший сначала, кто была эта дама, и узнав из разговора, что это была та самая мать, которая бросила мужа и которую он не знал, так
как поступил в дом уже после нее, был в сомнении, войти ли ему или нет, или сообщить Алексею Александровичу.
— А если так, — сказала Анна вдруг изменившимся голосом, — то ты тяготишься этою жизнью… Да, ты приедешь на день и уедешь,
как поступают…
— В первый раз,
как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело: на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой с своей стройной
поступью, с своим гладким, прямым,
как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами,
как будто хотел слово вымолвить.
Я не стану обвинять тебя — ты
поступил со мною,
как поступил бы всякий другой мужчина: ты любил меня
как собственность,
как источник радостей, тревог и печалей, сменявшихся взаимно, без которых жизнь скучна и однообразна.
— Простите меня, княжна! Я
поступил как безумец… этого в другой раз не случится: я приму свои меры… Зачем вам знать то, что происходило до сих пор в душе моей? Вы этого никогда не узнаете, и тем лучше для вас. Прощайте.
— Да
как же в самом деле: три дни от тебя ни слуху ни духу! Конюх от Петуха привел твоего жеребца. «Поехал, говорит, с каким-то барином». Ну, хоть бы слово сказал: куды, зачем, на сколько времени? Помилуй, братец,
как же можно этак
поступать? А я бог знает чего не передумал в эти дни!
—
Как поступить, чтобы разбогатеть? А вот
как… — сказал Костанжогло.
А сделавшись приказчиком,
поступал, разумеется,
как все приказчики: водился и кумился с теми, которые на деревне были побогаче, подбавлял на тягла [Тягло — крестьянская семья, составляющая хозяйственную единицу.
То есть он
поступал как все мы!
— Чем больше слушаешь вас, почтеннейший Константин Федорович, — сказал Чичиков, — тем большее получаешь желание слушать. Скажите, досточтимый мною: если бы, например, я возымел намерение сделаться помещиком, положим, здешней губернии, на что преимущественно обратить внимание?
как быть,
как поступить, чтобы в непродолжительное <время> разбогатеть, чтобы тем, так сказать, исполнить существенную обязанность гражданина?
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь.
Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я
поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и повар, и дом,
как полная чаша, но будет и хозяйственная часть в порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
2) Оных упомянутых ревижских душ, пришлых, или прибылых, или,
как они неправильно изволили выразиться, умерших, нет налицо таковых, которые бы не были в залоге, ибо все в совокупности не только заложены без изъятия, но и перезаложены, с прибавкой по полутораста рублей на душу, кроме небольшой деревни Гурмайловка, находящейся в спорном положении по случаю тяжбы с помещиком Предищевым, и потому ни в продажу, ни в залог
поступить не может».
Дело ходило по судам и
поступило наконец в палату, где было сначала наедине рассуждено в таком смысле: так
как неизвестно, кто из крестьян именно участвовал, а всех их много, Дробяжкин же человек мертвый, стало быть, ему немного в том проку, если бы даже он и выиграл дело, а мужики были еще живы, стало быть, для них весьма важно решение в их пользу; то вследствие того решено было так: что заседатель Дробяжкин был сам причиною, оказывая несправедливые притеснения мужикам Вшивой-спеси и Задирайлова-тож, а умер-де он, возвращаясь в санях, от апоплексического удара.
Наша братья, народ умный,
как мы называем себя,
поступает почти так же, и доказательством служат наши ученые рассуждения.
Но еще более бранил себя за то, что заговорил с ним о деле,
поступил неосторожно,
как ребенок,
как дурак: ибо дело совсем не такого роду, чтобы быть вверену Ноздреву…
— То есть, если бы он не так со мной
поступил; но он хочет,
как я вижу, знаться судом. Пожалуй, посмотрим, кто выиграет. Хоть на плане и не так ясно, но есть свидетели — старики еще живы и помнят.
— Позвольте, почтеннейший, вновь обратить вас к предмету прекращенного разговора. Я спрашивал вас о том,
как быть,
как поступить,
как лучше приняться… [Далее в рукописи отсутствуют две страницы. В первом издании второго тома «Мертвых душ» (1855) примечание: «Здесь в разговоре Костанжогло с Чичиковым пропуск. Должно полагать, что Костанжогло предложил Чичикову приобрести покупкою именье соседа его, помещика Хлобуева».]
Он был недоволен поведением Собакевича. Все-таки,
как бы то ни было, человек знакомый, и у губернатора, и у полицеймейстера видались, а
поступил как бы совершенно чужой, за дрянь взял деньги! Когда бричка выехала со двора, он оглянулся назад и увидел, что Собакевич все еще стоял на крыльце и,
как казалось, приглядывался, желая знать, куда гость поедет.
— В том-то и дело, что премерзейшее дело! Говорят, что Чичиков и что подписано завещание уже после смерти: нарядили какую-то бабу, наместо покойницы, и она уж подписала. Словом, дело соблазнительнейшее. Говорят, тысячи просьб
поступило с разных сторон. К Марье Еремеевне теперь подъезжают женихи; двое уж чиновных лиц из-за нее дерутся. Вот
какого роду дело, Афанасий Васильевич!
А ведь признайся, брат, ведь ты, право, преподло
поступил тогда со мною, помнишь,
как играли в шашки, ведь я выиграл…
«Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была,
И я любила вас; и что же?
Что в сердце вашем я нашла?
Какой ответ? одну суровость.
Не правда ль? Вам была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче — Боже! — стынет кровь,
Как только вспомню взгляд холодный
И эту проповедь… Но вас
Я не виню: в тот страшный час
Вы
поступили благородно,
Вы были правы предо мной.
Я благодарна всей душой…
Лакей, который с виду был человек почтенный и угрюмый, казалось, горячо принимал сторону Филиппа и был намерен во что бы то ни стало разъяснить это дело. По невольному чувству деликатности,
как будто ничего не замечая, я отошел в сторону; но присутствующие лакеи
поступили совсем иначе: они подступили ближе, с одобрением посматривая на старого слугу.
В старости у него образовался постоянный взгляд на вещи и неизменные правила, — но единственно на основании практическом: те поступки и образ жизни, которые доставляли ему счастие или удовольствия, он считал хорошими и находил, что так всегда и всем
поступать должно. Он говорил очень увлекательно, и эта способность, мне кажется, усиливала гибкость его правил: он в состоянии был тот же поступок рассказать
как самую милую шалость и
как низкую подлость.
—
Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан!
Как! чтобы попустить такие мучения на Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так
поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Но он хотел, чтобы у Ассоль было что есть, решив поэтому
поступить так,
как приказывает забота.
— А вам разве не жалко? Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я знаю, вы последнее сами отдали, еще ничего не видя. А если бы вы все-то видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да на прошлой еще неделе! Ох, я! Всего за неделю до его смерти. Я жестоко
поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах,
как теперь, целый день вспоминать было больно!
А зачем дворников сбивали и в часть, к квартальному поручику, подзывали?» Вот
как бы следовало мне
поступить, если б я хоть капельку на вас подозрения имел.
— Позвольте вам заметить, — отвечал он сухо, — что Магометом иль Наполеоном я себя не считаю… ни кем бы то ни было из подобных лиц, следственно, и не могу, не быв ими, дать вам удовлетворительного объяснения о том,
как бы я
поступил.