Неточные совпадения
То ли ему было неловко, что он,
потомок Рюрика, князь Облонский, ждал два часа в приемной у Жида, или то, что в
первый раз в жизни он не следовал примеру предков, служа правительству, а выступал на новое поприще, но ему было очень неловко.
Клим Иванович Самгин
первый раз видел Родзянко, ему понравился большой, громогласный, отлично откормленный
потомок запорожской казацкой знати.
— Тоска, брат! Гляди: богоносец народ русский валом валит угощаться конфетками за счет царя. Умилительно. Конфетки сосать будут
потомки ходового московского народа, того, который ходил за Болотниковым, за Отрепьевым, Тушинским вором, за Козьмой Мининым, потом пошел за Михайлой Романовым. Ходил за Степаном Разиным, за Пугачевым… и за Бонапартом готов был идти… Ходовой народ! Только за декабристами и за людями
Первого Марта не пошел…
Первые годы жизни Клима совпали с годами отчаянной борьбы за свободу и культуру тех немногих людей, которые мужественно и беззащитно поставили себя «между молотом и наковальней», между правительством бездарного
потомка талантливой немецкой принцессы и безграмотным народом, отупевшим в рабстве крепостного права.
Первые дружинники — вот мои предки, — говорит он, — они своею кровью запечатлели свое право, и я, их
потомок, явил бы себя недостойным их, если б поступился хотя одним атомом этого дорого добытого права!
Первая часть пророчества совершилась над людьми и поколениями их, не принявшими учения, и
потомки их приведены теперь к необходимости испытать справедливость второй части его.
Во-первых, она дворянка вчерашняя, а ты
потомок самого древнего дворянского дома.
Очевидно, стало быть, что мысль о самообкладывании принадлежит всецело нам,
потомкам наших предков, и должна быть рассматриваема как результат: во-первых, способности выдерживать наплыв чувств, несколько большей против той, которою обладали наши предки, во-вторых, вечно присущей нам мысли о якобы правах и, в-третьих, нашей страсти к политико-экономическим вицам.
Прежняя глинистая почва, при
первом дожде превращающаяся в какой-то липкий кисель, переходит в не менее утомительный для пешехода сыпучий песок; вместо прежних гладких полей и лугов, по которым, как островки, были разбросаны там и сям небольшие рощицы, взорам путника представляется громадная пойма, а за ней синеют обширные сосновые леса,
потомки тех лесов, которые в прошлом столетии сплошной непроходимой грядой тянулись далеко за Кимжу и наконец сливались с когда-то знаменитыми лесами Муромскими.