В дверях стоял бледный, криво улыбавшийся Иуда, и легким движением Иоанн приблизился и трижды поцеловал его. За ним, оглядываясь друг на друга, смущенно подошли Иаков, Филипп и другие, — после каждого
поцелуя Иуда вытирал рот, но чмокал громко, как будто этот звук доставлял ему удовольствие. Последним подошел Петр.
Неточные совпадения
И без зависти, с снисходительным презрением смотрел
Иуда на эти ласки. Что значат все эти рассказы, эти
поцелуи и вздохи сравнительно с тем, что знает он,
Иуда из Кариота, рыжий, безобразный иудей, рожденный среди камней!
Мгновенно вся голова
Иуды, во всех частях своих, наполняется гулом, криком, ревом тысяч взбесившихся мыслей. Они догадались? Они поняли, что это — самый лучший человек? — это так просто, так ясно. Что там теперь? Стоят перед ним на коленях и плачут тихо,
целуя его ноги. Вот выходит он сюда, а за ним ползут покорно те — выходит сюда, к
Иуде, выходит победителем, мужем, властелином правды, Богом…
…Когда был поднят молот, чтобы пригвоздить к дереву левую руку Иисуса,
Иуда закрыл глаза и
целую вечность не дышал, не видел, не жил, а только слушал. Но вот со скрежетом ударилось железо о железо, и раз за разом тупые, короткие, низкие удары, — слышно, как входит острый гвоздь в мягкое дерево, раздвигая частицы его…
— Отчего же?
Целуй! — согласился
Иуда.
— Нет, вы на себя взяли весь грех. Любимый ученик! Разве не от тебя начнется род предателей, порода малодушных и лжецов? Слепцы, что сделали вы с землею? Вы погубить ее захотели, вы скоро будете
целовать крест, на котором вы распяли Иисуса! Так, так —
целовать крест обещает вам
Иуда!
— Он прав,
Иуда. Дай я
поцелую тебя.
— Так, так. Конечно, очень мало, но разве
Иуда недоволен, разве
Иуда кричит, что его ограбили? Он доволен. Разве не святому делу он послужил? Святому. Разве не самые мудрые люди слушают теперь
Иуду и думают: он наш,
Иуда из Кариота, он наш брат, наш друг,
Иуда из Кариота, Предатель? Разве Анне не хочется стать на колени и
поцеловать у
Иуды руку? Но только
Иуда не даст, он трус, он боится, что его укусят.
— Но ведь я же шучу. Я шучу, мой добрый Фома, — я только хотел знать, действительно ли ты желаешь
поцеловать старого, противного
Иуду, вора, который украл три динария и отдал их блуднице.
Как раз в это время
Иуда Искариот совершил первый, решительный шаг к предательству: тайно посетил первосвященника Анну. Был он встречен очень сурово, но не смутился этим и потребовал продолжительной беседы с глазу на глаз. И, оставшись наедине с сухим и суровым стариком, презрительно смотревшим на него из-под нависших, тяжелых век, рассказал, что он,
Иуда, человек благочестивый и в ученики к Иисусу Назарею вступил с единственной
целью уличить обманщика и предать его в руки закона.
И тихо порадовался, видя, как весь затрепыхал, задвигался, забегал
Иуда — проворный и быстрый, как будто не две ноги, а
целый десяток их было у него.
— Все мы тут глупые, все слепые,
Иуда. Один он видит, один он умный. Мне можно
поцеловать тебя?
Когда Я смотрю на этих джентльменов и леди и припоминаю, что они были такими еще при дворе Ашурбанипала и что все две тысячи лет сребреники
Иуды продолжают приносить проценты, как и его
поцелуй, — Мне становится скучным участвовать в старой и заезженной пьесе.
Потом, ты слышала,
Иуда в ту же ночь
поцеловал Иисуса и предал его мучителям.
— Распространенная картина; мне доводилось ее часто видеть, по преимуществу у дам. Посмотрим далее. Опять великий мастер. Христа
целует здесь
Иуда. Как кажется вам здесь господень лик? Какая сдержанность и доброта! Не правда ли? Прекрасное изображение!