Неточные совпадения
— Да говорите же что-нибудь, рассказывайте, где были, что видели, помнили ли обо мне? А что страсть? все мучает — да? Что это у вас, точно
язык отнялся? куда девались эти «волны
поэзии», этот «рай и геенна»? давайте мне рая! Я счастья хочу, «жизни»!
Поэзия его трудная, ученая, пышная, полная выражений, взятых из церковно-славянского
языка, требующая комментариев.
Он боялся, что темная голова ребенка не в состоянии будет усвоить картинного
языка народной
поэзии.
Два французских стихотворения Барятинского: «Стансы в темнице» (в Петропавловской крепости) и атеистическое «О боге» — переведены на русский
язык М. В. Нечкиной («Восстание декабристов», т. X, стр. 304 и сл.; сб. «Избр. произведения декабристов», II, стр. 437 и сл.); другой перевод отдельных отрывков — Б. В. Томашевского (сб. «
Поэзия декабристов», 1950, стр. 648 и сл.).] несколько слов тебе скажу в ответ.
Но, от избытка ли
поэзии, от долгих ли грустных неудач первой молодости, она вдруг, с переменой судьбы, почувствовала себя как-то слишком уж особенно призванною, чуть ли не помазанною, «над коей вспыхнул сей
язык», а в языке-то этом и заключалась беда; все-таки ведь он не шиньон, который может накрыть каждую женскую голову.
—
Поэзия —
язык богов. Я сам люблю стихи. Но не в одних стихах
поэзия: она разлита везде, она вокруг нас… Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотою и жизнью; а где красота и жизнь, там и
поэзия.
В произведениях
поэзии скоро стареет
язык, и мы по этой причине не можем наслаждаться Шекспиром, Данте, Вольфрамом так свободно, как наслаждались их современники.
Переводчик поэтического произведения с одного
языка на другой должен до некоторой степени переделывать переводимое произведение; как же не являться необходимости переделки при переводе события с
языка жизни на скудный, бледный, мертвый
язык поэзии?
Актер, как музыкант, обязан доиграться, то есть додуматься, до того звука голоса и до той интонации, какими должен быть произнесен каждый стих: это значит — додуматься до тонкого критического понимания всей
поэзии пушкинского и грибоедовского
языка.
Я, разумеется, судил по себе и хотя брал в соображение, что молоденькой Неониле знакомы некоторые предметы городского круга, но едва ли ей может быть понятен
язык высокой
поэзии, каким Аполлинарий обращался к воспеваемой им Пулхерии.
Самое отношение к миру теряется, человек действует заодно и как одно с миром, сознание заволакивается туманом; час заклятия становится часом оргии; на нашем маловыразительном
языке мы могли бы назвать этот час — гениальным прозрением, в котором стерлись грани между песней, музыкой, словом и движением, жизнью, религией и
поэзией.
Характер
поэзии Кольцова. Верность и правдивость в изображении предметов. Положительный взгляд на вещи. Присутствие мысли в стихотворениях. Думы. Некоторые черты народного характера в песнях Кольцова. Сила чувства и выражения.
Язык Кольцова. Заключение.
У народа своя медицина, своя
поэзия, своя житейская мудрость, свой великолепный
язык, и при этом — заметьте — ни одного имени, ни одного автора!
— Державин любил также так называемую тогда «эротическую
поэзию» и щеголял в ней мягкостью
языка и исключением слов с буквою р.
Зачем она говорит по-французски? Я не люблю французского
языка, потому что понимаю его не лучше конюха Аршака, хотя Люда прилагает немало стараний, чтобы выучить меня этой светской премудрости… То ли дело лезгинский
язык! Сколько в нем музыки и
поэзии! Он сладок, как голос буль-буля, как серебряная струна чонгури или звон горного ручья.
Как гимназистиком четвертого класса, когда я выбрал латинский
язык для того, чтобы попасть со временем в студенты, так и дальше, в Казани и Дерпте, я оставался безусловно верен царству высшего образования, университету в самом обширном смысле — universitas, как понимали ее люди эпохи Возрождения, в совокупности всех знаний, философских систем, красноречия,
поэзии, диалектики, прикладных наук, самых важных для человека, как астрономия, механика, медицина и другие прикладные доктрины.
Языков они почти не знают, всего больше языкознания найдете вы у людей кабинетных, у эрудитов, пристрастившихся то к английской беллетристике, то к итальянской
поэзии или к испанской драме.
— Помилуй бог, как я люблю
поэзию, тут
язык богов… — сказал Суворов.
Он воспитывался в Московской духовной семинарии, в которой, по окончании курса, сделался учителем
поэзии, риторики и греческого
языка.
Дюмон. Вот это-то и лежит у меня на сердце. Правду сказать, любя Россию, пригревшую меня под крылом своим, любя ваш сладкий, звучный
язык, созданный, кажется, для
поэзии, я с того времени старался исправиться. Вы это знаете, господа!