Неточные совпадения
Я отвечал, что приехал на
службу и явился
по долгу своему к господину капитану, и с этим словом обратился было к кривому старичку, принимая его за коменданта; но хозяйка перебила затверженную мною речь.
— Купленный или украденный титул! — возражал он в пылу. — Это один из тех пройдох, что,
по словам Лермонтова, приезжают сюда «на ловлю счастья и чинов», втираются в большие дома, ищут протекции женщин, протираются в
службу и потом делаются гран-сеньорами. Берегитесь, кузина, мой
долг оберечь вас! Я вам родственник!
Помада очень мало изменился в Москве.
По крайней ветхости всего его костюма можно было безошибочно полагать, что житье его было не сахарное. О
службе своей он разговаривал неохотно и только несколько раз принимался рассказывать, что
долги свои он уплатил все до копеечки.
— Я — патронесса монастыря для падших девушек, и поэтому я,
по долгу моей
службы, должна собирать сведения о вас.
— Он был лишь доцентом, всего лишь доцентом, и
по чину всего только коллежский асессор при отставке, — ударял он себя рукой в грудь, — знаков отличия не имеет, уволен из
службы по подозрению в замыслах против правительства. Он состоял под тайным надзором и, несомненно, еще состоит. И ввиду обнаружившихся теперь беспорядков вы, несомненно, обязаны
долгом. Вы же, наоборот, упускаете ваше отличие, потворствуя настоящему виновнику.
— В отношении госпожи, о которой вам говорил, я исполнил свой
долг: я женился на ней; мало того,
по ее желанию оставил военную
службу и получил, благодаря милостивому содействию Егора Егорыча, очень видное и почетное место губернского почтмейстера — начальника всех почт в губернии — с прекрасным окладом жалованья.
Если я принадлежу к меньшинству угнетателей, невыгоды неподчинения требованиям правительства будут состоять в том, что меня, как отказавшегося исполнить требования правительства, будут судить и в лучшем случае или оправдают, или, как поступают у нас с менонитами, — заставят отбывать срок
службы на невоенной работе; в худшем же случае приговорят к ссылке или заключению в тюрьму на два, три года (я говорю
по примерам, бывшим в России), или, может быть, и на более
долгое заключение, может быть, и на казнь, хотя вероятие такого наказания очень малò.
— Извините, — сказал Рено, — я исполнил
долг честного человека, признавшись в моей вине; теперь позвольте мне выполнить обязанность мою
по службе. Господин Данвиль отлучился без позволения от своего полка, и я должен непременно довести это до сведения начальства.
От Бегушева
Долгов уехал, уже рассчитывая на служебное поприще, а не на литературное. Граф Хвостиков, подметивший в нем это настроение, нарочно поехал вместе с ним и всю дорогу старался убедить Долгова плюнуть на подлую
службу и не оставлять мысли о газете, занять денег для которой у них оставалось тысячи еще шансов, так как в Москве много богатых людей, к которым можно будет обратиться
по этому делу.
Наскоро и голодно куснув, что было под рукою, разбрелись из любопытства и
по делу: кто ушел на двор, где громили
службы, кто искал поживы
по дому. Для старших оставались пустые и свободные часы, час или два, пока не разберутся в добре и не нагрузятся
по телегам;
по богатству экономии следовало бы остаться
дольше, но,
по слухам, недалеко бродили стражники и рота солдат, приходилось торопиться.
Дело шло о
службе где-то в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он,
по разным интригам врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно
долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими, спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
Очень скоро, не далее как через год после женитьбы, Иван Ильич понял, что супружеская жизнь, представляя некоторые удобства в жизни, в сущности есть очень сложное и тяжелое дело,
по отношению которого, для того, чтобы исполнять свой
долг, т. е. вести приличную, одобряемую обществом жизнь, нужно выработать определенное отношение, как и к
службе.
Иван Ильич умер 45-ти лет, членом Судебной палаты. Он был сын чиновника, сделавшего в Петербурге
по разным министерствам и департаментам ту карьеру, которая доводит людей до того положения, в котором, хотя и ясно оказывается, что исполнять какую-нибудь существенную должность они не годятся, они всё-таки
по своей
долгой и прошедшей
службе и своим чинам не могут быть выгнаны и потому получают выдуманные фиктивные места и нефиктивные тысячи от 6-ти до 10-ти, с которыми они и доживают до глубокой старости.
Меня он, кажется, по-своему любит — я все-таки недурной фронтовик. В минуты денежного кризиса я свободно черпаю из его кошелька, и он никогда не торопит отдачей
долга. В свободное от
службы время он называет меня прапорщиком и прапорам. Этот развеселый армейский чин давно уже отошел в вечность, но старые служаки любят его употреблять в ласкательно-игривом смысле, в память дней своей юности.
— Гм!.. сердце!.. На
службе прежде всего
долг службы, а не сердце… Вы
по крайней мере раскаиваетесь?
И ведь мы еще говорим не о тех холодных служителях
долга, которые поступают таким образом просто
по обязанности
службы, мы имеем в виду русских людей, действительно искренно сочувствующих угнетенным и готовых даже на борьбу для их защиты.
Доходы его уменьшались с каждым годом,
долги увеличивались: он убедился в невозможности продолжать
службу, жить в столице — словом, жить, как жил до тех пор, и решился скрепя сердце посвятить несколько лет на исправление тех «домашних обстоятельств»,
по милости которых он внезапно очутился в деревенской глуши.
— Сын их единородный, — начал старик с грустною, но внушительною важностью, — единая их утеха и радость в жизни, паче всего тем, что, бывши еще в молодых и цветущих летах, а уже в больших чинах состояли, и
службу свою продолжали больше в иностранных землях, где, надо полагать, лишившись тем временем супруги своей, потеряли первоначально свой рассудок, а тут и жизнь свою кончили, оставивши на руках нашей старушки свою — дочь, а их внуку, но и той господь бог,
по воле своей, не дал
долгого веку.
Про Иргиз говорили: знаком был он матери Манефе; до игуменства чуть не каждый год туда ездила и гащивала в тамошних женских обителях
по месяцу и
дольше… Василий Борисыч также коротко знал Иргизские монастыри. Долго он рассуждал с Манефой о благолепии тамошних церквей, о стройном порядке
службы, о знаменитых певцах отца Силуяна, о пространном и во всем преизобильном житии тамошних иноков и стариц.
Государь император, имея в виду, что при многих воинских частях также учреждены воскресные бесплатные школы, что
по затруднительности за ними надзора злоумышленные люди могут и в этих школах проводить вредные и ложные учения, что притом обнаружены уже некоторые преступные покушения увлечь и нижних чинов к нарушению
долга службы и присяги, высочайше повелеть соизволил, в предупреждение могущих быть пагубных последствий, ныне же закрыть все учрежденные при войсках воскресные школы и вообще всякие училища для лиц, не принадлежащих к военному ведомству, и впредь никаких сборищ посторонних людей в зданиях, занимаемых войсками, отнюдь не допускать».
Снова Володя был на своем милом «Коршуне» между своими — среди офицеров-сослуживцев, к большей части которых он был искренно расположен, и среди матросов, которых за время
долгого совместного плавания успел полюбить, оценив их отвагу и сметливость и их трогательную преданность за то только, что с ними, благодаря главным образом капитану, обращались по-человечески и не делали из
службы, и без того тяжелой и полной опасностей, невыносимой каторги.
В эти дни Ашанин говорил со многими старыми матросами, ожидавшими после возвращения в Россию отставки или бессрочного отпуска, и ни один из них, даже самых лихих матросов, отличавшихся и знанием дела, и отвагой, и бесстрашием, не думал снова поступить
по «морской части». Очень немногие, подобно Бастрюкову, собирались в деревню — прежняя
долгая служба уничтожала земледельца, — но все в своих предположениях о будущем мечтали о сухопутных местах.
Уроки, приготовление их, беготня за Ирочкой на половину старших, схватки с Крошкой и соревнование в учении с самыми лучшими ученицами — «сливками» класса, —
долгие стояния
по праздникам в церкви (которые я особенно любила благодаря торжественной таинственности
службы), воскресные дежурства в приемной за отличие в поведении — все это шло заведенной машиной, однообразно выстукивающей свой правильный ход.
Явившись к новому своему начальству, он узнал, что все прибывающие на
службу в поселения должны были непременно представляться самому графу, а так как граф накануне выехал в южные поселения, то Хвостову и предстояло исполнить этот
долг по возвращении его сиятельства.
Публика для внимательного наблюдателя разделялась на две категории: одна пришла вынести из театра купленное ею эстетическое наслаждение, и
по напряженному вниманию, отражавшемуся в ее глазах, устремленных на сцену, видно было, что она возвращала уплаченные ею в кассе трудовые деньги, другая категория приехала в театр, отдавая
долг светским обязанностям, себя показать и людей посмотреть; для них театр — место сборища, то же, что бал, гулянье и даже церковная
служба — они везде являются в полном сборе, чтобы скучать, лицезрея друг друга.
Во взгляде старичка она прочла признание человека с сердцем, которому
долгая губернаторская
служба дала отличное знание того, как выбиваются,
по уездам, годами накопившиеся недоимки. Она вспомнила, что раз в этом же будуаре он сильно повел правым плечом и у него вырвалось восклицание...
— Потому что я, — говорит, — не славы ищу и не почестей, а в том самом виде именно и предстою, как вами сказано: не
по службе, а
по усердию моей ему благодарности, так как я всем на свете князю обязан и теперь во всем моем благоденствии, голосом природы возбуждаем, желаю ему благодарно
долг отдать.