Неточные совпадения
Она видела, что сверстницы Кити составляли какие-то общества, отправлялись на какие-то курсы, свободно обращались
с мужчинами, ездили одни
по улицам, многие не приседали и, главное, были все твердо уверены, что выбрать себе мужа есть их дело, а не
родителей.
— Это не мещане, Полина Карповна! —
с крепкой досадой сказала Татьяна Марковна, указывая на портреты
родителей Райского, а также Веры и Марфеньки, развешанные
по стенам, — и не чиновники из палаты, — прибавила она, намекая на покойного мужа Крицкой.
Больше же всех была приятна Нехлюдову милая молодая чета дочери генерала
с ее мужем. Дочь эта была некрасивая, простодушная молодая женщина, вся поглощенная своими первыми двумя детьми; муж ее, за которого она после долгой борьбы
с родителями вышла
по любви, либеральный кандидат московского университета, скромный и умный, служил и занимался статистикой, в особенности инородцами, которых он изучал, любил и старался спасти от вымирания.
— Как же это нет-с? Следовало, напротив, за такие мои тогдашние слова вам, сыну
родителя вашего, меня первым делом в часть представить и выдрать-с…
по крайности
по мордасам тут же на месте отколотить, а вы, помилуйте-с, напротив, нимало не рассердимшись, тотчас дружелюбно исполняете в точности
по моему весьма глупому слову-с и едете, что было вовсе нелепо-с, ибо вам следовало оставаться, чтобы хранить жизнь
родителя… Как же мне было не заключить?
— Ведь вам тогда после
родителя вашего на каждого из трех братцев без малого
по сорока тысяч могло прийтись, а может, и того больше-с, а женись тогда Федор Павлович на этой самой госпоже-с, Аграфене Александровне, так уж та весь бы капитал тотчас же после венца на себя перевела, ибо они очень не глупые-с, так что вам всем троим братцам и двух рублей не досталось бы после
родителя.
Вот это и начал эксплуатировать Федор Павлович, то есть отделываться малыми подачками, временными высылками, и в конце концов так случилось, что когда, уже года четыре спустя, Митя, потеряв терпение, явился в наш городок в другой раз, чтобы совсем уж покончить дела
с родителем, то вдруг оказалось, к его величайшему изумлению, что у него уже ровно нет ничего, что и сосчитать даже трудно, что он перебрал уже деньгами всю стоимость своего имущества у Федора Павловича, может быть еще даже сам должен ему; что
по таким-то и таким-то сделкам, в которые сам тогда-то и тогда пожелал вступить, он и права не имеет требовать ничего более, и проч., и проч.
— А все чрез эту самую Чермашню-с. Помилосердуйте! Собираетесь в Москву и на все просьбы
родителя ехать в Чермашню отказались-с! И
по одному только глупому моему слову вдруг согласились-с! И на что вам было тогда соглашаться на эту Чермашню? Коли не в Москву, а поехали в Чермашню без причины,
по единому моему слову, то, стало быть, чего-либо от меня ожидали.
— Как же вам на них не рассчитывать было-с; ведь убей они, то тогда всех прав дворянства лишатся, чинов и имущества, и в ссылку пойдут-с. Так ведь тогда ихняя часть-с после
родителя вам
с братцем Алексеем Федоровичем останется, поровну-с, значит, уже не
по сороку, а
по шестидесяти тысяч вам пришлось бы каждому-с. Это вы на Дмитрия Федоровича беспременно тогда рассчитывали!
А помри ваш
родитель теперь, пока еще этого нет ничего-с, то всякому из вас
по сорока тысяч верных придется тотчас-с, даже и Дмитрию Федоровичу, которого они так ненавидят-с, так как завещания у них ведь не сделано-с…
— Это я тогда
по единому к вам дружеству и
по сердечной моей преданности, предчувствуя в доме беду-с, вас жалеючи. Только себя больше вашего сожалел-с. Потому и говорил: уезжайте от греха, чтобы вы поняли, что дома худо будет, и остались бы
родителя защитить.
Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому,
с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а
родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинение Акима Нахимова и повесть Пинну;заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однакоговорил одначеи завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой,
по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции.
Лопухов возвратился
с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать; да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для
родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама
по себе, много денег стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
— Ужасный век! Мудрено ли, что ты кушаешь скоромное постом, когда дети учат
родителей! Куда мы идем? Подумать страшно! Мы
с тобой,
по счастью, не увидим.
Начните
с родителей. Папаша желает, чтоб Сережа шел
по гражданской части, мамаша настаивает, чтоб он был офицером. Папаша говорит, что назначение человека — творить суд и расправу. Мамаша утверждает, что есть назначение еще более высокое — защищать отечество против врагов.
Их привозили в Москву мальчиками в трактир, кажется, Соколова, где-то около Тверской заставы, куда трактирщики и обращались за мальчиками. Здесь была биржа будущих «шестерок». Мальчиков привозили обыкновенно
родители, которые и заключали
с трактирщиками контракт на выучку, лет на пять. Условия были разные, смотря
по трактиру.
Трудно было этой бедноте выбиваться в люди. Большинство дети неимущих
родителей — крестьяне, мещане, попавшие в Училище живописи только благодаря страстному влечению к искусству. Многие, окончив курс впроголодь, люди талантливые, должны были приискивать какое-нибудь другое занятие. Многие из них стали церковными художниками, работавшими
по стенной живописи в церквах. Таков был
С. И. Грибков, таков был Баженов, оба премированные при окончании, надежда училища. Много их было таких.
На последней неделе Великого поста грудной ребенок «покрикастее» ходил
по четвертаку в день, а трехлеток —
по гривеннику. Пятилетки бегали сами и приносили тятькам, мамкам, дяденькам и тетенькам «на пропой души» гривенник, а то и пятиалтынный. Чем больше становились дети, тем больше
с них требовали
родители и тем меньше им подавали прохожие.
Они становятся впереди гостей, а вслед за ними идут пары: сначала —
родители жениха и становятся
по правую руку от жениха, потом —
родители невесты подходят к ним и становятся рядом
с невестой, предварительно расцеловавшись
с детьми и между собой.
— Вот ты какой, а?.. А раньше что говорил? Теперь, видно, за ум хватился. У Малыгиных для всех зятьев один порядок: после венца десять тысяч, а после смерти
родителей по разделу
с другими.
Из них прибыло из России
с родителями 644, родилось на Сахалине и
по пути следования в ссылку 1473; детей, месторождение которых мне неизвестно, 5.
Матушка и прежде, вот уже два года, точно как бы не в полном рассудке сидит (больная она), а
по смерти
родителя и совсем как младенцем стала, без разговору: сидит без ног и только всем, кого увидит,
с места кланяется; кажись, не накорми ее, так она и три дня не спохватится.
Правда, все три были только Епанчины, но
по матери роду княжеского,
с приданым не малым,
с родителем, претендующим впоследствии, может быть, и на очень высокое место, и, что тоже довольно важно, — все три были замечательно хороши собой, не исключая и старшей, Александры, которой уже минуло двадцать пять лет.
В эту самую минуту происходило то, что снилось ему в эти два месяца только
по ночам, в виде кошмара, и леденило его ужасом, сжигало стыдом: произошла наконец семейная встреча его
родителя с Настасьей Филипповной.
Исполнение своего намерения Иван Петрович начал
с того, что одел сына по-шотландски; двенадцатилетний малый стал ходить
с обнаженными икрами и
с петушьим пером на складном картузе; шведку заменил молодой швейцарец, изучивший гимнастику до совершенства; музыку, как занятие недостойное мужчины, изгнали навсегда; естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло,
по совету Жан-Жака Руссо, и геральдика, для поддержания рыцарских чувств, — вот чем должен был заниматься будущий «человек»; его будили в четыре часа утра, тотчас окачивали холодной водой и заставляли бегать вокруг высокого столба на веревке; ел он раз в день
по одному блюду; ездил верхом, стрелял из арбалета; при всяком удобном случае упражнялся,
по примеру
родителя, в твердости воли и каждый вечер вносил в особую книгу отчет прошедшего дня и свои впечатления, а Иван Петрович,
с своей стороны, писал ему наставления по-французски, в которых он называл его mon fils [Мой сын (фр.).] и говорил ему vous.
— Конешно,
родителей укорять не приходится, — тянет солдат, не обращаясь собственно ни к кому. — Бог за это накажет… А только на моих памятях это было, Татьяна Ивановна, как вы весь наш дом горбом воротили. За то вас и в дом к нам взяли из бедной семьи, как лошадь двужильная бывает. Да-с… Что же, бог труды любит, даже это и
по нашей солдатской части, а потрудится человек — его и поберечь надо. Скотину, и ту жалеют… Так я говорю, Макар?
— А за кого я в службе-то отдувался, этого тебе родитель-то не обсказывал? Весьма даже напрасно… Теперь что же, по-твоему-то, я
по миру должен идти,
по заугольям шататься? Нет, я к этому не подвержен… Ежели што, так пусть мир нас рассудит, а покедова я и так
с женой поживу.
Я так понимаю, что господа теперь для нас все равно, что
родители: что хорошо мы сделали, им долженствует похвалить нас, худо — наказать; вот этого-то мы, пожалуй,
с нашим барином и не сумеем сделать, а промеж тем вы за всех нас отвечать богу будете, как пастырь — за овец своих: ежели какая овца отшатнется в сторону, ее плетью
по боку надо хорошенько…
M-lle Прыхина, возвратясь от подружки своей Фатеевой в уездный городок, где
родитель ее именно и был сорок лет казначеем, сейчас же побежала к m-lle Захаревской, дочери Ардальона Васильича, и застала ту,
по обыкновению, гордо сидящею
с книгою в руках у окна, выходящего на улицу, одетою, как и всегда, нарядно и причесанною
по последней моде.
— В будущем году! Невесту он себе еще в прошлом году приглядел; ей было тогда всего четырнадцать лет, теперь ей уж пятнадцать, кажется, еще в фартучке ходит, бедняжка.
Родители рады! Понимаешь, как ему надо было, чтоб жена умерла? Генеральская дочка, денежная девочка — много денег! Мы, брат Ваня,
с тобой никогда так не женимся… Только чего я себе во всю жизнь не прощу, — вскричал Маслобоев, крепко стукнув кулаком
по столу, — это — что он оплел меня, две недели назад… подлец!
Осип Иваныч тоже встал
с дивана и
по всем правилам гостеприимства взял мою руку и обеими руками крепко сжал ее. Но в то же время он не то печально, не то укоризненно покачивал головой, как бы говоря:"Какие были
родители и какие вышли дети!"
По этой самой причине
родитель наш меня
с собой и не держал, а соблюдал больше на кухне
с рабочими людьми.
— Жила я таким родом до шестнадцати годков.
Родитель наш и прежде каждый год
с ярмонки в скиты езживал, так у него завсегда
с матерями дружба велась. Только
по один год приезжает он из скитов уж не один, а
с Манефой Ивановной — она будто заместо экономки к нам в дом взята была. Какая она уж экономка была, этого я доложить вашему благородию не умею…
Истрясли мы в ту пору рублей больше тысячи на тогдашние еще деньги, и схоронили-таки
родителя по своему обычаю. Однако
с этих пор словно знобит у меня все нутро, как увижу полицейского: так и представляется мне покойник, как он его резать и потрошить хотел.
Пал он мне, сударь, в ноги и поклялся
родителями обо всем мне весть подавать. И точно-с,
с этих пор кажную ночь я уж знаю, об чем у них днем сюжет был… должен быть он здесь, то есть Андрюшка-с,
по моему расчету, не завтра, так послезавтрева к ночи беспременно-с.
— Это только по-видимому, а в сущности, верьте мне, все сердца ко мне несутся… Они только опасаются моих разговоров
с детьми, потому что дети — это такая неистощимая сокровищница для наблюдений за
родителями, что человеку опытному и благонамеренному стоит только слегка запустить руку, чтоб вынуть оттуда целые пригоршни чистейшего золота!.. Иван Семеныч! Иван Семеныч! пожалуйте-ка сюда!
— Я еще как ребенком был, — говорит, бывало, — так мамка меня
с ложечки водкой поила, чтобы не ревел, а семи лет так уж и
родитель по стаканчику на день отпущать стал.
— Осталась я после мамыньки
по восьмому годку;
родитель наш не больно чтобы меня очень любил, а так даже можно сказать, что
с самых детских лет, кроме бранных слов, ласки от них я не видывала.
С этих пор заведение Тюрбо сделалось рассадником нравственности, религии и хороших манер.
По смерти
родителей его приняла в свое заведование дочь, m-lle Caroline Turbot, и, разумеется, продолжала родительские традиции. Плата за воспитание была очень высока, но зато число воспитанниц ограниченное, и в заведение попадали только несомненно родовитые девочки. Интерната не существовало, потому что m-lle Тюрбо дорожила вечерами и посвящала их друзьям, которых у нее было достаточно.
— И как это ты проживешь, ничего не видевши! — кручинилась она, — хотя бы у колонистов на лето папенька
с маменькой избушку наняли. И недорого, и,
по крайности, ты хоть настоящую траву, настоящее деревцо увидал бы, простор узнал бы, здоровья бы себе нагулял, а то ишь ты бледный какой! Посмотрю я на тебя, — и при
родителях ровно ты сирота!
Аграфена Кондратьевна. Так что же, я дура, по-твоему, что ли? Какие у тебя там гусары, бесстыжий твой нос! Тьфу ты, дьявольское наваждение! Али ты думаешь, что я не властна над тобой приказывать? Говори, бесстыжие твои глаза,
с чего у тебя взгляд-то такой завистливый? Что ты, прытче матери хочешь быть? У меня ведь недолго, я и на кухню горшки парить пошлю. Ишь ты! Ишь ты! А!.. Ах, матушки вы мои! Посконный сарафан сошью да вот на голову тебе и надену!
С поросятами тебя, вместо родителей-то, посажу!
Ему было легко учить Юлию: она благодаря гувернантке болтала по-французски, читала и писала почти без ошибок. Месье Пуле оставалось только занять ее сочинениями. Он задавал ей разные темы: то описать восходящее солнце, то определить любовь и дружбу, то написать поздравительное письмо
родителям или излить грусть при разлуке
с подругой.
Предав
с столь великим почетом тело своего патрона земле, молодой управляющий снова явился к начальнику губернии и доложил тому, что единственная дочь Петра Григорьича, Катерина Петровна Ченцова, будучи удручена горем и поэтому не могшая сама приехать на похороны, поручила ему почтительнейше просить его превосходительство, чтобы все деньги и бумаги ее покойного
родителя он приказал распечатать и дозволил бы полиции, совместно
с ним, управляющим, отправить их
по почте к госпоже его.
— Да вы, сударыня, может, покупаете у ваших крестьян: они люди богатые и все почесть на оброках, а нам где взять?
Родитель у меня в заделье, господа у нас не жалостливые, где хошь возьми, да подай! Не то, что вы
с вашим супругом! — выпечатывала бойко Маланья. — У вас один мужичок из Федюхина — Власий Македоныч — дом, говорят, каменный хочет строить, а тоже откуда он взял? Все
по милости господской!
Он волновался и беспокоился, хотя не мог сказать, об чем. По-видимому, что-то было для него ясно, только он не понимал, что именно. Оттого он и повторял так настойчиво: нельзя-с! Еще
родители его это слово повторяли, и так как для них, действительно, было все ясно, то он думал, что и ему, если он будет одно и то же слово долбить, когда-нибудь будет ясно. Но когда он увидел, что я он ничего не понимает, и я ничего не понимаю, то решился, как говорится,"положить мне в рот".
— Ну, спал — так и слава Богу. У
родителей только и можно слатйнько поспать. Это уж я
по себе знаю: как ни хорошо, бывало, устроишься в Петербурге, а никогда так сладко не уснешь, как в Головлеве. Точно вот в колыбельке тебя покачивает. Так как же мы
с тобой: попьем чайку, что ли, сначала, или ты сейчас что-нибудь сказать хочешь?
— Выхожу я, сударь, после обедни из алтаря, чтобы святителю
по моему заказу молебен отслужить, а смотрю — пред аналоем
с иконой стоит сама Марфа Андревна, к обедне пожаловали, а за нею вот они самые, сестрица Марья Афанасьевна, которую пред собой изволите видеть,
родители мои и братец.
Затем,
с «талантом, отличающим карандаш этого джентльмена», он украсил на рисунке свитку лозищанина несколькими фантастическими узорами, из его волос, буйных, нестриженых и слипшихся, сделал одно целое — вместе
с бараньей шапкой и, наконец, всю эту странную прическу,
по внезапному и слишком торопливому вдохновению, перевязал тесьмой или лентой. Рост Матвея он прибавил еще на четверть аршина, а у его ног, в водоеме, поместил двух младенцев, напоминавших чертами предполагаемого
родителя.
В гимназии на уроках Передонов злословил своих сослуживцев, директора,
родителей, учеников. Гимназисты слушали
с недоумением. Иные, хамоватые
по природе, находились, что, подлаживаясь к Передонову, выражали ему свое сочувствие. Другие же сурово молчали или, когда Передонов задевал их
родителей, горячо вступались. На таких Передонов смотрел угрюмо и отходил от них, бормоча что-то.
— Эти порядки нам хорошо известны, — возразил сейчас же Творожков, не давая ему продолжать, — провинится гимназист, его в гимназии накажут, как
по правилам следует; коли ему неймется,
родителям дадут знать или там в гимназию вызовут, классный наставник или там инспектор скажет, в чем его вина; а уж как
с ним дома поступить, это
родители сами знают,
по ребенку глядя, ну и опять же
по вине.
Потому
родитель твой, — продолжал Васильев
с каким-то злобным удовольствием, посыпая перцем свой рассказ во всем, что касалось Фомы Фомича, — потому что
родитель твой был столбовой дворянин, неведомо откуда, неведомо кто; тоже, как и ты,
по господам проживал, при милости на кухне пробавлялся.